Как создавалось Общественное ТВ Молдовы?

Общественное телевидение Молдовы — это в прошлом государственный телеканал. Его директор Мирча Сурду пришел работать сюда в 80-х, обычным журналистом. Потом вел собственное политическое ток-шоу. После развала Союза на госТВ было относительно свободно, — рассказывает «Громадському радио» Мирча Сурду, — пока в 2001-м к власти в Молдове не пришли коммунисты.

«И когда пришли коммунисты к власти в 2001 году, они начали следить за тем, что передается по телевидению, короче, говоря была цензура. И тогда в 2002 году журналисты телевидения сделали забастовку, крупнейшую забастовку».

Эфир в прайм-тайм был сорван. На экранах появилась надпись: «Журналисты против цензуры». Мирча Сурду возглавил забастовочный комитет. Коллектив подал иск в Европейский суд по правам человека. Журналисты заявляли — с приходом коммунистов ни одна из оппозиционных партий не имеет доступа к эфиру государственного телеканала, а администрация ввела ряд ограничений. Например, журналистам запретили говорить в эфире слова «румын», «румынский язык», «Бессарабия», «тоталитарный режим» и так далее. Спустя семь лет корреспонденты иск выиграли, — рассказывает Мирча Сурду.

«Мы выиграли этот суд как-то не вовремя. Потому что как раз мы выиграли в сентябре или ноябре, а за два месяца ушли коммунисты. То есть получилось так, что мы семь лет судились с коммунистами, а когда они ушли — тогда мы и выиграли». 

А пока в ЕСПЧ рассматривался иск, парламент решил сделать на базе государственного телевидения — Общественное. Конкурентов у него немало — почти каждая политсила имеет свое телевидение в Молдове. К тому же там до их пор смотрят российское ТВ, пропитанное пропагандой, —рассказывает «Громадському радио» продюсер канала Леонид Мельник

«Российские каналы они очень привлекательны, особенно в развлекательных передачах. Они вкладывают очень много денег в это. И люди смотрят это. За счет этого обладатели лицензий получают доходы от рекламы. Но с другой стороны румынских каналов очень мало, потому что у них немножко законодательство другое, они по-другому видят, нужно платить за контент, а Россия дает все бесплатно!» 

Общественное ТВ Молдовы финансируется из государственного бюджета. И денег не хватает. Продюсер новостей рассказывает «Громадському радио» — студию построили за счет помощи извне.

«Это за счет грантовых денег, с «Deutsche Welle» они совместно с нами, с Румынии коллективы были».

Деньги просили у других государств, — добавляет директор Мирча Сурду.

«Я шел в польское посольство “дайте, пожалуйста”, в американское посольство, норвежское посольство. И все дали понемножку, с миру по нитке и мы сделали хорошую студию, Но! Но второй раз это не пройдет».

Сейчас в парламенте Молдовы рассматривают новый законопроект, который может изменить схему финансирования Общественного телевидения. На какую — пока не ясно. Ирина Ромалийская, Громадське радио, Молдова, Кишинев.

Полное интервью Ирины Ромалийской с директором Общественного ТВ Молдовы Мирчей Сурду.

Мирча Сурду: Если в документах ты называешь себя Общественным телевидением, ты не становишься общественным автоматически. Это очень сложный процесс, потому что цензура надолго заседает в голове журналиста. Нам сложно было доказывать, что была цензура.Как делалась цензура? Тебе не писали сценарии, тебе устно говорили. Мы доказывали это очень сложно, но доказали, потому что доказательства все-таки были. Сначала мы стали только на бумаге общественным телевидением, потому что журналистам сложно бороться с политиками. Они очень искушают, и всегда могут обыграть журналистов, потому что, мне кажется журналисты более неподготовленный народ в таких играх. Каждая власть во все мире хочет влиять на телевидение, потому что это большой рупор. И сейчас у нас идет большая борьба. Уже 12 лет прошло и мы все еще боремся.

Ирина Ромалийская: Как Общественное телевидение сделали на законодательном уровне?

Мирча Сурду: Приняли закон об общественном телевидении. Законы у нас очень хорошие, они писались с европейских законов. Но действуют эти законы сложнее, чем в Европе. Потому что, если Франция обучалась демократии столетиями, мы должны свои уроки выучить за 20 лет.

Вы знаете, телевидение делается с деньгами, а деньги нам все-таки выделяет государство. Но государство не должно влиять на то, что ты передаешь, хотя и есть косвенное влияние. Если ты неправильно говоришь, тебе не скажут, что недодадут денег в бюджет, а просто сделают это.

Ирина Ромалийская: Но найдут причины сказать, что деньги закончились.

Мирча Сурду: А причины не надо долго искать, потому что, если государство бедное, они могут сказать, что все мы живем в тяжелых условиях. Вы видите в каких условиях мы живем? Это здание было старше, чем я. Оно было построено в 1958 году, капитального ремонта не было, техника устарела, но мы умудряемся работать. У нас хорошие рейтинги, у нас все еще хорошие рейтинги, но это очень сложно.

Ирина Ромалийская: Какие у вас рейтинги и покрытие?

Мирча Сурду: У нас 100%-е покрытие по стране, а рейтинги — официально мы второе телевидение в государстве, после прайма, после московского ОРТ. Мы в бывшем Советском Союзе практически единственное телевидение, по-моему, еще одно телевидение в Прибалтике, которое котируется в своей стране. Мы еще котируемся в бывших соцстранах, потому что то же самое, например, случилось в соседней Румынии, там телевидение ушло на 8-10 место. Мы еще держимся.

Ирина Ромалийская: А за счет чего?

Мирча Сурду: Мне сложно сказать, но мне кажется, что мы делаем конкурентоспособный продукт. У нас очень хорошие новости, очень корректные новости, потому что здесь телевидение делилось на левых и правых, тогда новости получались у одного левые, а у другого — правые. А у нас просто новости. Мне кажется за счет этого мы держимся.

Но удерживаться за счет этого дальше будет очень сложно, потому что техника на телевидении у нас очень много означает. Мы, например, работаем с одной ПТС-кой (передвижная телевизионная станция), которую, как я всегда шучу, советские списали еще на Олимпиаде в 80-том году, а мы еще работаем. Другую ПТС-ку  нам подарили норвежцы. Они тоже списали ее у себя, потому что для них она была очень плохой, а для нас она очень хорошая.

Ирина Ромалийская: Что с финансированием? И в законе прописано, что оно должно быть государственным или есть планы перехода на другой вид на абонплату, например?

Мирча Сурду: Это есть в планах, но для Республики Молдова — это будет большой ошибкой. У нас сейчас хотят внедрить новый кодекс по аудио-визуальному контенту, где прописано, что мы должны перейти на абонентную плату, но это будет очень большой ошибкой, потому что у нас очень бедное государство. Получается замкнутый круг. Все говорят, что мы делаем плохие передачи, потому что обычно говорят, что национальное телевидение плохое. Везде говорят так.

Ирина Ромалийская: Но вы же на втором месте.

Мирча Сурду: На это народ не смотрит. Все говорят: много денег, плохие передачи. А мы говорим, что мало денег, поэтому мы делаем плохие передачи. Вот в таком замкнутом круге и будем. Общественность будет протестовать против этого, потому что обычно человек против каждого лея, который должен отдать из своего кармана. Мне кажется, что лучший вариант для республики Молдовы — это грузинский вариант. В Грузии, согласно закону, общественному телевидению выделяются деньги из ВВП, процент из валового продукта, и тогда политики не вмешиваются.

Ирина Ромалийская: Есть фиксированный процент от валового продукта, который идет на финансирование общественного телевидения?

Мирча Сурду: Да. Я предлагаю такой вариант. В Турции, например, эти деньги внесены в электроэнергию, при оплате электроэнергии часть идет туда.

Ирина Ромалийская: Есть еще формы, когда часть идет от покупки телевизора.

Мирча Сурду: Это сложные формы для Республики Молдовы, это в богатых странах. Грузинский вариант, мне кажется, самым хорошим для нас, тогда политики не будут ничего иметь. Не будет прямой связи, если ты неправильно что-то говоришь. Это теоретически, потому что на практике мы умудрились быть лучшими в стране. У нас были выборы, у нас очень много проверяют на выборах, в том числе и иностранные организации, но мы всегда были первыми по корректности. Это очень важно.

Ирина Ромалийская: Ваше предложение поддерживается парламентом?

Мирча Сурду: Я не знаю, поддерживается или нет, потому что они приняли закон в первом чтении этим летом. Но у нас все законы меняются или принимают какую-то форму во втором чтении, когда они голосуют за разные поправки. Закон приняли в первом чтении, а когда второе чтение, — я не знаю.

Ирина Ромалийская: А в первом чтении есть эта формула?

Мирча Сурду: Нет. Есть многие вещи, которые не останутся таковыми, потому что, например, в первом чтении есть то, что телевидение отделяется от радио, потому что у нас до сих пор телевидение совмещено с радио.

Нас очень долго курировало немецкое радио «Deutsche Welle», они нам помогали с тренерами, продукцией. Мы очень много немецкого продукта вещаем, они нам дарят его, это, кстати, очень хороший контент. Они всегда говорят, что мы должны быть вместе с радио, потому что это модно в Европе. Я всегда ругаюсь с ними: «Покажите мне хоть одну компанию, где радио находится через две дороги от телевидения, и они существуют вместе». Вот у нас радио находится через две дороги отсюда. Когда я был простым журналистов, я семь лет не ходил на радио, даже не заходил туда. У нас нет общих новостей. Новости радио и новости телевидения — отдельно, у нас даже политика разная.

Ирина Ромалийская: Какой у вас средний возраст журналистов? Много ли молодых?

Мирча Сурду: Я шучу иногда, что рядом со мной конференц-зал, где по понедельниках я провожу свои летучки с начальниками отделов. Когда я пришел на телевидение, за столом сидели те же люди, которые и сейчас сидят, просто тогда мне было 21, а им по 50, а сейчас мне уже много, а им намного больше. Это шутка, но в этой шутке есть горькая правда, потому что получается, что если мы говорим, что пенсионеры должны немножко уйти — это дискриминация по возрасту, а то, что молодые не могут прийти на телевидение — это не дискриминация молодых?

Ирина Ромалийская: А уволить нельзя, потому что есть законы и профсоюзы?

Мирча Сурду: Это очень сложный процесс. Да, у нас есть и профсоюзы, и законы, социалистический кодекс труда. Чтобы одного человека уволить, ты должен за ним наблюдать в течении года. Кто имеет это время наблюдать за человеком целый год?

Ирина Ромалийская: Соответственно, вы теряете конкурентоспособность на рынке?

Мирча Сурду: Да, так получается. За последние два месяца от нас ушло 12 человек, которых мы обучали, которые очень хорошие профессионалы. Например, одна ведущая ушла на другой коммерческий канал, она плакала, но уходила. Говорит: «Здесь я, а там зарплата». Потому что у нас зарплаты меньше, чем на коммерческих каналах.  

Ирина Ромалийская: Насколько меньше?

Мирча Сурду: В 2-3 раза. Для молодых это очень важно. Они начинают строить жизнь, у них обычно нет квартир, машин, и они все это должны сделать в своей жизни. Я это прекрасно понимаю.

Ирина Ромалийская: А есть какие-то перспективы, что зарплата увеличится?

Мирча Сурду: Я думаю, что с новым законом это, возможно, случится. Я очень надеюсь, потому что я не вижу другого выхода.

Ирина Ромалийская: У вас сейчас есть давление со стороны правящей партии? У вас есть так называемое право звонка, когда вам кто-то звонит и говорит: «Снимите это с эфира»?

Мирча Сурду: Нет. Здесь был очень старый кабинет, все это было сделано со старого советского дерева. Когда я один раз ушел в отпуск, мои молодые коллеги сняли это дерево и решили сделать маленький ремонт, потому что мне от этого дерева еще и физически было плохо. Когда я приехал с отпуска они мне говорят: «Там что-то неладное, мы испугались и не тронули». Там была печать, до сих пор она есть: «Проверено КГБ МССР».

Эти люди не знали, что такое КГБ, а это есть в крови, они побоялись ее трогать. А я не замечал до этого, я не ходил в тот угол смотреть. Я позвонил в нашу местную службу безопасности Молдовы, и говорю: «Приходите, забирайте». Они пришли втроем. Я даже пошутил: «Один умеет писать, другой читать, а третий слушать?» Там оказались правительственные телефоны, которыми я никогда не пользовался. Я говорю: «Убирайте это отсюда». А они говорят: «Вот вам это не надо, а придет другой человек и этому может быть надо будет. Давайте мы заблокируем и оставим». Я говорю: «Блокируйте». Для меня это символически, потому что мне никто не звонит, если честно.