Громадське радіо
Крымские силовики задержали севастопольца Алексея Шестаковича первого марта этого года, после проведения обыска в его доме. 12 марта Алексея выпустили из Бахчисарайского изолятора, в котором он пробыл 11 суток.
Алексей Шестакович живет в Севастополе. Он участник движения “Анархисты Севастополя”. До 2014 года Алексей был активным участником движения против застройки Херсонеса.
После оккупации Крыма Шестакович решил не получать паспорт гражданина РФ. В 2016 году вместе с единомышленниками участвовал в пикете главного управления ФСБ Крыма, пикет был направлен против репрессий в отношении анархистов, в частности, Александра Кольченко.
Первого марта 2018 года Алексей планировал подать уведомление о проведении митинга против выборов президента РФ, но не успел это сделать – утром первого марта, к нему в дом пришли с обыском, после которого его задержали и арестовали на 11 суток.
В своем интервью Громадському радіо Алексей рассказал о пытках, которые применяли по отношению к нему крымские силовики.
– Алексей, первого марта у вас проходил обыск с последующим задержанием и арестом. Как проходил обыск?
– Почти в восемь часов пришли ко мне домой. Я еще спал. Стащили меня с кровати, заломали руки за спину, какой-то веревочкой завязали их через шею, лежал на полу в одних трусах. Следователь показал мне свое удостоверение – Александр Сергеевич Лягищенко или Лягущенко – фамилию могу путать. Показали постановление Евпаторийского суда об обыске. Я прочитал: действительно об обыске, а не об осмотре.
Дальше начался обыск. Около получаса я лежал на полу. Потом меня подняли, штаны даже натянули, посадили, наблюдал что да как происходит. Компьютер включили, спросили: «Какой пароль?». Я им говорю: «Нет, не скажу мои личные данные». Раньше я думал: пароль себе классный выдумаю на компьютере – не будут мою переписку читать личную. Неприятно, когда твои письма читают. Изъяли кучу всего – 22 пункта, начиная от шарфа с надписью «Свобода или смерть», платок черно-красный анархо-коммунистический (не знаю откуда он у меня взялся). Что еще взяли… фотики, компьютеры, флешки, планшет. Трафарет у меня был «Быть добру и ремонту». Его тоже изъяли. Не знаю, как они его будут использовать, может где-то надписи будут писать.
Около меня постоянно был один альфовец (Альфа – подразделение Центра специального назначения ФСБ, – ред.). Хотя, их было минимум три человека: возле меня и во дворе еще тусили. Ну, такие: достаточно грубовато себя вели, но ничего удивительного. Смотрю я на этого альфовца, одежду рассматриваю, маску. Он заметил, что я наблюдаю и мне кулаком в нос слегонца, но чувствительно. Потом ладошкой по горлу стукнули. Потом нашли платок и говорят: «Оооо! Давай на него наденем». Повязали его мне на шею и спрашивают: «Что это такое?». Я говорю, что это анархо-коммунистический. «А что значат цвета? Это ж бандеровские». А я говорю: «Черный – это свобода, красный – коммунизм». Он меня в грудину пробил слегонца – этот момент даже понятые должны были видеть. А так, вообще кучи людей туда заходили и выходили. Я вот точно трех человек из Симферополя знаю – по 2016 году сталкивался. Женщина с собакой заходила, туда-сюда что-то шлялись, между собой болтали. Говорили, что мы вообще всех ваших сейчас «пакуем». Я думал, что это обманывают или пугают так, а потом оказалось, что действительно у всех обыски были, у всех изымали технику.
Потом веревку эту сняли с меня, дали одеться, наручники одели, затянули сильно. Я им говорю: «Ослабьте». А они говорят: «Нормально, по закону можно». Четыре часа весь этот обыск был.
– Во время обыска вы не просили связаться с адвокатом?
– Да, просил постоянно. Они говорят: «Ты подозреваемый в административном правонарушении, и адвокат не положен поэтому».
Около 12.00 составили протокол об изъятии. Я ознакомился. Они сняли наручники, чтобы я подписал, ознакомился. Я спрашивал: «Зачем?», «Почему?». Альфовцы психанули, заломали мне руки, давай застегивать наручники. Я спрашиваю: «А как же подписать?». А они – пакет на голову мне, заломали и вывели. Вот этот момент меня с пакетом на голове мамка видела, соседи. Они мамке сказали, что это для того, чтобы не знали, кого выводят.
Завели в автобус, там по ступенькам поднялся, тут же надавили пальцами на глаза, начинаю кричать, больно все-таки. На выдохе пакет затягивают, душат немного, потом чуть-чуть отпускают, по голове тычки, оскорбительные, злые высказывания в отношении меня. Чуть-чуть дали подышать и опять затянули уже посильнее – едва сознание не потерял. Повалили на пол, на ноги наступили, ботинки были без шнурков уже – слетели.
Пока ехали, мне руки периодически поднимали – выламывали. Хотя, я боялся, что опять начнут душить, потому что это наиболее тяжелая пытка. Заставляли меня кричать «Я – животное!». Когда начинал кричать, только тогда они начинали немного отпускать. Один еще говорит: «Вот ты анархист, свободу любишь, а я вот вообще противоположных взглядов». Я говорю ему: «А на каких ты позициях?». Он мне руки поднял – больно стало. Пока ехали, каждые полминуты руки поднимали, я кричал, больно было. Еще думал – если до Симферополя ехать будем, то, наверное, я не доеду живым.
Потом машина остановилась. Вывели, завели в какую-то комнату, на колени меня поставили. Телом положили на кушетку, пакеты на голове лежат. Пока я ехал, пакеты пытался перегрызать, чтобы можно было вдохнуть. Они это заметили и еще один пакет надели. Ну, в общем, на кушетку положили меня. Лежу минуты две, пытаюсь отдышаться. Потом наручники сняли. Встаю, а пакеты на кушетке остаются. Они давай меня расспрашивать: «Кто в шестнадцатом году граффити рисовал?». Я говорю: «Не знаю кто рисовал». Что-то еще спрашивали… Потом говорят: «Ладно, пошли протокол составлять». Зашли в комнату участкового, а там понятые сидят, еще какие-то люди, Иван Марков (другой активист, также задержанный первого марта, – ред.) в том числе. Я ему говорю: «О, привет!». Уже началя протокол оформлять по экстремизму, за песни «Вконтакте». Пока они что-то оформляли, я более-менее в сознание пришел, думал, может, уже пытать больше не будут. Хотя, угрозу пыток чувствовал до конца дня.
Я им говорю: «Меня пытали. Это неправильно. Дайте заявление написать. В протокол, давайте, внесем, а они шутят: «Что там тебя пытали – у нас тут как-то с Ростова ребят привозили – вот тех «укачало» нормальненько». «Укачало» – как я понял, это на сленге «пытки», потому что, когда обыск у меня был, меня там с подколкой спрашивали: «Тебя в машине вообще не укачивает?». Я им говорю: «Да нет вообще». А потом, когда уже с кушетки встал, они говорят: «Ну, что? Тебя укачало?». Я говорю: «Не то слово!»
В протоколе о задержании я написал, что меня пытали: душили пакетом, ногами наступали, руки выламывали. Подписал протокол об экстремизме, потом вывели на улицу, сели в автобус, сто метров проехали до батальона ППС, там – на пятый этаж. И там следователь – Лягущев Александр Сергеевеч. Начали брать показания по Каракашеву (анархист из Евпатории, его обвиняют в призывах к осуществлению террористической деятельности, содержится в СИЗО – ред.).
Потом поехали на суд, там мне уже одиннадцать суток дали. И там Маркова еще раз увидел. Сказал ему, что меня пытали. Это единственное, что я успел ему сказать. Потом полиция не дала нам общаться.
В суде я ходатайствовал о ведении протокола судебного заседания. На суде и про пытки рассказывал, которые применяли в отношении меня. Судья мне говорит: «Мне как бы до лампочки твои пытки, у нас другое дело – по экстремизму». Думал, что на суде будут вопросы задавать, а судья говорит: «Встать, суд идет». Потом пошел в совещательную комнату, и выходит уже с решением об одиннадцати сутках. Зачитал.
Потом повезли на освидетельствование. Там четыре часа прождали.
Потом повезли меня в Бахчисарай – якобы в Севастополе в изоляторе все занято, а там – свободно.
В изоляторе я уже понял, что «до лампочки» охране на меня, там никаких пыток не было.
– Насколько я понимаю, вам дали одиннадцать суток за аудиозаписи, опубликованные в социальной сети «Вконтакте». Расскажите, какие это были аудиозаписи и когда они были опубликованы?
– Я не помню, чтобы я их публиковал. Эти песни я слышал, какие-то песни «ансамбля Христа спасителя» точно были, но то, что они были экстремистские, я не знал. Веселые панковские песни, где мужик голосом Бабы Яги поет всякие глупости типа «Космонавты лезут на небо, а богом это запрещено, Терешкова – ведьма, а космоса нет и не было даже при Сталине».
– Далее планируете подавать заявление на сотрудников, которые применяли пытки в отношении вас?
– Вчера ходил в библиотеку, там составил заявление в прокуратуру, отправил на Email им, но надо в бумажном виде сделать. Как бы экстремизм не экстремизм, это более-менее еще какая-то законность есть, но пытки – это …, извините меня за мой французский. Этого не должно быть. Какой бы человек ни был, но пытать его – не очень хорошо.
И вот я думаю: они понимали, что я – человек публичный и молчать не буду, и, тем не менее, они меня пытали. Это всего-то 15-20 минут было, и я там офигел на самом деле. А другие люди, которые не смогут огласки сделать, там их сутками могут пытать, и это тяжко весьма. То, что это практика нормальная для полиции, для меня уже само собой понятно.
– Как считаешь, административное дело и арест был связан именно с публикациями «Вконтакте» или публикация была причиной воздействия на тебя и на других активистов?
– То, что публикация была причиной, и они явно знали об этой публикации давно и просто в нужный момент ее использовали. У нас буквально накануне, я подготовил уведомление об акции, митинге по бойкоту выборов. Целью акции было донести до населения, что пост президента — это атавизм монархии и феодализма самодержавия. Первого числа я должен был подать это уведомление, а наши силовики к выборам весьма сильно активизировались. Я считаю, что именно с этим связано.
– Далее планируешь продолжать активистскую деятельность на территории Крыма?
– Честно сказать, до этого моя активистская деятельность была направлена на то, чтобы показать, что есть люди, которые имеют свое мнение, которые его высказывают, не боятся использовать законные методы для того, чтобы его озвучить, для того, чтобы люди понимали, что есть разные мнения, а не только так, как по телевизору рассказали. Сейчас я уже вижу, что наша деятельность показывает людям обратный эффект, что если будешь что-то высказывать, то найдут за что, за какую-то мелочь посадят, побьют еще. Ну вот сейчас надо думать вообще, что делать дальше, потому что быть мальчиком для битья как-то не очень хочется. А понимание того, что посадить могут в любой момент – оно есть. Надо будет – посадят легко, а под пытками, я уже понял, ты любую информацию подпишешь.
– Не планируешь покидать территорию полуострова?
– Честно сказать, когда сидел в изоляторе, думал на каких-то сутках, что вот выйду, домой приеду, отмоюсь, сумку соберу и попытаюсь выехать. А потом с товарищами пообщался, увидел, что они настроены по-боевому, готовы дальше отстаивать свои права. Сейчас хочу пока остаться, надо, как минимум озвучить, донести проблему. Но, на будущее, не знаю… Задумываюсь. Хотя до пыток не думал, честно сказать.
– Теперь скажи все, что хочешь сказать.
– Не ходите на выборы, за вас и так проголосуют.
Читайте также: На кримського активіста, що підтримував Кольченка, відкрили три справи — правозахисниця