Фото: Росія 1
Проект ініційований об’єднанням родичів політв’язнів для того, щоб розповісти про своїх рідних, яких ув’язнила Росія і зробила з них «фашистів» та «терористів».
Ведучі програми Наталя Каплан — сестра Олега Сенцова та Ігор Котелянець — рідний брат Євгена Панова. Допомагає їм в студії журналістка Ірина Ромалійська.
Олексій Стогній — житель Криму, якого окупаційна влада затримала в серпні 2016-го року та звинуватила у підготовці диверсій на півострові. Пізніше його засудили до 3,5 років позбавлення волі. Олексія катували для вибиття так званих «зізнань» у плануванні підривів інфраструктурних об’єктів в Криму на замовлення української влади. Відео показів змученого чоловіка використало російське телебачення у пропагандистських сюжетах.
Усього, за інформацією Кримської правозахисної групи, у 2016-му році окупантами було затримано дев’ять осіб за звинуваченням у співпраці з української розвідкою і підготовці диверсій в Криму. Це Євген Панов, Андрій Захтей, Редван Сулейманов, Володимир Присич, Дмитро Штибліков, Олексій Бесараб, Володимир Дудка, Гліб Шаблій та Олексій Стогній.
Справи цих заручників Кремля сфабриковані та використовуються росіянами з політичною метою та для агресивної антиукраїнської пропаганди.
В нашій студії — дружина Олексія Стогнія Оксана.
Ірина Ромалійська: Оксана, расскажите, как и когда задержали вашего мужа?
Оксана Стогній: Моего мужа задержали в ночь с 14-го на 15-е ноября 2016-го года. Он выехал 14 ноября, его подвезли знакомые на машине к «российскому» КПВВ. Направлялся он в город Киев на День рождения старшей нашей дочери, которая на тот момент являлась студенткой первого курса киевского университета. Знакомые его высадили, увидели, как он вошел на КПВВ, и уехали.
На следующий день он должен был по приезду позвонить, но вместо звонка произошли обыски — в нашей квартире, в квартире родителей, у мужа на работе. И только к вечеру один из сотрудников сказал, что муж задержан.
Он служил на флоте в Севастополе, был период службы и в Киеве. Уволился он в 2009-м году, то есть в 2016-м году было 7 лет, как он уже не служил. Я думаю, что ФСБ наверняка выбирало человека, не бабушку же обвинить в диверсиях
На следующий день мы пытались его найти, и только к вечеру нам позвонил муж с телефона адвоката по назначению, и сказал, что он задержан.
После этого мы созвонились с этим адвокатом, которая сказала, что назначено судебное заседание, на которое мы можем приехать, но в сам зал заседания нас вряд ли допустят. Так и произошло. На следующий день 17 ноября мы приехали в «Киевский районный суд» Симферополя, видели, как мужа вели на судебное заседание. Он был в балаклаве на голове, его вели два человека, также одетые в маски. Его руки были закованы в наручники за спиной и приподняты вверх, то есть его вели в согнутом положении. В зал заседания нас не пустили.
Ігор Котелянець: Як вони пояснювали те, що сталося?
Оксана Стогній: После заседания нам сказала адвокат, что мужа задержали и обвиняют в изготовлении самодельного взрывного устройства, какие-то боеприпасы при нем были. Но это не все — на самом деле, его обвиняют в диверсионной деятельности, что якобы он участник диверсионной группы, которая что-то хотела подорвать в Крыму.
Наталя Каплан: Они объяснили, почему никого не пускали на судебное заседание?
Оксана Стогній: Никто ничего не объяснял. Адвокат по назначению сказала, что это тайна, я ничего вам больше сказать не могу, но дела у вас плохи. И, несмотря на то, что я говорила, что есть свидетели, люди, которые его подвезли, она говорила, что это неважно, что есть документы о его задержании, из которых исходит суть дела.
На видео ФСБ говорилось, что задержание было днем, хотя мы прекрасно знаем, что знакомые подвезли его на КПВВ и видели, как он заходил, а это было ночью с 14-го на 15-е
Ігор Котелянець: Ви вже на той момент бачили версію російських ЗМІ про терористів-диверсантів, які хочуть все знищити?
Оксана Стогній: Да, через неделю вышел ролик по российским СМИ, где показали «признания» Алексея в том, что он работает на спецслужбы Украины. Там говорилось, что задержание было днем, хотя мы прекрасно знаем, что знакомые подвезли его на КПВВ и видели, как он заходил, а это было ночью с 14-го на 15-е. Также его подвезли на КПВВ, а в ролике показали, что его задержали в районе Симферополя. В дальнейшем мы узнали, что они ставят дату задержания 16 ноября. И что происходило полтора дня с человеком, мы можем только догадываться.
Ігор Котелянець: Ця історія дуже схожа на історії українців, які звинувачуються в диверсійних статтях, коли людину викрадають в один день, а говорять про його затримання лише через декілька днів. І по документам фігурують дати на два-три дні пізніше. Як правило, за цей час людину тримають в якихось підвалах, катують, вибивають зізнання для того, щоб вона на відео розповіла те, що потрібно ФСБшникам. Ми бачили, в якому стані Олексій знаходиться на відео, я так розумію, що це не його природній стан?
Оксана Стогній: Это действительно так. Заметно, что это не тот человек. Алексей — жизнерадостный, он всегда готов помочь любому, это отличный сын для своих родителей, папа с большой буквы для наших дочерей.
Ігор Котелянець: А як вам ця драматургія — те, як вони показали момент затримання? Що наче б то він потайки йшов, в нього був пістолет і так далі.
Оксана Стогній: Киселев на российском канале рассказывал, что Алексей шел на какую-то встречу, его жестко задерживали, показано видео, как муж лежит лицом вниз, на него наваливаются сотрудники ФСБ, и за ремнем находится пистолет. Они так важно его вытаскивают, показывают перед камерой и разбирают.
Наталя Каплан: Вы общались потом с теми людьми, которые подвозили вашего мужа?
Оксана Стогній: Да, когда по телеканалам показали съемку с задержанием, они тут же примчались в шоке, потому что они были свидетелями совершенно иных обстоятельств, когда Алексей заходил на КПВВ. Кроме того, в этом ролике есть красная открытка, я ее не сразу заметила тоже. Эту открытку как раз и передали те знакомые, которые его подвозили, чтобы он передал дочери в Киев. И на этом видео в одном моменте она видна, потом ее, видать, вырезали.
Ірина Ромалійська: Після того, як його затримали, йому обрали запобіжну міру — тримання під вартою. Що потім було?
Оксана Стогній: Каждые два месяца продлевали арест. Адвокат сказала, что будет много экспертиз, и, согласно этим экспертизам, будут решать, что будет дальше. Так все и тянулось. В марте нам дали свидание, я видела мужа. Он сильно похудел. Конечно, он ни на что не жаловался, я думаю, это неспроста, потому что очень за нас переживал. Даже был такой момент, что адвокат меня спросила, не болею ли я, потому что за меня сильно переживает Алексей.
Нам так и не удалось поменять адвоката, никто не соглашался, суды были закрытыми, мы на них присутствовать не могли
Ігор Котелянець: Чи відомо щось про його самопочуття?
Оксана Стогній: У него есть проблемы с давлением, головные боли, появились судороги в ногах, возможно, это связано с давлением и кровообращением. Но врачебного осмотра там, конечно, нет.
Ірина Ромалійська: Коли буде суд по суті, за вашими прогнозами?
Оксана Стогній: Суд уже был. Мужу оставили самое первое обвинение по изготовлению взрывных устройств, и добавили две статьи по хранению пистолета и гранат. Его осудили на 3,5 года, и он сейчас отбывает так называемое «наказание» в Керчи в колонии строгого режима.
Нам так и не удалось поменять адвоката, никто не соглашался, суды были закрытыми, мы на них присутствовать не могли. Соответственно, решение было вынесено достаточно быстро. Если они считают, что человек действительно виноват, почему делают эти закрытые суды, непонятно.
Ірина Ромалійська: Як ваші діти переживають цю всю ситуацію?
Оксана Стогній: Дочери очень переживают за папу. Одной 15 ноября будет 18 лет, и мы даже не знаем, как отмечать — то ли день рождения, то ли год задержания мужа. Второй дочери 11 лет. Но у нас она не простая девочка, она с инвалидностью зрения. Ее рождение поменяло очень многое в нашей жизни, мы не знали, как с этим справится. Мой муж на тот момент был военнослужащим Вооруженных сил Украины, и не мог уделять необходимого внимания семье. Поэтому он оставил службу, поменял род деятельности, стал больше уделять времени семье и дочери. Он занимался предпринимательской деятельностью, поэтому у него был гибкий график, и он брал на себя все реабилитационные и лечебные процедуры, которые проходили довольно успешно. Сейчас наша дочка обучается в общеобразовательной школе, несмотря на диагноз, изучает два иностранных языка, она общительна и умеет вести себя в социуме.
Когда на нас обрушились эти обвинения в диверсиях, мы были в шоке. Ведь Алексей постоянно находился в семье, у него не было времени заниматься какой-то ерундой, которую придумал Киселев.
Ігор Котелянець: Так, ФСБ наполягало, що він постійно їздив, домовлявся з українською владою про те, щоб всіх підірвати.
Наталя Каплан: Как вы думаете, это обвинение как-то связано со службой Алексея в Украинской армии?
Оксана Стогній: Я думаю, что да. Он служил на флоте в Севастополе, был период службы и в Киеве. Уволился он в 2009-м году, то есть в 2016-м году было 7 лет, как он уже не служил. Я думаю, что ФСБ наверняка выбирало человека, не бабушку же обвинить в диверсиях. Кроме того, я сама из Киевской области, мы приезжали после всех событий к нашим родственникам, то есть поддерживали связь. Я думаю, что в итоге это все и сыграло свою роль.
У нас есть знакомые, у которых дочка поступила во Львов в университет. Так получилось, что она заболела и умерла. И отец не поехал на похороны, потому что начал переживать, ибо он бывший военный, и может быть подвергнут такому же риску. Он сказал, что, посмотрев на историю с Алексеем, он испугался, что его также могут назвать «диверсантом». И он будет помнить об этом всю жизнь.
Ігор Котелянець: Як можна зараз звільнити Олексія? Чи робить щось для цього держава, на вашу думку?
Оксана Стогній: Сегодня освобождение наших родственников — это политическое решение. Здесь должно быть давление на высшем уровне, а мы как родственники не должны давать забывать об этом.