«Громадське радіо»
Ирина Славинская: Начну с широкого вопроса: страдают ли дети от военных травм? Не только дети на неподконтрольных территориях, не только дети-переселенцы, но и дети с вполне мирных городских квартир.
Лариса Денисенко: Действительно, аспект широкий. У того, кто слышал взрывы или познал потерю, одна травма. У того, у кого нет прямой привязки к войне, есть школа, есть телевизор, возобновление игр в «своих» и «чужих». Если можно, разложите все по полочкам.
Елена Пряничникова: Все дети так или иначе чувствуют причастность к тому, что есть в стране. Не только дети, которые находятся в зоне боевых действий, присутствуют и слышат взрывы. Но даже те дети, которые просто находятся в безопасных городах. Они слышат новости о том, что происходит страшное и непонятное. Для детей многое, что связано со смертью или войной, достаточно размыто. И вызывает страх.
Детям передается состояние взрослых. Если взрослые эмоционально обсуждают события, ребенок будет иметь страхи, связанные с этим, пытаться понять, что происходит.
Ирина Славинская: Я вспоминаю момент Оранжевой революции, когда в школах среди достаточно маленьких детей появлялись формулировки: «Ты что, из «синих?», «Ты что, за Януковича?» как способ обидеть собеседника. А во время Революции Достоинства в детских играх появлялись «Беркут» и Майдан. Откуда это желание — делить на своих и чужих, определять врага?
Елена Пряничникова: Это желание определить границы, определить, «кто я». В наших многих школах есть переселенцы. Эти стрессы для детей, которые приехали, и для детей, которые здесь. Они слышат истории переселенцев, реагируют на это. К тому же, когда встречаются дети из семей с пророссийскими взглядами и те, которые на Западной Украине воспитываются, это будет всегда некий конфликт.
То, что дети отыгрывают это, это прекрасно. Это нормальная работа детской психики. Когда ребенок играет, он для себя что-то понимает. Для него мир немножко становится яснее и безопаснее.
Но бывает, когда игра повторяется. Когда ребенок отыгрывает один и тот же сюжет, без завершения, без развития. Тогда это говорит о том, что ребенку нужна помощь психолога, что он не может сам ситуацию разрешить.
Лариса Денисенко: Недавно в одной из киевских школ учителя предложили детям пойти на Майдан, почтить память Небесной Сотни. Класс разделился наполовину и даже произошла драка. С одной стороны, дети киевлян восприняли все очень эмоционально, а дети переселенцев сказали: «Если бы не Майдан, если бы вы тогда не прыгали, у нас бы не было войны». Это поставило в ступор учителей, потому что в конфликт включились и родители. Что Вы можете посоветовать, что может делать школа?
Елена Пряничникова: То, что школа является часто не местом безопасности, а местом решения конфликтов — это классика. Важно понимать, что задача школы — не просто обучение, но и воспитание. Я бы не советовала водить детей на Майдан сейчас.
С точки зрения педагогики нужно давать детям возможность выбора. В наших школах он часто у детей отсутствует. Особенно, это касается старшеклассников, у них уже есть четкие взгляды. В первую очередь надо знать мнение родителей этих детей, советоваться с ними, но и учитывать мнение детей.