Госструктуры конкурируют за показания освобожденных заложников, игнорируя их чувства, - юристка
Насколько ценными для расследований военных преступлений могут быть показания освобожденных заложников, и о чем должны помнить следственные органы при организации допросов этих граждан
Обсудим с Алиной Павлюк, юристкой Регионального центра по правам человека.
Алена Бадюк: Правоохранительные органы часто обращаются за информацией и свидетельствам к гражданам, которые вернулись из плена. Помимо правоохранительных органов к ним обращаются правозащитники. Какие в этом сейчас существуют риски, поскольку каждое такое воспоминание может даваться нелегко?
Алина Павлюк: Мы не имеем доступа к оккупированным территориям, поэтому те люди, которые там пребывают, видят обстрелы, страдают от войны, пребывают в плену, – это единственный источник информации, который можно проверить путем получения свидетельств. Из-за этой самой главной причины и возникает такая ситуация, что каждый пытается бороться за этих свидетелей и потерпевших, в том числе наши правозащитные органы и правозащитные организации. Но при этом забывается положение самого человека, как он себя чувствует.
Мы понимаем, что опыт войны – это травмирующий опыт, и каждый раз, когда мы заставляем говорить об этом вновь, вспоминать об этом, проходит процесс повторной виктимизации. Это когда жертва вновь в своих воспоминаниях помещается в ту же саму обстановку, в ту же самую ситуацию, и после короткой беседы жертва может снова чувствовать какие-то приливы тревоги, приступы бессонницы, что она чувствовала уже после тех событий.
Что происходит уже пятый год войны? Жертва общается с правоохранительными органами, потом ее находят правозащитные организации, иногда с некоторым человеком общаются несколько правозащитных организаций. И это особенно влияет на гражданских лиц, потому что им особенно тяжело, по сравнению с военными, это все вспоминать и говорить эти факты, которые были. Потому что военный человек морально готов к жестокостям, когда он идет на войну, и если такой человек проходит плен, то на каком-то уровне он принимает ситуацию немного по-другому. С гражданскими лицами общаться тяжелее, особенно после выхода из плена.
Алена Бадюк: Каким образом можно придержаться баланса – с одной стороны, узнать ценную информацию, и с другой стороны, не навредить ему?
Алина Павлюк: Если выделить какое-то одно общее правило, то я бы сказала – не злоупотреблять. Не злоупотреблять общением с человеком, не злоупотреблять контактом с ним, этими разговорами и количеством разговоров. Эту систему пытались отладить, но пока ничего не вышло.
Берем последнюю историю с освобожденными – 27 декабря 2017-го года. До этого за месяц готовился обмен, были сообщение о подготовке системы дибрифингов, когда собирается комиссия с разных разведывательных органов в комплексе с психологами, они общаются с людьми, и при этом психолог контролирует разговор. Когда эта система начиналась, у меня были подозрения и опасения, насчет состояния информации, которая получается, как она защищается, где собирается и остается. Потому что в эту комиссию не были включены представители официальных правоохранительных органов, которые занимаются расследованием фактов жестокого обращения с пленными. С одной стороны, говорилось о том, чтобы эта информация пошла в расследование, а в итоге вышло так, что тот орган, который совершает расследование, был не у дел.
Алена Бадюк: Есть ли у вас какие-то догадки, почему так произошло?
Алина Павлюк: По моему мнению, это, скорее всего, конкуренция между государственными органами, чтобы показать значение одного перед другим. Это наблюдается уже пятый год.
А с человеком после этого дибрифинга еще общаются представители СБУ, потом появляется правоохранительный орган, который занимается этой всей ситуацией, и его обязанность это все расследовать, потом приходят правозащитные организации, предлагают услуги по юридической помощи и так далее. В итоге получается, что человек после последнего обмена по 4-5 раз рассказывал свою историю в течение трех месяцев.
Полную версию разговора можно прослушать в прикрепленном звуковом файле.