Громадське радіо
Владислав Овчаренко в плену пробыл 15 месяцев на территории оккупированной части Луганской области, был «приговорен» к 17 годам колонии. Владислава освободили 27 декабря 2017 года вместе с еще 73 украинцами.
Валентина Троян: Как себя чувствуешь и чем сейчас живешь?
Владислав Овчаренко: Чувствую себя великолепно, выписался из Феофании, все хорошо. Живу пока мыслями и идеями о будущем.
Валентина Троян: Я все чаще вижу, что на твоих фотографиях появляется символика «Азова».
Владислав Овчаренко: Есть такое дело. Это связано с тем, что, наверное, дальше я буду двигаться с национальным корпусом «Азов», в их рядах, потому что я разделяю их идеологию и в принципе их видение ситуации в данный момент.
Валентина Троян: Ты читал, что пишут о тебе в России (читают твои интервью для украинских СМИ, а потом пишут по-своему). В одном из них тебя назвали «правосеком». Насколько это отвечает действительности?
Владислав Овчаренко: Я вообще не имею никакого отношения к «Правому сектору», но мне приятно, что меня в России так называют. На самом деле я обычный гражданский. Я не был никак связан ни с «Азовом», ни с «Правым сектором». Это Россия – пускай они пишут что хотят. «Свобода слова» – мы же не можем им запретить.
Валентина Троян: Как тебя встречали, когда ты вернулся? Какие первые ощущения?
Владислав Овчаренко: Если честно, я вообще не понимал, что происходит.
Валентина Троян: Ты в тот день знал, что будет обмен?
Владислав Овчаренко: Да. Я еще 26-го знал, что обмен будет 27-го. Нас из СИЗО вытащили к начальнику, сказали писать ходатайство о помиловании на главу «республики». Сказали: «Завтра в восемь утра будьте готовы – вы отсюда уезжаете».
Валентина Троян: Насколько я знаю, вывели большее количество людей, которых якобы хотели менять, но потом часть людей вернули.
Владислав Овчаренко: Нет. Вывели 16 человек, и все 16 человек сели в автобусы и поехали домой.
Валентина Троян: Была одна женщина, которая отказалась ехать, потому что у нее родственники на неподконтрольной территории. Скажи, а теоретически ты можешь вернуться туда?
Владислав Овчаренко: Вернуться – да, хочу. С сине-желтым флагом и с армией друзей. Но вернуться не могу, потому что на меня там возбуждено «уголовное дело» по той же статье, по которой и было. Я там в уголовном розыске.
Валентина Троян: Опять госизмена или шпионаж?
Вернуться в Луганск не могу, потому что на меня там возбуждено «уголовное дело» по той же статье, по которой и было
Владислав Овчаренко: Да. Сразу госизмена и шпионаж. Нас помиловали, и, как только мы пересекли линию разграничения, нам сразу возобновили «уголовные дела».
Валентина Троян: Как ты думаешь, почему?
Владислав Овчаренко: Наверное, они боятся, что мы вернемся.
Читайте также: «Нам не дают свиданий уже больше года», — мать пленного ультрас «Зари» Владислава Овчаренко
Валентина Троян: Среди людей, которых обменяли и с которыми ты общаешься, все хотят туда вернуться? Или есть такие, которым просто уже неприятно и не хочется даже вспоминать?
Владислав Овчаренко: Неприятно многим и не хотят вспоминать тоже многие. Но вернуться домой, в украинский Луганск, хотят все. Соответственно – и в украинский Донецк.
Валентина Троян: Я вот думаю, как надо любить свой город, чтобы после этого ходить по этим улицам. Ты готов?
Владислав Овчаренко: Знаешь, город – это город, а люди – совсем другое. Конечно, этих людей я хотел бы увидеть уже за решеткой, которые нас принимали. А город – это родное, это все воспоминания, память, жизнь, которая там ранее была прожита.
Валентина Троян: Давай поговорим о людях. Понятно, что в последний год ты не имел возможности общаться, но уже жил в захваченном городе. Как долго ты там находился?
Владислав Овчаренко: С 2014 года. Я никуда не выезжал, был там.
Большинство людей хочет, чтобы это все закончилось, чтобы была или Россия, или Украина
Валентина Троян: Что там происходило до того момента, как ты попал в неволю?
Владислав Овчаренко: Бардак происходил, беззаконие тотальное. Поэтому ничего не могу сказать.
Валентина Троян: А есть люди, которые довольны происходящим?
Владислав Овчаренко: Есть такие, которые довольны, есть недовольные – там каша происходит. Большинство людей хочет, чтобы это все закончилось, чтобы была или Россия, или Украина, которым все равно куда – лишь бы был закон, какое-то правовое государство. То, что это там «республика», – в это уже никто особо не верит. Это уже какой-то отработанный материал: «Давайте заканчивать, и уже что-то нормальное».
Валентина Троян: В одном из интервью ты говорил, что за вами следили год.
Владислав Овчаренко: Это Артем (Артем Ахмеров – ред.) говорил. Я тоже это все знаю. Да, за нами год следили, «вели» перед задержанием. Сотрудники «МГБ» были постоянно рядом. Мы особо не замечали.
Уже потом поняли, когда увидели этих людей на допросах, начали понимать, что они целый год вокруг нас крутились. Были знакомые, которые, скажем так, нас «сливали».
Валентина Троян: Это близкое окружение или не очень?
Владислав Овчаренко: Это наше окружение – и не близкое, но и не далекое.
Валентина Троян: Вы были задержаны не вдвоем, были другие ребята, которые потом на камеру признали свою вину. Вы сейчас общаетесь с ними или уже нет?
Владислав Овчаренко: Нет.
Валентина Троян: А вообще у вас знакомые остались в Луганске или на неподконтрольной территории?
Владислав Овчаренко: Скажем так, несколько человек осталось там, и все. Дальше пока не хочу об этом говорить, потому что эти люди там.
Валентина Троян: Представим, что у тебя и у твоих друзей в руках желто-голубой флаг. Вы заходите в Луганск. Что ты будешь делать в первую очередь – пойдешь домой, в места, близкие для тебя, к каким-то людям?
Владислав Овчаренко: Скорее всего, пойду к каким-то людям сначала. Это хорошие люди, наши. А потом уже пойду к другим людям, которые нехорошие. И только потом пойду домой.
Читайте также: Ігор Козловський розповів про ув’язнення в Донецьку (ВІДЕО)
Валентина Троян: А чем ты занимался в Луганске?
Владислав Овчаренко: Работал. Я закончил учебу во время начала АТО. Потом работал, пытался как-то жить в Луганске
Валентина Троян: Не хотел уезжать?
Владислав Овчаренко: Когда захотел уехать, уже не было денег. И не было, к кому ехать.
Валентина Троян: Когда ты понял, что, наверное, стоит?
Владислав Овчаренко: Я начал понимать, что стоит уезжать, когда нас бросили. Когда Луганск бросили — сентябрь 2014. Я начал понимать, что тут уже все, уже делать нечего. А деньги собирать, чтобы уезжать, начал в 2016 году – февраль-март.
Валентина Троян: Ты можешь рассказать, как все произошло? Что вы делали, как вас задержали и за что?
Владислав Овчаренко: Я сфотографировался в центре Луганска с флагом Украины. И флаг «ЛНР» сожгли в 2015 году, сняли это на видео. А еще обвинили в том, что я передавал координаты украинской стороне.
Валентина Троян: Когда вы поняли, что это все надолго?
Владислав Овчаренко: Когда нас привезли в СИЗО.
Валентина Троян: Сколько времени прошло?
Владислав Овчаренко: Два месяца.
Валентина Троян: А до этого где вы были?
Владислав Овчаренко: Подвал «МГБ».
Приезжали заказные российские журналисты, нам давали листок: «Вот тебе вопрос – вот ответ. Читай, запоминай, говори»
Валентина Троян: С вами там было много людей?
Владислав Овчаренко: Я сначала находился в одиночной камере, а так на подвале человек 20 точно есть.
Валентина Троян: Вы общались с ними?
Владислав Овчаренко: Нет, у нас не было возможности общаться. Я знаю, что примерно в мое время там находился блогер Эдик Неделяев, ребята, которых с нами задержали, были военные, один, по-моему, из Станицы, был какой-то судья апелляционного суда Луганской области. Дальше не знаю, но были и военные, и гражданские – все подряд.
Валентина Троян: Сколько человека приблизительно держат в подвалах «МГБ ЛНР»?
Владислав Овчаренко: 20+ дней.
Валентина Троян: А потом?
Владислав Овчаренко: Кого-то отпускают, кого-то – в СИЗО. Если кого-то отпускают, то в первые два дня. Если не отпускают, то дальше в СИЗО – там уже решается судьба этих людей.
Валентина Троян: Вас держали в «одиночке», дали 17 лет. Вы имели возможность общаться с журналистами?
Владислав Овчаренко: Нет. Ну как, приезжали заказные российские журналисты, нам давали листок: «Вот тебе вопрос – вот ответ. Читай, запоминай, говори». А общаться не было никакой возможности.
Валентина Троян: А журналисты, которые на местном захваченном телеканале работают?
Владислав Овчаренко: Они приезжали вместе с россиянами. Ну как с ними общаться, если у них свое видение, какая-то непонятная «правда». Обвинить жителя Луганска в том, что он изменник родины, – они конечно какие-то ненормальные там. Как с ними можно общаться и о чем говорить?
Валентина Троян: Как проходили эти записи, которые в итоге появлялись на сайте «МГБ ЛНР»?
Владислав Овчаренко: Нас с мешком на голове поднимают в какой-то кабинет или конференц-зал. Мешок снимают, дают листок: «Читай и запоминай». И стоят над головой. Это же запись, не прямой эфир, там ничего не скажешь особо.
Валентина Троян: Кто эти люди вы не знаете?
Владислав Овчаренко: “МГБ”, это наши луганчане бывшие, которые там работали с нами. Руководство – россияне все.
Валентина Троян: Сколько ты мог видеться с близкими?
Владислав Овчаренко: Первое свидание было 13 ноября 2017 года. Полчаса времени. На прослушке – сидит человек и слушает, о чем мы говорим.
Валентина Троян: Скажи, если близкий человек, родственник попал в плен, как надо себя вести? Ты знаешь эту систему, надо трубить или нет?
Владислав Овчаренко: Надо. Чем больше шума, тем больше людей говорят. Но знаешь, тут палка в двух концах. Чем больше говорят, тем больше террористы могут просить людей в обмен. С другой стороны, если происходят обмены всех на всех, в любом случае это будет обмен один на пять или один на шесть.
Нужно сначала сообщить СБУ о том, что пропал такой-то человек. Сообщить в ООН, Красный крест – всем организациям. Если никаких движений по этому человеку не происходит, нужно поднимать общественность. Других вариантов я сам не вижу.
Валентина Троян: Когда о вас начали громко говорить, марш провели, к вам поменялось отношение?
Владислав Овчаренко: Я до 13 ноября вообще не знал о марше и обо всем этом, и никто не знал. Узнал от мамы, когда было свидание.
Валентина Троян: И на это не реагировали, вас не били?
Владислав Овчаренко: В СИЗО в это особо никто не верил. Я понимал, что это, скорее всего, правда. Конечно, в моральном плане это давало поддержку, веру, что все будет хорошо.
Слушайте полную версию разговора в прикрепленном звуковом файле.