«Громадське радіо»
Об этом в эфире «Громадського радіо» сообщила руководитель Крымской правозащитной группы Ольга Скрипник.
Татьяна Курманова: В последнее время в Крыму продолжается и даже нарастает процесс давления на активистов, журналистов. Со страниц СМИ не сходит информация об Андрее Коломийце, который может получить 20 лет. Вы можете рассказать об этом деле?
Ольга Скрипник: Когда мы впервые столкнулись с этой информацией, не знали точных имен и фамилий и искали этого человека.
Это еще было тогда, когда Александр Костенко, который сейчас находится на территории РФ, отбывает в колонии незаконный строк. Когда он еще находился в СИЗО в Симферополе, тогда его запугивали тем, что они нашли еще одного майдановца — были разные формы психологического давления.
Тогда говорилось о неком майдановце, которого тоже задержали и он все расскажет. Тогда мы впервые столкнулись с этой информацией и пытались найти фамилию, но не могли.
Позже были заявления со стороны Поклонской, когда она не называла имени, но говорила, что очередной «опасный» преступник пойман. Была масса языка вражды в сторону этого человека.
Сейчас уже стала известна фамилия, потому что сайт так называемой «крымской прокуратуры» опубликовал ее. На сегодня мы не имеем 100% информации, но действительно он гражданин Украины. Понятно, что его удержание в Симферополе и какой-либо приговор и обвинения являются незаконными и скорей всего эта ситуация похожа на дело Александра Костенко.
Татьяна Курманова: То есть эта ситуация происходила в Киеве, а судят в Крыму.
Ольга Скрипник: Это так. В деле нарушены все нормы уголовного права.
Мы более подробно писали о «черкасском деле», как мы его для себя определили. В июне стало понятно, что это не только преследование Александра Костенко — это больше, как результат того, что определенная система политических репрессий уже устоялась, сформировалась в Крыму и теперь есть ее плоды. К сожалению, это массовые сфабрикованные дел, начиная с 26 февраля и заканчивая беркутовцами.
Это дело о том, что якобы, по мнению «крымского следствия» и прокурора Поклонской, что в января-феврале якобы на автобус с крымскими беркутовцами под Черкассами было совершено некое нападение. Понятно, что доказательств конкретных нет.
Все дело строится на показаниях, так называемых «потерпевших» — крымских беркутовцев, которые после всего, что произошло на Майдане сбежали в Крым и пытались «отсидеться» и спрятаться от уголовного преследования со стороны украинского правосудия.
Вот эти 38 беркутовцев спустя полгода обратились с жалобами. Как оказалось, у них сохранились синяки, ссадины и масса других странных физических доказательств о том, что на них напали, причем конкретные известные им люди.
На практике это привело к появлению списков людей — оперативной сводке. Пока что мы знаем около 50-ти людей, кто туда попал. Это много украинских активистов и журналистов, например ваша коллега, Ирина Седова, есть в этом списке.
Проблема дела в том, что никакой нормальной доказательной базы, механизмов себя защищать нет, потому что изначально дело сфабриковано.
Попасть за решетку может любой человек, если он в это время выезжал с Крыма. Это всего лишь механизм давления и закручивание гаек в отношению «неугодных» и борьба с так называемым инакомыслием.
Татьяна Курманова: А в деле «26 февраля» там ситуация похожая?
Ольга Скрипник: Она похожа в плане того, что это сфабрикованное политическое дело. Это политические дела и они имеют ряд признаков. Во-первых, жертвы этих дел — обычные люди. Также мы видим, что Россия не имеет каких-то нормальных юридических оснований.
Нам отсюда невозможно получить доступ к реальным материалам. Кроме того тогда на суде стало известно, что заявы были от 70-ти так называемых «пострадавших» в ходе событий 26 февраля, которые тоже Поклонская использует материалы этих дел.
Мы видим, что вдруг возникают новые «пострадавшие». Причем это зачастую представители РФ, которые поддерживают эту «власть». По этому рассчитывать на объективное правосудие, нормальное вынесение решений невозможно, потому что априори эти дела возникли не как попытка свершить правосудие, а как желание устранить неугодных.