«Громадське радио»
Алексей Бурлаков: Вы в первые месяцы аннексии Крыма занимали пост исполняющего обязанности заместителя главы Администрации Президента. Что тогда происходило?
Андрей Сенченко: Я пришел в Администрацию по просьбе моих коллег с 11 марта. Бесчинства оккупантов шли уже полным ходом.
В активную фазу они перешли уже 20 февраля, когда в Севастополе состоялся митинг. На этом митинге большинство присутствующих были отставники Черноморского флота РФ, их семьи. Они были одеты в гражданку. Там избрали Чалова, тогда же пошла сдача администрации Севастополя. 27 февраля в 4 утра захватили здания правительства.
В этом промежутке были важные дни, которые определили судьбу Крыма.
22 февраля началось переформатирование украинской власти. Тогда избрали Турчинова спикером, он стал и. о. президента. До 27 февраля у нас не было правительства. Этим воспользовался Путин. Но тогда можно было противостоять агрессии.
Мария Завьялова: Как? Все говорят, что была «сдача» Крыма.
Андрей Сенченко: «Сдачи» не было. Первоочередным вопросом было формирование легитимной власти.
Я тогда был народным депутатом. 23 февраля было заседание фракции, которую тогда возглавлял Яценюк.
Я поднял вопрос, что в составе будущего правительства должен быть комитет, который будет заниматься проблемами Крыма и Донбасса. Яценюк тогда спросил: А почему Донбасса? Я ответил, что сейчас его подпалят следом за Крымом. Тогда он отмахнулся.
Алексей Бурлаков: Думаете, Крым стал той «палочкой», которая закрутила водоворот, или все же процессы в правительстве?
Андрей Сенченко: Давайте исходить из того, что был спланированный сценарий Кремля. Он был призван не допустить демократизацию Украины. Был и этап Крыма, и этап Донбасса.
Алексей Бурлаков: А что стало точкой невозврата?
Андрей Сенченко: Точки невозврата нет. Мы точно вернем Крым.
На тот момент переломным стал захват административных зданий. 23, 24 и 25 февраля еще можно было сменить власть в Крыму, и возможно, тогда бы события развернулись по-другому.
Не было бы псевдо-легитимности, которую предавал Кремль этим процессам.
На митингах подавляющее количество было кубанских казаков, а не крымчан.
Алексей Бурлаков: А какие процессы были до этого? Какие невидимые движения мы пропустили?
Андрей Сенченко: Было достаточно видимых процессов. Выборы Президента Крыма в 1994 году, формирование московского правительства в Крыму. Тогда Ельцин не захотел идти до конца. Он думал, что Украина, запутавшаяся в газовых долгах, и так у него в руках.
На протяжении многих лет нарушались условия договора, по которому пребывал Черноморский флот в Севастополе. Этот договор предусматривал, что передвижение любой военной техники, взлет или посадка самолета, выход корабля — это все происходит только по согласию властей Украины. Они махнули на все это рукой, а мы просто это проглотили. Они почувствовали себя хозяевами.
Мария Завьялова: А почему ничего не сделали в процессе захвата?
Андрей Сенченко: Был безусловный вакуум власти. Все подразделения спецслужб были полностью укомплектованы за счет донецкой и макеевской публики. Они были годами натренированы на функцию защиты хозяев от народа, а не государства.
Ильин, который тогда был начальником Генштаба, сыграл разрушительную роль. Он отдал приказ опечатать все оружие в оружейке и улетел в Севастополь.
Было жесткое давление международного сообщества. Они говорили, чтобы мы не смели стрелять. Была угроза оккупации Киева, но это не значит, что не нужно было действовать. Можно было уменьшить скорость продвижения оккупантов. Можно было блокировать ведущие трассы, затопить причал в Керчи, блокировать полосы аэродромов.