www.shutterstock.com
Елена живет на неподконтрольной территории, поэтому из соображений безопасности мы не называем ее настоящего имени
Татьяна Трощинская: Насколько сложно в обществе по обе линии разграничения говорить на тему трансгендерности?
Елена: Мой ребенок успел уехать до начала военных действий, если бы он остался на неподконтрольных территориях, неприятие было бы полное. Там абсолютно не воспринимают геев и лесбиянок, такие люди там не имеют право на существование.
Татьяна Трощинская: Как сейчас себя чувствует ваш ребенок в ближнем своем кругу?
Елена: В ближнем кругу — отлично, поскольку и работа связана с этими вопросами, и друзья все из ЛГБТ-сообщества, ему здесь нравится, все хорошо.
Татьяна Трощинская: Как проходило ваше принятие того, что ваш ребенок видит свою жизнь иначе, чем вы?
Елена: Не было бы счастья, да несчастье помогло. Ребенок открылся в 2011 году, и неприятие у меня было полное. Доходило до такого, что я даже не могла его обнять, потому что для меня это был нонсенс и крушение всех надежд.
Когда ребенок открылся, я не могла его даже обнять, но война помогла сблизиться, и я поняла – лишь бы ребенок был жив.
Но пришла война, и когда мы попадали под обстрелы, у меня в голове что-то щелкнуло, и я поняла, что у моего ребенка свой путь, лишь бы только он был жив, а кем он будет в этой жизни — не важно. Мне война помогла сблизиться с ребенком, я поняла, что как мать, я должна его поддерживать, быть тылом и опорой.
Анастасия Багалика: До войны в том месте, где вы живете, насколько раздражающим фактором была тема ЛГБТ?
Елена: Мне повезло, я не встречалась с людьми, которые бы так яро были агрессивны на эту тему. Ребенок учился в другом городе, и в группе его приняли нормально, проблем не было.
Анастасия Багалика: Почему он решил открыться, ведь многие готовы молчать о своем выборе?
Елена: Мы боимся того, чего не знаем. Мы мало говорим об этих проблемах и для меня, действительно, это был крах всей моей жизни, меня даже посещали мысли о самоубийстве.
Чем больше мы будем об этом говорить, тем больше дети будут открываться и не будут бояться.
Например, наша родительская инициатива «ТЕРГО» очень помогает таким мамам, нас учат, что это не болезнь, не наша вина, не психическое расстройство, и это может прийти к человеку в разном возрасте и в 5 лет, и в 50.
Представьте, как жить человеку, который 50 лет не догадывался, но понимал, что в его жизни что-то не так.
Анастасия Багалика: Ваш ребенок сталкивался с проявлениями дискриминациями?
Елена: Да, при получении паспорта, когда нужно было вклеить фото в 25 лет. Говорили, что не тот вид, даже хотели, чтобы ребенок сменил пол, и поменял все документы, начиная со свидетельства о рождении. А мой ребенок не хочет делать операций в нижней части тела, потому что пока и так все устраивает.
Пока не вмешались журналисты, которые решили проблему в течении получаса, мы не могли ничего добиться в течении года.
Татьяна Трощинская: Есть ли ощущение, что об этом начали говорить больше в обществе в совершенно нормальных терминах?
Елена: Да, вначале, когда ребенок открылся, мы пошли к психологу. С его стороны было полное неприятие, он сказал, что это блажь и все пройдет.
Потом, чтобы получить справку о трансгендерности, мы лежали в психиатрической больнице, и там к нам очень хорошо отнеслись врачи, объясняя, что мы не виноваты и нужно воспринимать эту перемену спокойно.
Анастасия Багалика: Как врачи относятся к этой процедуре? Они понимают, что она предусмотрена законодательством, или пробуют лечить?
Елена: От врача многое зависит: некоторые говорят — приводите детей, мы вылечим и говорят, что добиваются 100% результатов.
Татьяна Трощинскеая: С какого возраста нужно говорить с детьми, что люди бывают разные по гендерному ощущению?
Елена: С самого детского возраста, тогда дети легче это воспринимают, и повзрослев, будут легче воспринимать.
Анастасия Багалика: Вы находитесь на неподконтрольной территории, а ребенок здесь. Есть ощущения разрыва?
Елена: Да, и чем дальше, тем это разрыв все больше и больше.
Анастасия Багалика: Вы не думали о том, чтобы переехать?
Елена: Там остаются родственники. И очень многие людей, которые хотят выехать, видя отношение нашего правительства к переселенцам, передумывают это делать.
Общество со стороны власти становится более толерантным к ЛГБТ-сообществу, чем к переселенцам.
Мне кажется, что общество становится более толерантным к ЛГБТ-сообществу, чем к переселенцам со стороны правительства. Хотя бы взять вопрос с выплатами пенсий, чтобы ее получить, нужно пройти все круги ада.
Плюс нас полностью изолировали от украинских каналов, а мне кажется, что правительство должно не только говорить, что Донбасс — это Украина, а что-то делать для этого.