Нас просто расстреливали, как в тире, — стрелок БРДМ о котле в Дебальцево

Дмитрий Пальченко: С чего начинался захват Донецка два года назад? 

Алексей Володин: Да все это начиналось сумбурно. Были Майданы, захваты какие-то. Знаешь, Донецк жил, существовал, и мало кто на это обращал внимание. Но вот было несколько прецедентов, когда людей побили. Потом был еще один момент, когда по городу шла вообще непонятная публика. В балаклавах, с мечами самурайскими магазинными, с палками. Дрались друг с другом. Это все был дешевый цирк. Но в один прекрасный момент, когда на администрации областной митинговали, пытались захватить ее, тогда в городе люди поделились на несколько типов.

Либо те, кому это совсем не нужно, либо кому платят деньги, либо минимальная часть «идейных» людей. Я ходил месяц туда. Я видел митинги 8 марта, когда приходила туда публика, которая стояла орала: «Дайте нам свободу какую-то». После месяца хождений туда, знаешь, я начал задаваться вопросом. Всё же, кому это надо? И видели когда митинг, и когда сбоку людей стоят два-три человека, красиво одетых, в кожаных курточках, с барсеточками. Такие себе выходцы из девяностых. Господа с Енакиево, «молоднячок».

Дмитрий Пальченко: Их можно было назвать кураторами этих акций?

Алексей Володин: Да. Кураторы вот этих митингов. Они стоят и четко «отзваниваются» за происходящий митинг. Жил я на Путиловке. И вот в один прекрасный момент происходит референдум и все это движение. И я вот наблюдаю. Референдум, получается, был в школе. Один из пунктов. Посещаемость стопроцентная. Стоят шахтеры с ленточками, алкашня и, смотришь, сбоку ходит куратор. «Отзванивается» за происходящее. Ради интереса я пошел туда. Я пришел, я начал мучить их вопросами — за что я голосую? За что я должен проголосовать? Хорошо. Давайте возьмем так, я среднестатистический житель Донецка. У меня есть семья. Что я получу? В ответ пауза и молчание. Мы не знаем. От просто голосуй. За что? Ну, за отсоединение. Хорошо отсоединимся. Дальше что?

Я работал до этого заместителем начальника коммерческого отдела на металлургическом заводе. Был бы я дураком, я бы там не работал. Я задаю простые вопросы, мне ответить на них не могут. Смысл мне идти голосовать? Смысл мне что-то делать? А потом мне позвонил товарищ и говорит, поехали, в батальон.

Дмитрий Пальченко: То есть в батальон не надо было уговаривать, как на референдум?

Алексей Володин: Нет. Мы просто поднялись и поехали. Мы попали сюда в батальон Артемовск. Потом поехали в Дебальцево на самые последние дни. И были там до самого последнего дня. Каждый день выезды. Я был стрелком БРДМа.

Самые знаменательные выезды были, это когда нас отправили в поселок Октябрьский. Это окраина Дебальцево. Сказали: “Вы едете туда, заходите, заберете раненых. Говорят, там все хорошо, там никого нет, там две бабушки живет. Да, там, действительно, две бабушки было, я их в оптику видел. Все остальное — это были российские регулярные. Их подбирали как на подбор. Все здоровые, все высокие, все в чистеньком. Там было столько людей, мы поразились как оттуда живыми выбрались. Просто реально зашло два танка, «бэха» и БРДМ. Вышел танк и БРДМ. БРДМ вышел на передних колесах. Раненых мы не то, что не забрали, мы и сами еле ноги унесли. Да, дали мы жару нормально. Пацаны танкисты отстрелялись хорошо. Мы отстрелялись хорошо, я выпустил весь боекомплект с БРДМки.

У нас одного пацана разорвало на куски. Один из Краматорска хлопчик чудом уцелел, когда с «бэхи» его просто выкинуло взрывом. Он просто остался жив, но спалило лицо ему. Пацаненка осколком задело, под каску залетело.

Был момент, когда было перемирие, когда везли оттуда людей. Когда мы стоим, и вот возле нас проезжает ОБСЕ, полиция «ДНР» и автобус. Вот возле тебя они проезжают, возле всех расположений. Они едет, ты на них смотришь и понимаешь кто это. Понимаешь что это фактически враг, но тебе ничего делать нельзя.

Только они уехали, проходит меньше чем сутки, по всем этим точкам, где проехалась полиция «ДНР», начинают «ложить». «Ложить» так, что ты просто, находясь в подвале, прыгаешь и подскакиваешь, как на батуте. Предпоследние дни перед выходом мы от них стояли в метрах 500-х. Мы с ними переночевали по соседству. Я утром вышел, позвонил жене и услышал треск пулеметов. Выбежал, я понял, что вот уже бой перед нами. Даже не то что перед нами, а именно с нами. В городе уже никого не было.

Дмитрий Пальченко: Из военных?

Алексей Володин: Вообще все. Да. Были вот мы, горотдел, мы, дальше спецназ ВСУ, человек 100 из которых сдалось в плен и промаршировали по городу. Это везде есть. За ними «Двадцатьпятка», «Чаечка» и 128. Вот это все. Вот мы начали отступать с боем против чеченцев.

Отошли мы на 128. Уже 17-го утром, к обеду отошли. День был непонятный, сумбур. Никто не ел ничего. Наш просто командир плюнул и забил на всех, и просто нас туда повез.

Он сказал: «Я пацанов не пущу на «мясо». Это надо понимать, либо есть «мясо», либо есть те, кто воюет. Либо давайте подкрепление, либо давайте приходить к точкам соприкосновения».

Ближе к вечеру подтянулись остатки 40 бригады. Это которую обвинили в сдаче Дебальцево. Хотя от 40 бригады остался минимум. Все полегли фактически. И осталось их там человек 20. Часть из них сидели с нами в блиндаже. Ели двухлитровую банку варенья малинового на 40 человек. Вот это вся наша еда была.

И вот 18 числа ближе к 11 часам, мы покидаем Дебальцево. Покидаем мы пешком. Идем вместе с разведкой, идем налегке. К 12 часам начинается все меняться, сказали, что выходим на технике, но налегке. Никаких вещей, чисто БК, в машину экипаж и двигаем.

Никто не знал, куда ехать. Вот просто никто ничего не знал. Вот просто выстраивают колонну и едем туда. Ну и начинает монотонно ложить арта. Мы выезжаем в поле. Тормозимся в поле. Открывается навигатор и по навигатору мы начинаем ехать.

Командир 128-й бригады выезжал на «Ренджере», он включил фары впереди колонны: «Вот, смотрите, едет колонна украинских силовиков». Один из бойцов нашего батальона просто подошел и прикладом разбил эти фары.

Мы катались по полю часа два. Причем катались под обстрелом арты, причем нашей арты. Нас крыла наша арта, потом подключилась ДНРовская арта. Мы катаемся, и нас кроют монотонно.

Когда начало светать, но мы выезжаем на Логвиново, с другой стороны, висит украинский флаг. Мы думаем, что приехали. Мы ж не знаем, что это Логвиново.

И мы видим, как человек выходит, дает документы. Наш офицер, который был в первых машинах. И начинают нас тупо расстреливать. Впереди нас взлетают бензовозы. Мы начинаем разворачиваться. Сбоку посадка, а с другой стороны идет поле и небольшая просека. Из этой посадки нас обстреливают. С той стороны выезжают несколько танков и начинают нас просто расстреливать как в тире.

Итог — выехали. Когда мы заехали в Артемовск. Такая колонна стояла. Можно было просто заходить, долбить и уничтожать. Логвиново, которое они рассказывают, что оно мешало. Одна улица. Раздолбайте перешеек зайдите и хлопните.

Дмитрий Пальченко: Чем сейчас занимаешься, когда закончил службу?

Алексей Володин: Батальон расформировали 13 мая 2015 года. Сейчас пытаюсь заново куда-то устроиться.

Дмитрий Пальченко: На войну опять?

Алексей Володин: Да. Я Дончанин. Мне домой дороги нет. Государству я не нужен. Моя семья тоже не нужна. Льгот каких-то нет.

Дмитрий Пальченко: Получил статус участника боевых действий?

Алексей Володин: Да, я получил УБД. Но у меня жена родила. Я попробовал обратиться за какой-то помощью. Спросить, где мне жить. Мне сказали: «Ну а мы при чем? Мы не при делах. Мы ничего не знаем». И на этом все.

Дмитрий Пальченко: А центр помощи ветеранам АТО? Ребята как-то помогают?

Алексей Володин: Я не хочу никуда уже обращаться. Я уже понял, что уже не то, чтобы УБДшники никому не нужны, но и дончане особенно. Дончане никому не нужны. Вот это самое противное.

Боец батальона «Артемовск» Алексей Володин в программе «Люди Донбасса»

Дмитрий Пальченко для «Громадського радио»