«Я много пишу о Беларуси в последнее время. Мне непросто ответить на вопросы о том, «почему это так важно» для меня (кроме профильного интереса и влияния на события в Украине) и о том, «что я об этом вообще думаю». Но вот, возможно, попытка обзорного пояснения (я попытался действительно ответить, и поэтому – дальше много текста).
Я на протяжении каждого дня сейчас слежу за беларускими Telegram-каналами, а заканчиваю день просмотром разных видео новостей о том, что сегодня произошло в Беларуси. И не только потому, что я пытаюсь помочь тем, кто выехал, в рамках No Borders Project (Проєкт Без Кордонів).
Я познакомился с Беларусью, на очень личном уровне, в 1996 году – в прошлом веке, прошлом тысячелетии. И во мне тоже поселились, за все эти годы, позитивные стереотипы о ней. Многие из них соответствуют тому, что я встречал и видел. Но главным стереотипом был не негативный, не позитивный, но чужой для меня образ: стабильность, переходящая в стагнацию. На человеческом уровне – люди, которые либо вынуждены уехать, чтобы избежать удушливой атмосферы, либо «стерпят многое» в очень широких пределах «лишь бы не было хуже» (это отношение мне очень знакомо по Украине до 2004 года).
Это был именно стереотип, ведь я видел бунт части беларуской молодежи 1996-97 годов, когда было видно то, о чём говорили мне тогда местные друзья-анархисты: «Кому сейчас интересна Грюнвальдская битва? Беларусы, как сообщество, рождаются сейчас, и беларуский национальный костюм – это джинсы, беговые кроссовки, бандана и кенгуруха». Тогда протест против трёх лет нарастающего авторитаризма был массовым, но властям удалось его подавить: и дубинками с газом, и заключениями на Окрестин, и показательными «исчезновениями» людей. С тех пор во многих людях, кажется, поселился страх. В некоторых ситуациях я слышал, годы спустя: «Ты же понимаешь, просто не стоит говорить, что думаешь».
Сейчас, после 26-ти лет правления одного и того же человека, смотря независимые трансляции молодых журналистов и журналисток или просто разговаривая с теми, кто всю жизнь прожили при Лукашенко, знаю, что так же «подавить» не получится. Потому, что сейчас того страха больше нет, разве что придется насадить новый. Не могу удержаться от просчитывания вариантов развития событий, основываясь, в том числе на знакомом мне опыте Майдана. И вздрагиваю от очевидных негативных прогнозов. Но одновременно негодую от «майданных» советов, где дающие их считают, что в любом контексте они «знают, как надо». Одновременно, очень опасаюсь, что на российских технологах, нефти, штыках этот режим может существовать еще довольно долгое время при тактике «просто протестных гуляний» (и со временем погасив их).
Однако никакая власть – не власть, если её не признают таковой. Иначе это оккупация и/ли кратковременная диктатура. Такого публичного критичного отношения к власти, такой массовой делегитимации власти обществом, как сейчас, я в Беларуси (и, в моем опыте, где бы то ни было ещё, за исключением, в известные периоды, Украины) не встречал никогда. А делегитимизированная диктатура, даже жестокая, долго не живёт.
Проще говоря: как только мальчик закричал: «Король-то голый!», почти все, даже про себя, в ответ кивнули: «Он уже не король». Вопрос времени. То же касается и всеобщей забастовки: даже если полномасштабное «вся страна встанет» не случилось, никогда всеобщая забастовка, как реальная возможность, не была настолько важным фактором в европейских политических движениях. Давно, со времен польской «Солидарности», наверное (и «Солидарность» сама была исключением из правил). А когда она «в полном масштабе» не получилась, вдруг огромное количество людей выучили термины из старого анархо-синдикалистского словаря (вроде «итальянская забастовка»). Так, глядишь, и вспомнят, что «саботаж» в конце ХІХ века был признан Лионским конгрессом профсоюзов допустимым методом профсоюзной борьбы. И это разнообразие методов выражения того, что власть нелегитимна, сложно переоценить.
Конечно, очень важно, что именно произойдет за это время «подтачивания» власти, установленной исключительно силой: успеет ли диктатор полностью допродать страну региональной империи? Искалечить жизни большего количества людей? Изуродовать условия жизни так, чтобы людям было дольше и сложнее после него приходить в себя? Сколько людей ещё должны погибнуть, получить ранения, потерять близких, лишиться свободы, испытать боль? Эти вопросы – слишком важны для того, чтобы прекраснодушно возвещать что-то вроде «перелом в общественном сознании произошел, а дальше – само собой». Не само собой. Этот процесс, как мы видели на опыте других, может тянуться годами. И в данном случае такие промежутки времени – точно не приемлемый вариант.
Но, будем честны: даже из тех, кто с огромной симпатией наблюдал извне за протестами в Беларуси в первые дни после выборов, мало кто рассчитывал, что они будут так массовы, так долги, и так упорны. Не считая уместным высказывать любые дурацкие соображения внешнего наблюдателя по поводу тактики и стратегии протестов, могу лишь сказать: беларусы и беларуски (роль беларусок как отдельных акторок, кстати – отдельная, крайне интересная и важная тема) удивили, восхитили, приковали к себе внимание. Также для меня, лично, очень важно вот что: несмотря на привлечение российских технологов в медиапространство, протестное движение не ведется на раскачку «линий раздела» беларуского общества по языку, вероисповеданию или отношению к историческим событиям. Этих линий просто нет. Разница – есть, а линий раздела – нет. И это делает кремлевских троллей и политтехнологов в разы слабее и неэффективнее.
То, что мы видим в условиях этого, почти безлидерного (но скоординированного) протеста – настоящая солидарность и самоорганизация. Люди из очень разных слоев общества вместе борются за (и это не калька с одного из украинских названий Майдана) своё достоинство, и свою свободу. Если им удастся достичь хотя бы главных своих целей, рано или поздно, с сохранением основных ценностей протеста, это будет иметь огромное международное значение. Я не о геополитике (о ней можно написать отдельный огромный текст, но это не ко мне). Я о том, что Беларусь есть (и может стать в куда большей мере) вдохновляющим напоминанием о том, ЧТО на самом деле важно, глотком свежего воздуха во всё более удушливой атмосфере и так называемого «постсоветского пространства», и Восточной Европы, и Европы в целом. Потому беларусы борются и за свою, и за нашу свободу. И, в том числе, потому так важна международная практическая солидарность с ними — наша солидарность.
Я не оптимист, и свои краткосрочные внутренние прогнозы не основываю на «прекраснодушных» теориях. И я не знаю, чем в краткосрочной перспективе всё закончится. Знаю, что в любом случае сейчас будет борьба с сопутствующей болью. Потом (даже в случае скорой победы) будут разочарования, некоторые несбывшиеся надежды, возможно – эволюция и конфликты между кем-то из тех, чьё мнение сейчас ценят протестующие. А при очень активном участии восточного имперского соседа может быть и куда худший сценарий. Но в долгосрочной перспективе моя любимая Беларусь изменилась навсегда, переживая сейчас рассвет своего золотого века свободы. И уже победила, став известной всему миру как страна старательных, креативных, упёртых в своей свободе, не боящихся, и очень солидарных людей. А главное именно так известная самой себе, впервые за все эти годы. И поэтому #ямаюнадзею
#LongLiveBelarus #Belarus #ЖывеБеларусь»
Максим Буткевич — правозахисник, журналіст.