Отзеркаливая пропаганду РФ, мы сами становимся российской пропагандой — автор фильмов о Донбассе

В студии Громадського радио известный российский, украинский и израильский журналист и документалист Леонид Канфер — обладатель премий ТЭФИ и Нью-Йоркского международного фестиваля документального кино. Врачи поставили Леониду Канферу диагноз «рак головного мозга». Сейчас он снимает новый фильм «На три буквы» и готовит мотивационные лекции.

Леонид Канфер: «На три буквы» — это название болезни — рак. Проект о том, как я к этому отношусь. 

Михаил Кукин: Это ваша личная история?

Леонид Канфер: Это моя личная история. Это большой проект, который будет жить в соцсетях, и частью этого проекта будут мотивирующие тренинги. Я никогда не думал, что из журналиста превращусь в человека, который будет читать такие лекции. Это моя личная история, которую я буду рассказывать, и то, чему она меня лично научила. В какой-то момент я с этим столкнулся, когда я стал себя очень сильно жалеть. У меня серьезная болезнь. У меня практически полностью обнулилась жизнь в этом году.

Я перенес сложнейшую нейрохирургическую операцию, в результате которой повреждена моторика правой руки, ее надо восстанавливать. Плюс к этому — вырезали не всю опухоль, часть ее осталась в неоперабельной зоне. Я живу, пока она у меня не растет. Плюс к этому я потерял работу, семью, у меня большие вопросы с моей профессией. В тех странах, в которых я жил и работал. Болезнь проявляет все эти дела, она является катализатором. 

Я оказался на точке ноль, и я сегодня буду объявлять о старте некоего интересного эксперимента о том, что человек, у которого опухоль в голове, при этом ничего нет: ни денег, ни работы… Большие проблемы с профессией и так далее – готов за один год полностью построить свою жизнь заново. Я уверен, что это возможно. 

Как воспринимать эту ситуацию? Если ты ее воспринимаешь, как некую катастрофу – это одна ситуация. И я так воспринимал, я себя жалел. Если ты вдруг начинаешь менять свое отношение к этому и воспринимать это как некий хороший толчок, пендель, который жизнь тебе дает, тогда ты начинаешь понимать, что вся ответственность за то, что в твоей жизни произошло и что произойдет – на тебе. 

Михаил Кукин: Вот вы говорите «сложная нейрохирургическая операция» – она стоит денег. Если у человека нет этих денег, что ему делать?

Леонид Канфер: Искать, находить. Нужно искать всегда возможности. У меня их тоже не было, этих денег. Моя история, наверное, не самая типичная и не самая драматичная. Вопрос не в том, нашел я деньги или нет, вопрос в том, что я переосмыслил, как по-другому начал относиться к жизни. Мои лекции не для тех, кто болеет раком или смертельной болезнью, а для тех, кто ищет мотивацию и не очень понимает, как изменить свою жизнь. Это как раз для тех, кто не болеет, потому что для тех, кто заболел — им уже есть чего терять, как быстро-быстро себя организовать. 

Михаил Кукин: На ваш взгляд, есть ли профессия журналиста в Украине, каково соотношение ее и пропаганды? Многие говорят, что исчезновение журналистики – мировой тренд, связанный с интернетом…

Леонид Канфер: Это мировой тренд, это правда. Но есть и специфика постсоветского пространства, где, действительно, профессия журналиста, как раковая опухоль, мутирует в пропаганду. К сожалению, в Украине становится больше пропаганды. Она есть, и это запрос сверху, и запрос снизу, потому что идет война. Журналисты — бойцы невидимого фронта. Я считаю, что журналисты — как врачи, как судьи — должны быть независимы, руководствоваться своими стандартами, иначе возникает соблазн того, что ты, так или иначе, на чьей-то стороне. 

Михаил Кукин: Можно ли ложь победить ложью? Я понимаю людей, которые говорят: «У нас в Украине война, нужно от журналистских стандартов несколько отвлечься». 

Леонид Канфер: Никто не говорит, от каких стандартов и к чему это приведет. Дело в том, что свобода слова — сама по себе ценность, и одна из тех ценностей, за которые идет война. Украина должна понимать, что не только свобода выбора — ценность, но и свобода слова. Журналистика является некоей формой общественного контроля, и в первую очередь власти. Если мы говорим, что у нас есть враги и мы мочим врагов, это значит, что есть какие-то темы, которые мы не будем трогать. «Не надо сегодня говорить о коррупции, потому что это на руку российскому телевидению».

А я считаю — нет. Коррупция есть часть русского мира, коррупция не меньшее зло, чем те люди, которые воюют против нас. Мы зеркалим. Если мы отзеркаливаем то, что делает российская пропаганда, мы сами становимся российской пропагандой. Нам это надо? Зачем?