Від нього всі відвернулися — адвокат Сенцова захищає в РФ ще одного українця

Анастасія Багаліка: Чому ви вирішили захищати Олега, Панова з Балухом, може візьмете когось ще з українців?

Дмитро Дінзе: У меня есть уголовное дело по организованной преступной группе, которая якобы поставляла с Украины в Россию оружие. Сергей Бугайчук, гражданин Украины, работал на поезде «Киев-Москва», его задержали якобы за то, что он перевозил огнестрельное оружие. Дело сшито белыми нитками, и можно его назвать отчасти политическим. Украинский след в любом деле, как красная тряпка для быка. Почему-то его делом занимается Центральный аппарат ФСБ России. Если посмотреть материалы уголовного дела – ни одного доказательства его виновности нету. Я надеюсь, что консульство украинское возьмется за его кейс и он войдет в списки по обмену. Он находится в Лефортово.

Бугайчук работал в украинских железных дорогах, от него отвернулся коллектив, они не хотят его финансировать. Работу адвокатов оплачивают родственники, никто ему не помогает, это очень печально.

Где-то Украина говорит, вот наши ребята попали в такую ситуацию… Здесь реальные факты того, что человек непричастен, им ни правительство украинское не занимается, ни консульство. 

Что касается дела Сенцова, я веду террористические дела, и, соответственно, это дело было на слуху. Я его взял, когда не было серьезного противостояния Украины и России. Я начал работать как с обычным уголовным делом, никаких интервью не давал. Потом он уже стал медийным обвиняемым, определенным символом. 

Евгений Панов и Владимир Балух уже появились от “Крымской правозащитной группы”, которая попросила сотрудничать. Для них очень сложно найти адекватных адвокатов, в том числе на полуострове.

Анастасія Багаліка: Чому справу Сенцова в Європейському суді з прав людини об’єднали зі справою України проти Росії через анексію Криму, а справу Балуха — ні?

Дмитро Дінзе: Я могу сделать предположение. Разные правозащитные группы занимаются разными кейсами. Сенцова изначально вела в международном суде “Агора”, а Балуха – “Крымская правозащитная группа”. Поэтому получилось такое разделение, что Сенцов шел отдельно от всех остальных украинских граждан.  

Анастасія Багаліка: Тортури, про які розповідав Володимир Балух на прес-конференції, ви зауважили, що не до всіх їх застосовували, від чого це залежить?

Дмитро Дінзе: Пытки – это от отмороженности конкретных сотрудников правоохранительных органов, эффект лотереи. Помните, Сенцову предложили отбывать наказание не на Севере, а переехать в Крым. Тоже самое касалось и Панова. Я с ними разговаривал, мне было сказано, что “здесь мы уже как-то осели, против нас не производят каких-то репрессий вопиющих, как пытки, истязания, помещения в СИЗО, поэтому шило на мыло менять смысла нет. Как правильно Олег Сенцов сказал: “Я сейчас поеду в другое место, а там может быть в 10 раз хуже”. 

На этапе во Владимирском централе его вытащили на комиссию и начали его трепать. “Мы тебе щас одну полосу поставим, что ты экстремист, террорист, вторую полосу, что ты склонен к насильственным действиям. Третья полоса будет за то, что ты суицидник, и так далее”. В итоге он с ними разговаривал, донес до них мысль, что не надо этого делать. Олег умеет разговаривать, и они ему поставили, что он склонен к побегу и насилию. 

С Балухом такая история не получилась. Его просто начали тупо бить, применять насилие и всяческим образом унижать. И в отношении Олега могли такое сделать, и Панова, но им повезло в какой-то мере.

Анастасія Багаліка: Тобто якогось особливого ставлення до українських політв’язнів немає?

Дмитро Дінзе: Чтобы вы понимали, тюремная медицина – это отдельное ведомство, которое занимается здоровьем осужденных. На местах, не в больницах тюремных, а в колониях, есть медицинские пункты, и как правило, все работники зависят от начальника колонии. У них плохое финансирование, плохие условия для оказания помощи, плюс забюрократизированность самой системы обращения. Пока у человека не будет серьезных проблем со здоровьем, его как правило, не лечат. 

Анастасія Багаліка: Більшість політв’язнів говорить, що в останні дні перед обміном від них вимагали написати зізнання і прохання про помилування. Це частина юридичної процедури обміну?

Дмитро Дінзе: Да, выбрали механизм помилования. Сам механизм не предполагает признания вины в полном объеме. Он предполагает только то, что ты согласен на помилование. А свое согласие ты оформляешь тем, что подаешь заявление о том, чтобы президент тебя помиловал. 

Я так думаю, что правоохранители, ФСБ, скорее всего, решили, что неплохо было бы подстраховаться бумажками, связанными с тем, что люди якобы признали свою вину в полном объеме. И таким образом они хотели схитрить перед осужденными. С кем-то удалось, с кем-то нет. Не могу про каждого сказать, не узнавал эту информацию. Но мои клиенты, никто не будет такого подписывать. С кем прокатила эта ситуация, непонятно. 

Два секретных указа, со стороны России, и Украины. Если информация засекречивается, никто не может ее разглашать, в том числе и консульские отделы. Поэтому нам эта информация не доводилась, нам оставалось довольствоваться слухами. Адвокатов держат в стороне, чтоб они не начали пиарить, нагнетать обстановку. Мы, как вы знаете, поймали тишину полную, ничего не комментировали. Это нас попросили так себя вести, но при этом, нам не сказали, почему. Ну а мы глупых вопросов не задаем. Необходимо так, будет от этого толк? Все, значит, делаем именно так.