«Шла бы лесом ваша ДНР — валю в Россию», — боевик «ДНР»

Интервью с боевиком командиром казачьего подразделения по имени Николай, побывавшем в плену у «своих» же опубликовала gazeta.ru.

— Николай, за что вас? И кто вы по статусу — заключенные, подозреваемые, обвиняемые?

— Мы военнопленные. То, что нас взяли в плен свои, — ничего не меняет. Типичные пленные, как «укропы». Только есть разница: «укропов» держат «по Женеве»: нормально кормят, дают им звонить домой, выводят на прогулки. К нам отношение иное.

— А в чем, по их мнению, ваша вина?

— Для рядовых бойцов лишь в том, что они оказались не в том подразделении. Что кто-то наверху решил, что надо забрать базы, а их разоружить. Никого не интересует индивидуальная вина. Подчинялся Бате — шуруй «на подвал» (Батя — глава казаков в Донецке Юрий Сафоненко, после разоружения отрядов казаков уехал в Россию).

— Как происходило разоружение? Кто вас разоружал?

— В нашем случае это делали внутренние войска «МВД ДНР». Окружили базу, направили пулеметы, снесли ворота. Мы тыловая база, это не «передок»: оружие в «оружейках», на входе всего два бойца с автоматами — это было несложно.

— Вы не оказывали сопротивления?

— Поймите, ни один нормальный ополченец, если он в своем уме, не станет просто так стрелять в своих. Нас разоружали свои. Они таковыми и остались, невзирая на все, что произошло. Мы можем называть как угодно, но это наши, не «укропы». И еще наш командир, он повел себя очень стойко. Потребовал от вэвэшников (бойцов внутренних войск. — «Гаезта.Ru»), чтобы они действовали строго по уставу. Все команды отдавали через него, как положено. Поэтому прошло без жертв и стрельбы.

Сдали оружие, прошли в автобусы, и нас доставили сюда. Первоначально мы думали, что это займет несколько часов, ну сутки. Всех уволят со службы, выдадут документы — и гуляй.

— А как получилось на самом деле?

— Мы оказались в подвале: сто топчанов, нас триста человек. Первые двое суток нас не кормили. Вообще. Спать приходилось в три смены. Один спит, остальные двое тупо стоят рядом и смотрят в стенку — ни лечь, ни сесть некуда, нет места. От духоты люди начали терять сознание. Первое время не дали даже воды. Только когда бойцы начали ломать решетки, принесли две пластиковые бочки. Одну тут же выпили и сделали писсуаром. Из другой пили — на всех дали одну кружку, стояла очередь. Вода из-под крана.

— Та самая, про которую по телевизору предупреждали, что без кипячения ее пить нельзя?

— Вот-вот. Подвал сырой, люди начали болеть. Врачей мы не видели. Таблетки да, давали, по принципу: догадайся сам по названию, от чего они.

В итоге — два инфаркта, один инсульт. После этого нас перевели в гараж.

Там была другая проблема — невыносимо холодно: битые окна и сквозняк. Спали, заворачиваясь в полиэтилен и обрывки обоев, в рубероид — там нашлась куча мусора от ремонта.

— Сколько это продолжалось?

— Через неделю такой жизни мы устроили бунт. При перемещении сели на газон и отказались двигаться, пока к нам не приедет прокурор и не объяснит, за что мы тут сидим.

Вначале, разумеется, угрожали, обещали всех покрошить в капусту, но через несколько часов прокуроры приехали. Всем выписали по тридцать суток ареста — неизвестно за что.

После этого вскоре половину бойцов выпустили, остальных снова перевели «на подвал». По какому принципу людей выпускали, я так и не понял. Скажем, мои ребята — рабочие с Донецкого металлургического, с Коксохима. У них тут отцы, матери, жены, дети. Куда они денутся? Да, вот они, родители и жены, стоят тут, ждут своих. Сегодня как раз истек месяц. А их не отпускают, командир махнул рукой на стихийное собрание.

— Как люди относятся к тому, что власти «республики» так с ними поступили?

— Любви к власти это не прибавляет. Если хотели получить несколько тысяч человек, которые власть ненавидят, то у них получилось.

— А откуда несколько тысяч?

— Это не единственное место, где держат ополченцев. Только в Донецке их четыре. А еще есть Макеевка, другие города. Потом, ополченцев пропускают партиями.

Говорят, когда наших выпустят, сюда привезут еще пятьсот человек. Где их будут держать, не представляю. Начальник уже кричал на всю базу, что ему людей нечем кормить.

— А кормят как?

— Дважды в день по половнику каши и кусок хлеба. Порция мизерная. Каша иногда съедобная, а иной раз — реально тухлая. Ее месяцами голодные люди не могут есть, выкидывают в помойку. Кормят, как собак, даже хуже. Главное, у нас на базе был запас продуктов.

— Что ополченцы думают делать дальше?

— Часть хочет продолжать воевать, устроиться в другое подразделение, несмотря ни на что. Невзирая на то, что считает командование предателями.

Другие говорят открыто: ноги моей больше здесь не будет, шла бы лесом ваша ДНР — валю в Россию. Пусть хоть все тут укропом зарастет.

— А бьют часто?

— Такое бывает, обычно пять-шесть человек участвуют, но бьют двое, чтобы ты не мог сказать, кто именно бил. На голову надевают мешок, руки назад, на них — тугие наручники, иногда привязывают скотчем к стулу. Бьют с душой, с выдумкой.

Пытают электротоком. Одевают противогаз, пока человек не теряет сознание. Это только то, что я знаю.

— Зачем пытают? Ищут врагов?

— Враги и пытают. У моего товарища сорвали с груди георгиевскую ленту и растоптали ее ногами. Пытают тех, у кого деньги есть, чтобы показали где. Тех, про кого они думают, что у них «неотжатое» и спрятанное есть.

— А кто эти люди, которые пытают ополченцев? Почему ополченцы не жалуются?

— Это не люди, это демоны. Многие раньше работали в ментовке и в СБУ. И сегодня они там же.

Если вы начнете жаловаться, вас «потеряют» и больше не найдут. Это несложно.

— Зачем все это делается?

— Я просто скажу свое мнение. Всех командиров, которые могут сказать «нет», когда придут «укропы», сейчас зачищают. Все подразделения, которые могут не выполнить приказ сдаться врагу, разоружают. Многие думают так же, как и я.

— Что будете делать?

— Прорвемся. Если надо — уйду в партизаны. Но «укропам» Донбасс не отдам. Это моя земля. Если надо — здесь и умру.