Анна Андриевская — крымчанка, переселенка. Родилась в Красногвардейском районе — это степной центр Крыма.
Во время Евромайдана и начала оккупации Крыма работала журналисткой интернет-издания «Аргументы недели. Крым». Его основал россиянин, выходец из Керчи. Представительства были в Симферополе и Керчи. Когда Анне предложили там работу, ей были важны гарантии, что никто не будет вмешиваться в редакционную политику. До поры до времени так и было.
Журналисты писали материалы о нарушении прав человека, проводили антикоррупционные расследования. Они ставили чиновникам неудобные вопросы и те были вынуждены отвечать.
Анна очень эмоционально и с теплотой рассказывает о работе своего медиа до начала оккупации полуострова. Ведь именно тогда начались и вмешательства в редакционную политику и требования откровенно врать читателям.
«Мы поделились на дежурства. Сначала один человек дежурит, потом — другой. То есть у нас на сайте был круглосуточный интерактив событий в Крыму. Мы обновляли ленту ежесекундно, ежеминутно. Как только появлялось что-то новое, мы обязательно это публиковали. Мы хотели работать, показывать, что происходит на самом деле.
У нас было много просмотров, люди активно интересовались. Мы понимали, что наш сайт помогает людям разобраться, что это: аннексия — не аннексия, захват — не захват. Мы честно рассказывали о людях без опознавательных знаков. Затем мы рассказывали, что уже есть доказательства, что эти люди имеют отношение к России, это российский спецназ. Рассказывали про их действия — захват админзданий, захват и штурм украинских частей.
И очень скоро нашему менеджеру, который руководил редакцией, начали говорить из России, что мы не можем писать о том, что Крым захватили российские военные. То есть когда уже были железобетонные доказательства в СМИ, уже нельзя было скрыть, что эти люди связаны с Россией, от нас требовали не говорить, что это российские военные.
«Вы должны писать, что это люди без опознавательных знаков», — говорили. Мы говорим: «Как без опознавательных знаков? У них нет шевронов, но есть множество доказательств, что они связаны с российским спецназом». А нам из РФ говорят, что мы не должны писать, что это российские военные».
Несколько сотрудников издания, среди которых была и Анна Андриевская, высказались против таких требований. Но на следующий день редакция получила новый «темник». Теперь уже запрещалось писать о том, что российские военные штурмуют украинские военные части.
«По той пропагандистской версии, которую нам сбрасывали, мы должны были писать о том, что российские военные охраняют украинские военные части, а украинские военные не понимают своего счастья и сопротивляются. Услышав это, я сказала, что не буду так писать. Я не буду так работать.
Мне сказали, что если я не хочу писать так, как нам говорят из Москвы, я должна отказаться от зарплаты и делать, что хочу. Я не могла принять это ни как журналистка, ни как гражданка Украины. Я выросла в семье украинцев.
У меня папа и мама идентифицируют себя как украинцы, но, например, папа у меня говорит по-русски, а мама — по-украински. С детства я была двуязычной. Я считала родными как русский, так и украинский. Но во время Майдана моя украинская часть усилилась во мне. И считаю, что под влиянием тех событий я окончательно сформировалась, как гражданка Украины».
Тогда из издания уволились два человека. Анна и главный редактор, остальные продолжили работать. Но это уже было не то издание, каким оно было до оккупации, отмечает журналистка. В мае Анна Андриевская была вынуждена покинуть полуостров. На тот момент она сотрудничала с украинскими и международными изданиями, рассказывала о жизни оккупированного полуострова, о нарушении прав человека в Крыму. И в то же время сотрудники ФСБ начали активно искать людей, которые являются источниками информации для этих СМИ. Так Анна обнаружила, что ее телефон прослушивают. Как-то журналисты из Польши назначили ей встречу в кафе. Хотели записать с ней интервью.
«Я приехала через полчаса. Мы сели за столик. Они меня спрашивали, я им рассказывала, как складывалась жизнь до оккупации, каким был политический ландшафт, экономический. Минут через 5 за соседний столик пришел неизвестный крепкий мужчина. Он сел рядом, заказал себе кофе. Но, когда ему принесли кофе, он его поставил возле себя, подпер рукой подбородок и слушал, что мы говорим. То есть он демонстративно показывал, что он не кофе пришел попить, а пришел поговорить, послушать, точнее», — вспоминает Анна.
В частности, польские коллеги, расспрашивали Анну, кто такой Сергей Аксенов, какое он имел влияние. А потом спросили, что она знает про крымскую самооборону. И здесь незнакомец из слушателя превратился в оратора.
«Я успела им только сказать, что знаю, что они засветились во многих случаях нарушения прав человека. И после этих слов, этот человек, который сидел рядом, он встал и начал кричать: «Как ты смеешь? Как ты смеешь говорить такие вещи? Ты — провокатор из Львова!». А я сижу и думаю: «Чего я провокатор из Львова?». «Слушайте, — говорю, — я вообще-то не из Львова, я вообще-то крымчанка». «Кому ты рассказываешь, ты приехала из Львова провокации здесь устраивать!».
Это был пророссийский нарратив, что в Крыму сопротивлялись русским только провокаторы из Львова. То есть крымчане не могли сопротивляться. И он начал мне говорить: «Ты думай, что ты говоришь! Тебе еще ходить по этой земле. Мы знаем, где ты живешь, мы знаем тебя».
Незнакомец сказал, что он — самооборона Крыма, покричал и ушел. Анна еще пообщалась с журналистами. Они ушли, а она осталась в кафе. Чтобы не подвергаться опасности, написала знакомым об этой ситуации, они забрали ее из кафе и провели домой.
«Это было очень страшно. Когда ты понимаешь, что ты даже слова не можешь сказать дома в Крыму. Какие-то люди незнакомые начинают тебе угрожать, рассказывать, что ты «провокатор из Львова». Это для меня было первым звоночком, что действительно следят, действительно прослушивают, действительно пытаются контролировать твои шаги, твои высказывания».
Собирать информацию про непокорных журналистов сотрудникам ФСБ помогали и коллеги Анны, которые поддержали оккупацию. Как-то ее разбудил звонок от журналистки, с которой у нее были дружеские отношения до оккупации. Затем они несколько месяцев не общались. И вдруг…
«Привет! Как дела? А ты работаешь в таком-то издании?». То есть называет украинское издание, для которого работала в Крыму. Я говорю: «Нет, не работаю». Соврала, конечно. Спросила у нее, почему интересуется. Она говорит: «Да мы решили, что хотим брать новости из вашей ленты себе в эфир». Говорю: «Берите, я тут при чем». А она: «Мы просто хотим знать, кто делает такие классные новости». И тут у меня в голове: «Мы в этих новостях пишем о том, что это оккупационная власть, а она работает на телеканале, который подконтролен этой власти. И они хотят брать новости из нашей ленты. Это просто какой-то нонсенс и трэш». Я говорю: «Я там не работаю, поэтому ничего не знаю». А она: «А ты не знаешь, кто там работает?». Я говорю: «Нет, не знаю». На этом наш разговор закончился.
Я поняла, что она не могла звонить просто потому, что они интересуются какой лентой новостей. Было понятно, что это было задачей спецслужб. Когда бывшие коллеги начали собирать информацию о том, где я работаю, чтобы использовать ее против меня, я поняла, что опасность нарастает, что уже речь идет даже не о профессии, а о жизни».
В 2015 году крымское управление ФСБ открыло против Анны Андриевской уголовное дело. Причиной стала статья, в которой она рассказывала про условный «батальон Крым» — украинских военных, выходцев из полуострова, которые после оккупации пошли воевать на стороне Украины за Донбасс. В материале говорилось, что эти военные воюют на востоке Украины, приближая тем самым и освобождение Крыма. По мнению следователей, в ней есть признаки призыва к нарушению территориальной целостности России. Эта статья появилась в уголовном кодексе России после оккупации Крыма, чтобы сажать тех, кто отрицает русскость Крыма. Дома у родителей журналистки прошли обыски.
«И очень грубые сотрудники ФСБ (их, кажется, было семь) ворвались в квартиру, требовали отдать все вещи, связанные со мной. Хотя, там уже нет вещей. Есть только фотографии мои, старые записные книжки, блокноты. То есть они запугивали моих родителей, рассказывали, что они меня плохо воспитали, что я «предатель Крыма», что моя деятельность является деструктивной, что я нарушаю действующее российское законодательство, я предательница. Их мнение не влияет на мою жизнь, но это была психологическая атака на моих родных, именно этот факт является давлением на меня. Мой папа дважды был на допросе в ФСБ из-за меня. Это ему рассказывали, что они плохо меня воспитали и я – предательница Крыма», — говорит журналистка.
На одном из мероприятий ОБСЕ в Вене Анна познакомилась с русским, который активно продвигал тезис, что крымчане счастливы быть частью России. Она подошла к нему и расспросила, откуда такая уверенность в удовлетворенности крымчан. Рассказала том числе и свою историю — о преследовании, о возбужденном против нее уголовном деле. Сначала мужчина все отрицал, говорил, что никто ее не задержит, если она приедет домой, а в итоге, попросил прислать ему ссылку на статью.
«Я послала ему материал. Приехала в Киев. Думала, он ничего не прочитает, не посмотрит, оно ему не надо. И тут мне приходит смска на телефон: «Здравствуйте, Анна! Я такой-то. Я прочитал ваш материал. Там не все так однозначно». Это будет вечный спор: так однозначно, не так однозначно.
Но, опять же, я четко увидела, что большинство русского сообщества заточено на то, что не было аннексии, что нет политических преследований, а есть настоящие преследования, потому что человек является преступником. В России тоже есть люди, которые думают, знают, видят. Я рада, что там таких людей становится все больше, что есть люди, которые могут говорить. Не только осознавать, но и озвучивать, что Крым захватили.
Я считаю, что мы можем опираться на ту прогрессивную общественность, либеральную, но тоже надо быть осторожными с ними. Мы можем, опираясь на них, продвигать эту мысль в русской громаде. Я считаю, что украинская власть сильно не дорабатывает с русскоязычной аудиторией».
Когда Анна уезжала из Крыма, то оставила ключи от родительского дома маме.
«Мне было настолько больно от того, что там происходило, от того, что я не находила понимания между даже родными людьми. Я видела, что вся моя деятельность, которую я строила по кирпичикам, просто разваливается. Видела, что моя профессия привела меня к тому, что мне опасно жить в своей семье, на земле, где я родилась. Я ехала и думала, что вернусь. И я тогда отдала ключи маме. Сказала ей, что если я вернусь, то, надеюсь, что они все будут дома и откроют мне дверь. И они сказали: «Мы тебя будем ждать и откроем тебе дверь».
Сейчас Анна Андриевская живет в Киеве, сотрудничает с различными изданиями, которые освещают крымский вопрос.
«Я вспоминаю свой отъезд без тяжелых ощущений. Я понимала, что все делаю правильно. Тогда близкие люди организовали мне праздник напоследок. Конечно, со многими мы уже не общаемся, потому что они приняли пророссийскую позицию, привыкли жить в той реальности. Даже умные люди, которые были в моем окружении, потом писали мне: «Да будьте вы прокляты!».
Я понимаю, что эти люди живут в российской парадигме, в российском информационном поле. Я не знаю, можно ли с этим что-то сделать, но я считаю, что каждый делает свой выбор и потом несет ответственность за него. Я сделала свой выбор и несу за него ответственность в полной мере».
Громадське радио выпустило приложения для iOS и Android. Они пригодятся всем, кто ценит качественный разговорный аудиоконтент и любит слушать именно тогда, когда ему удобно.
Устанавливайте приложения Громадського радио:
если у вас Android
если у вас iOS