Фото: Геннадий Щербак
Геннадий Щербак — луганчанин, переселенец. В начале войны имел собственный бизнес — продавал строительные материалы и занимался установкой фасадов. Под его руководством работали несколько бригад. Заказов было на несколько лет вперед. Впервые на Евромайдан в Луганске пришел восьмого марта. На тот момент в городе уже началась так называемая «Русская весна».
«Поэтому нам и пришлось уехать. У меня большая семья. Мы приходили вместе с детьми на акции, все камеры журналистов были направлены на нас. У нас был свой флаг, мы заказывали. Мы выходили и на 9 марта. Практически последние ушли во время этой бойни. Люди уже начали выхватывать и выносить детей», — вспоминает Геннадий Щербак.
На замечание о том, стоило ли брать детей на эти рискованные мероприятия, Геннадий уверенно отвечает: «Да, дети должны видеть собственными глазами, что происходит в их городе». И теперь, спустя шесть лет, дети сами вспоминают Луганск.
«Мы всегда с детьми. Во всех случаях с детьми. Я считаю, что дети должны видеть. Мы, конечно, пытались их защищать от физических воздействий. Сейчас я, наверное, так бы не сделал».
Каждый из тех, кого так или иначе коснулась война, может назвать свой первый раз, когда почувствовал опасность. Это не обязательно будет рассказ про захват админзданий, угрозы и стрельбу. Геннадия, например, насторожили незаметные для других вещи.
«Я жил на восточных кварталах. Рядом с нами был супермаркет. Мы постоянно туда ходили, знали кассиров. Когда я покупал, давал деньги, девушка кассир смотрела на мелочь. Меня это удивило. Я спросил ее, почему она так смотрит, и она достала пол-литровую банку русских монет по 10 копеек. Тогда я понял, что в городе много русских. На кварталах появились чужие люди. В нашем подъезде жили в основном пожилые бабушки. Они говорили об этом, они и были главным источником. Они возмущались тем, что происходило на Майдане, говорили о России».
Это был март-апрель 2014 года. Тогда еще город казался безопасным. До поры до времени не было комендантского часа, людей не похищали с их рабочих мест вооруженные боевики. Зато бизнес Геннадия Щербака уже переживал упадок — строительные материалы не покупали, заказов для бригад также не было. Все будто замерло и не хотели вкладывать деньги в то, что завтра может им и не принадлежать.
«Ни продаж, ни наличных у нас не было. Осталось много материалов, но их с собой не возьмешь. Мы снимали квартиру, остались без наличных денег. Когда мы ехали, у нас было около 1800 гривен. Полтора месяца сумки лежали собранными на балконе. Мы знали, что рано или поздно нам придется ехать».
Поскольку свободного времени стало много, Геннадий иногда приходил к захваченному зданию СБУ. Там разговаривал с людьми, которые поддерживали беспорядок в городе, нарушения прав человека и русскую оккупацию.
«Я очень запомнил двух женщин — учительниц украинского языка и литературы. Они рассказывали, как любили украинский язык и литературу, и как сейчас ненавидят. Я это хорошо помню. Конфликта не было, хотя меня в тот момент это сильно разозлило, на эмоциях был. Сказалось нашествие пропаганды. Не совсем все правильно и адекватно я воспринимал».
Сам Геннадий из села Луганской области, а вот его жена — луганчанка. В городе у нее была своя двухкомнатная квартира, но супруги там не проживали, ведь многодетной семье там было тесновато. Поэтому Щербаки арендовали помещение в соседнем квартале. И это обстоятельство их в определенной степени спасло.
«Мы бы, может, еще не убегали, но позвонила соседка нашей квартиры и сказала: «Гена, ребята с автоматами сегодня два раза приходили, стучали в вашу дверь». Нас спасло, что мы жили в другой квартире. В этот же день мы собрали сумки, поехали. В тот же день наши друзья из арендованной квартиры в нашу перевозили вещи. Вот так мы бежали».
Почему боевики заинтересовались человеком, который только приходил на площадь, но не был лидером луганского Евромайдана и ни разу не выступал с трибуны? У Геннадия только одно объяснение: его семью запомнили благодаря детям, которых постоянно снимали телеканалы. Так он стал узнаваемым.
«Самое удручающее было, когда я понял, что уже все. Это произошло 9 мая, когда у нас по кварталам поехали автомобили с российскими флагами. Был их митинг, на входе давали ленты. У меня даже их лента георгиевская в доме осталась. Есть даже фотография где-то в Facebook, на входе каждому давали. Уже нельзя было выйти с лентой (желто-голубой — ред.). Хотя старшая дочь с ней долго ходила, и в школу тоже. Я об этом не знал, ругал ее потом», — вспоминает Геннадий.
Сейчас Геннадий Щербак живет в Луцке, возглавляет общественную организацию «Мирный берег», работает над книгой памяти, посвященной погибшим во время боевых действий на востоке Украины. В ней уже опубликована информация о 5 тысячах человек, а вообще-то в распоряжении Геннадия есть информация о 13 с половиной тысяч имен.
«Конкретные даты, место гибели. Впоследствии я решил сделать сайт о людях. Я заметил, что практически нет информации об украинских военных. Есть данные о том, что человек родился, был на Евромайдане, пошел воевать и героически погиб. А то, что это был чей-то сын, отец, он учился в школе, никто не писал. Я в процессе заметил, что погибло много чемпионов мира. Реально много. Об этом никто не говорит. Это было для меня шоком. Есть среди них художники, картины которых во многих странах Европы в частных коллекциях. И с одной, и с другой стороны такие есть».
Работу с базами Геннадий начал еще в 2015 году. Тогда они создавали список пропавших без вести и собрали большой объем информации, который решили структурировать.
«Пришел момент, когда мы начали собирать всю информацию, потому что мы понимали, что мелочей не бывает и все люди связаны между собой. Затем уже без вести пропавшие оказывались погибшими или находились в плену, тогда их делили на категории. Затем появлялись люди, о которых говорили с той стороны, которые пытали, занимались убийствами. Так в базе появилось около 30 тысяч людей, связанных между собой».
Ключи от квартиры Геннадий Щербак сохраняет, но признается: они для него не имеют большого значения. Но мыслями он до сих пор возвращается в Луганск.
«Для меня имеет значение потерянное время, эти шесть лет. За это время многое можно было бы сделать. Смотришь на местных, сколько они сделали для своего города. Я об этом даже не думал. Построить то, что было построено (в Луганске — ред.) у меня нет времени, а это лет 6-7 снова. Я прекрасно понимаю, что у меня нет времени все с нуля строить.
Я понимаю, что уже того Луганска не будет, времени этого не будет, но сердце не сдается. Мозг это понимает, а вот на духовном уровне я не могу оторвать. Я хочу туда. Может, потому, что мне трудно в том месте, где я сейчас нахожусь».
Громадське радио выпустило приложения для iOS и Android. Они пригодятся всем, кто ценит качественный разговорный аудиоконтент и любит слушать именно тогда, когда ему удобно.
Устанавливайте приложения Громадського радио:
если у вас Android
если у вас iOS