«Громадське радио»
Данные свежего социального исследования обсуждаем с социологом Александром Шульгой.
Ирина Славинская: На днях на сайте «Левада-Центра» был опубликован свежий социологический опрос, согласно которому, 13% опрошенных россиян хотели бы ограничить проживание украинцев в Российской Федерации.
Александр Шульга: С учетом событий последних 2,5 лет, это небольшая цифра. Раньше этот показатель находился на уровне 4-5%, но после Майдана эта цифра начала расти.
«Левада-Центр» спрашивал, кому бы граждане России ограничили въезд в страну. В украинском Институте социологии, который я представляю, вопрос касался межэтнической дистанции. Мы спрашивали, в качестве кого бы украинцы допустили, например, россиян — в качестве друзей, коллег или близких родственников? Сейчас около 21% украинцев вообще бы ограничили россиянам въезд в страну. Раньше этот показатель составлял 2-3%. И наоборот — количество тех, кто был бы готов допустить россиян в самое близкое окружение, уменьшилось с 44% до 21%.
Лариса Денисенко: Часто ли в социологических исследованиях используют формулировку насчет ограничения въезда в страну?
Александр Шульга: Эта формулировка используется довольно часто. С ее помощью замеряется этнофобия. Мы же смотрели, какая дистанция существует в украинском обществе между различными этносами и национальностями. Согласно опросу, украинцы готовы допустить представителей других национальностей в качестве сограждан. В «Левада-Центре» вопрос был более конкретным.
Ирина Славинская: 29% и 30% людей высказались аналогично против уроженцев Кавказского региона и жителей бывших азиатских республик бывшего СССР. Почему именно эти народы попали в эту выборку?
Александр Шульга: В Украине тоже всегда была довольно высокая часть населения, не желающая допускать чеченцев в страну. Это обусловлено дальностью между нашими этносами и народами, а также медиакартинкой, которую создавали российские СМИ. Именно с помощью российских СМИ мы узнавали об очередных террористических актах.
В 2000-х годах около половины россиян вообще не хотело допускать представителей Северного Кавказа в страну. Сейчас в России ситуация сравнительно улучшилась.
Ирина Славинская: Многие опрошенные приверженцы идеи «Россия для русских» могут «забывать», что в составе РФ есть такие республики.
Александр Шульга: К сожалению, у нас тоже многие забывают об этом. 12-15% граждан Украины хотели бы оградится и отказаться от Донбасса.
Лариса Денисенко: Если говорить о гражданах Средней Азии, я достаточно часто читаю в российских СМИ, например, о том, что профессию дворника в Москве оккупировали таджики. Что делать с этой риторикой?
Александр Шульга: Все утверждения о негативной роли эмигрантов скорее находят отклик в обществе. Все утверждения о положительной роли эмигрантов отклика не находят. Конечно, это стереотипы. Вспомним медиасреду, в которой живут россияне. Преступления, совершенные эмигрантами, очень активно муссируются в прессе.
Ирина Славинская: В Украине существует зеркальная ситуация. Можно вспомнить инцидент в Лощиновке. Кроме того, неделю назад Арсен Аваков говорил о том, что количество преступлений в отдельных регионах Украины выросло из-за внутренне перемещенных лиц.
Лариса Денисенко: Почему до сих пор существует тенденция брендирования людей по национальности в уголовных сводках?
Александр Шульга: Я думаю, что это связано с советскими стереотипами. Когда в этой студии мы обсуждали события в Лощиновке, мы говорили об этнической дистанции к цыганам. Это вторая этническая группа после чеченцев, к которой у украинцев скорее негативное отношение.
Мы с вами можем называть их ромами, но большинство граждан не поймут, кто это.
Я думаю, что наши чиновники и политики воспроизводят существующие на бытовом уровне стереотипы. Что касается России, там формируется образ осажденной крепости, когда все вокруг — враги.
Лариса Денисенко: Как вы относитесь к идее «Россия для русских»?
Александр Шульга: Это пресловутая битва холодильника и телевизора. Опрос «Левада-Центра» показал снижение доверия к социальным институтам в России. Это при том, что в Украине силовым структурам доверяют 7-12% граждан, а в России — 21% и выше. Вместе с тем, мы наблюдаем снижение этих показателей в РФ. Это аккумулятивный эффект от санкций и снижения цены на нефть. Переключение внимания на житейские проблемы от великоимперских и геополитических игр — на лицо.
Лариса Денисенко: Что вас, как социолога, поразило в этих показателях?
Александр Шульга: Хорошо, что еще остались такие организации, как «Левада- Центр», хотя и его пытаются загнать в ряды лояльных фирм. Все топовые социальные опросы в России являются прокремлевскими. Что касается самого опроса, 13% — это очень хорошо для Украины. Кроме того, эти показатели не повысились в сравнении с результатами предыдущих исследований. То есть повышение ненависти не происходит.
Ирина Славинская: Не является ли это признаком идеи «Мы — единый народ»?
Александр Шульга: Очень жалко российского обывателя, на которого постоянно сваливаются противоречащие друг другу смыслы. Я думаю, что 13% — это показатель, свидетельствующий о преувеличении эффективности российской пропагандистской машины.
Лариса Денисенко: Наверняка там до сих пор существует риторика о том, что это конфликт двух систем — Российской Федерации и США. Запад сейчас воспринимается россиянами вражески или равнодушно?
Александр Шульга: Когда мы спрашивали украинцев, какая система ценностей им ближе — восточнославянская или западная, большинство респондентов на интуитивном уровне, как противопоставление агрессии России, выбирали второй вариант. В России же все наоборот. Там пропаганда построена на старых советских мифах и архетипах.
Лариса Денисенко: Что может изменить эти цифры?
Александр Шульга: Только полное переключение внимание на проблемы внутреннего характера.