Больше всего пугало, что люди «выпадали» из правового поля, — правозащитница о захвате Крыма

Когда живешь в небольшом городе и занимаешься активизмом несколько лет, остаться незамеченной довольно сложно. Когда люди начали исчезать, я подумала, что эффективней я могу помогать Крыму на расстоянии, — вспоминаем события трехгодичной давности вместе с правозащитницей Александрой Дворецкой. 

Лариса Денисенко: Что вспоминается, с точки зрения какой-то программы действий, если мы вернемся в Крым марта 2014 года?

Александра Дворецкая: Очень сложно вспоминать события трехгодичной давности. Сейчас пришло осознание того, что быстрых решений не будет. И мы уже смотрим на эти события, как на пример, как можно было действовать, а как не стоило, какие выводы можем сделать.

Мое личное сопротивление длилось всего 12 дней, поскольку я основное время проводила на Евромайдане в Киеве и считала, что именно там сейчас строится новая Украина. В Крым я приехала уже после печальных событий на Майдане, когда очень интенсивно разворачивался захват административных зданий — это был конец февраля и март.

В период Евромайдана, начала оккупации Крыма к демократическому движению присоединилось очень большое количество людей 

Тогда мы были сильно демотивированы, но солидарность людей дала нам возможность показать, что в Крыму не было референдума, за который пошли голосовать крымчане, что не все единодушно выступали за присоединение к России.

Думаю, именно этот сценарий не понравился РФ. Уже 7 марта начали пропадать первые люди. К активистам начали применять силу, брать их в плен. Для нас был большой шок, когда активисты пропадали с улицы, их похищали люди в форме.

Ирина Ромалийская: Но, по-моему, первым был Решат Аметов 3 марта?

Александра Дворецкая: На самом деле, это случилось чуть позже, но мы до сегодня не знаем точных деталей. О первых людях, которые пропали, мы узнали позже — были евромайдановцы из 40-й сотни из Ровно, которые приехали в Крым 7 марта. И с ними пропала связь. Но мы узнали об этих событиях уже позже, когда люди начали говорить о том, что те поехали, но не выходили на связь.

Первые активисты Евромайдана Крыма пропали 9 марта в день 200-летия со Дня рождения Тараса Шевченко, мы планировали очень большую акцию солидарности в разных городах Крыма. До этого 8 марта прошла мобилизационная акция — женщины выходили к военным частям. И с 8 марта у меня появилось вдохновение, что мы можем переломить эту ситуацию.

Лариса Денисенко: Как реагировали воинские части?

Александра Дворецкая: Я помню события 8 марта под военной частью недалеко от железнодорожного вокзала Симферополя. Мы пели песни, дарили цветы, а заканчивали это гимном Украины.

Тогда военные вышли, выстроились вдоль забора, отдавали честь и некоторые из них плакали. Тогда 8 марта на военной части были флаги Украины и у меня даже был шок.

Когда мы были на Майдане, нам всегда было страшно, что Янукович может использовать армию. И вдруг, за какую-то неделю, оказалось, что самыми большими патриотами Украины оказываются крымские военные, которые в условиях оккупации и пропаганды были единственным оплотом государства в этот момент.

Ирина Ромалийская: Сейчас можно услышать тезисы: Крым не встал, Донбасс не встал, сами виноваты, не было сильного гражданского сопротивления. Как по-вашему, насколько сильным было сопротивление гражданских активистов, людей, которые выходили?

Александра Дворецкая: Со стороны всегда хочется видеть больше, мне как активистке, всегда хотелось, чтобы в Крыму было больше активных людей. Но, на самом деле, и в период Евромайдана, и в период начала оккупации Крыма к демократическому движению присоединилось очень большое количество людей разного возраста, социального уровня, даже субкультурные футбольные фанаты с анархистами выходили на акции за единую Украину. 

Если бы мы проявили большую солидарность, не знаю, смогли ли бы остановить оккупацию со стороны РФ. Но уж точно остановили бы такое мнение, и в Париже или в Вене мне не задавали бы вопросы: крымчане же голосовали.

Я почти все время провела на Майдане в Киеве. Мне казалось, что история происходит в моей столице. Потом я поехала в Крым и ожидала, что киевляне так же могут поступить поездкой в Крым.

Ирина Ромалийская: Когда вы осознали, что не удалось и Крым захвачен?

Александра Дворецкая: Вдохновение в моей истории сопротивления началось 8 марта, а закончилось 9. Вчера, 9 марта, у меня была третья годовщина с тех пор, как я покинула полуостров.

После похищений, активистов по стандартной схеме активизма я искала в райотделах самостоятельно, потом присоединился друг-журналист. И в какой-то момент мне начали сообщать о том, что меня ищут. И уже пошло к тому, что осталось несколько часов до момента, когда найдут.

Когда живешь в небольшом городе и занимаешься активизмом несколько лет, остаться незамеченной довольно сложно. Когда люди начали исчезать, я подумала, что эффективней я могу помогать Крыму на расстоянии.

В Крыму мне было страшно, что сегодня может задержать полиция, а завтра я могу оказаться в подвале у крымской самообороны

Лариса Денисенко: Насколько после переезда в Киев вам было вам важно держать руку на пульсе Крыма? Можно было продумать какую-то систему, чтобы помогать на расстоянии?

Александра Дворецкая: Помогать на расстоянии было легче в марте 2014 года. Тогда мы не думали о долгосрочных решениях, говорили об экстренной помощи. Мне было комфортно в Киеве в марте, была высокая степень солидарности, мы работали с инициативой «Крым. СОС», с «Домом друзей», пытались найти места для поселения людей, деньги для вывоза. Я координировалась с Олегом Сенцовым, чтобы вывезти украинских военных, которые не хотят изменять присяге.

За время Майдана мы так привыкли заменить собой все государство, что не было времени долго рефлексировать, какие причины, какие последствия. 17 марта я даже съездила в Донецк. Помню, что меня хотелось поговорить с людьми, что они должны предотвратить тот же сценарий. Я была на центральной площади, там стояла палатка с триколором, они раздавали листовки. И я пыталась объяснить людям, что то, что произошло в Крыму, ужасно.