Издание посвящено серии снимков, которые Александр Чекменев сделал в 1994-1995 годах в Луганске во время замены паспортов СССР на украинские паспорта. Фотокнига была издана в октябре 2016 британским издательством Dewi Lewis Publishing.
Сергей Стуканов: Каким был Луганск в 90-х?
Александр Чекменев: Помню Луганск веселым. Мы жили с первой женой и маленьким ребенком в квартире площадью 11 м2. Это была моя первая жилплощадь. Для меня даже эта маленькая гостинка была крепостью. Все вокруг, конечно, было не таким веселым. Больше времени я проводил центре, в кафе «Пролісок». Оно тогда только отрылось. Посетители этого кафе попадали в мой объектив.
Сергей Стуканов: Насколько я понимаю, вы получили задание от социальной службы. Как люди, которые попадали в ваш объектив. относились к процедуре замены паспорта?
Александр Чекменев: Это были одинокие люди, которые не могли выйти из дома. Некоторые из них доживали свои последние дни. Как-то я снимал за один день около 60 человек. Пока выдавали фото на документы, один человек уже умер.
Фон помогали держать социальные работники. Дважды в неделю эти беспомощные и одинокие люди получали хлеб, молоко и таблетки. Многие говорили: «Не мучайте уже нас». Некоторые люди уже не понимали, что происходит. Их нужно было удерживать. Мне кажется, что, помимо какого-то символического заработка, я делал снимки для истории.
Анастасия Багалика: Может ли быть такое, что кто-то из героев ваших снимков до сих пор находится в Луганске?
Александр Чекменев: Возможно, кто-то из тех, кто держал фон.
Анастасия Багалика: Для героев вашей книги паспорт Украины что-то значил?
Александр Чекменев: Нет. Ровным счетом ничего.
Сергей Стуканов: Что это значило для работников паспортных столов?
Александр Чекменев: Я с ними не общался. Я получал заказ от исполкома. Конечно, для соцработников это была очень большая нагрузка.
Сергей Стуканов: Как вы восприняли независимость Украины?
Александр Чекменев: Это был 1990 год. Я дослуживал свои 2 года в советской армии. Последние полгода у меня было право дослуживать дома. Тогда я подумал, что это очень здорово и что наша страна через 15-20 лет будет одной из наибогатейших. Тогда это казалось логичным, сейчас нет.
Сергей Стуканов: Как вы попали в Киев в 1997 году?
Александр Чекменев: Все, что я снимал до 1997 года, лежало в столе. В Киеве меня позвали в газету. Для мальчишки из Луганска это был сказочный подарок. В пятницу тебе сказали, а в понедельник ты уже приехал в Киев с вещами. Твои вещи — это 2 папки с напечатанными снимками и сумка.
Сергей Стуканов: У вас также есть книга «Донбасс». Это фотографии реалий, людей и мест Донецкой и Луганской областей.
Александр Чекменев: В книге «Донбасс» больше Донецкой области.
Сергей Стуканов: Как вы выбирали темы и людей?
Александр Чекменев: Мои родственники живут в Ровеньках и Антраците. Для меня это знакомо. В свой отпуск я всегда ездил на Донбасс. В 2000-х присходила повальная добыча нелегального угля. Я понял, что в этот момент нужно снимать. Чтобы отснять это, нужно было оставаться там какое-то время.
Анастасия Багалика: Бытует мнение, что Донбасс 90-х — это депрессивные города. Как там было в 90-х на самом деле?
Александр Чекменев: Я думаю, что в то время все было депрессивным. С едой было туго. В 90-х у меня была мастерская в центре города. Я не платил за нее ничего. Что еще нужно мальчишке в 25 лет? Сегодня найти помещение в центре и сделать там свою мастерскую практически невозможно.
Анастасия Багалика: Вам приходилось встречаться с группами, которые позже начали контролировать город?
Александр Чекменев: В соседнем подвале Валерий Доброславский с бригадой заседал в кафе «Феникс». Это было рядом с кафе «Пролісок», где мы пили кофе и делали снимки.
Когда я ездил на ночные вызовы со скорой помощью, это была уже совсем другая жизнь — последствия 90-х. Как-то мы дежурили на Пасху. Ничего не происходило, а мне говорят: «Саша, жди, сейчас что-то произойдет».
Сергей Стуканов: Вы ездили на вызовы, чтобы фотографировать?
Александр Чекменев: Да. Хотелось и ночью поснимать. Пошел на первую подстанцию скорой помощи и меня взяли. Тогда двери легко открывались. Можно было снимать и в сумасшедшем доме, и в больницах. Кстати, в ту пасхальную ночь столкнулись 2 жигуля. В одном ехали «менты» в штатском, в другом — бандиты. Закончилось все очень плохо. Было несколько погибших.
Сергей Стуканов: Достаточно ли самих изображений? Или снимки можно было бы сопровождать комментариями?
Александр Чекменев: Можно. Они у меня есть, но тогда нас учили высказывать все одним кадром.
Сергей Стуканов: Вы учились в Москве?
Александр Чекменев: Это было заочное обучение на факультете фотожурналистики в МГУ. На самом деле, мне все дала улица.
Сергей Стуканов: Трудно ли расположить к себе человека, чтобы он смог открыться?
Александр Чекменев: Для начала ты сам должен открыться. Нужно слушать этих людей. Нужно всегда быть на их стороне. Нужно задавать вопросы о том, что у них за спиной. Ты собираешь жизненные истории и только потом нажимаешь на кнопку.
Сергей Стуканов: Как часто после начала войны вы ездили на восток? Что снимали?
Александр Чекменев: В своем доме я не был. Оттуда заехать можно, но без фотоаппарата я себя не представляю. Я снимал с этой стороны. После начала войны я пошел в госпиталь. Одним из первых начал снимать ребят. Самый первый мой герой — Олег Березовский. Мне казалось, что нужно было показывать искалеченных войной. Следующие поездки были немногочисленными, но я все равно оставался ночевать. Как-то я ночевал в феврале у артиллеристов в палатке.
Анастасия Багалика: Как вы относитесь к постановочным фото с войны?
Александр Чекменев: Если эти фото помогут остановить войну, они нужны. У меня таких снимков нет. Я снимаю в госпитале.