«Громадське радио»
Светлана Кельманская: Во времена СССР ученые готовы были себе ордена повесить, что они победили туберкулез. Когда развалился союз, то во всех республиках возникла эпидемия. И Украина не стала исключением. Тогда всемирная организация здравоохранения предложила свои услуги. На тот момент в Донецкой области ситуация складывалась неблагоприятно — много шахт, экологические проблемы, много пенитенциарных учреждений, поэтому пришли к выводу, что пилотный проект борьбы с туберкулезом начнется в Донецкой области. Наша кафедра принимала активное участие в этом проекте.
Отмечу, что эпидемией по туберкулезу считается, когда заболевает 1% населения. И в 2000 году было 100 человек на 100 тысяч населения. У нас в Донецке были очень сильные противотуберкулезные диспансеры. И нам, врачам, поставили две цели. Первое — лечение должно быть контролируемое, а иногда, когда выписывались на амбулаторное лечение, больным выдавалось на руки лечение. Медикаментов всегда в Украине хватало. Главное, чтобы они были качественные.
И вторую цель, которую перед нами поставили — достичь обращения больных туберкулезом на ранних этапах. Хотя чаще всего больные обращались уже во время серьезных заболеваний. А лечебные учреждения на тот момент еще не владели методикой диагностики определения кислотоустойчивых бактерий на этапе амбулаторного обращения к врачу-терапевту. И показатель был 0,1% диагностики лечебного учреждения. Выполнив две задачи, мы увидели, что показатели эпидемии начали уменьшаться.
В 1945 году был открыт стрептомицин. Все это время он губил микробактерию туберкулеза. Мы уже отказались от него. В нашем резерве основных противотуберкулезных препаратов было четыре, остальные — резервные, то есть те, которые лечат химиорезистентный туберкулез. Это очень тяжелые препараты.
Анастасия Багалика: Мы знаем, что курс химиорезистентного туберкулеза — 20 месяцев. И он очень дорогой
Светлана Кельманская: Он дорогой, и непереносимость препаратов очень тяжелая. Только 6 месяцев дают 1 инъекционный препарат — группы аминокликозидов.
Любая война — это стресс. Это голод. Но государство снабжает все противотуберкулезные диспансеры лекарствами. Я уехала из Донецка полгода назад. Есть ли сейчас там лекарства, я не знаю.
Анастасия Багалика: Ситуация намного ухудшилась, если сравнивать перед войной и после?
Светлана Кельманская: Вы же знаете, что ВИЧ не уменьшается, а это первая группа риска. ВИЧ/СПИД — это ассоциированный туберкулез. И большая часть заражений передается половым путем. Поэтому надо проводить работу с молодежью. Воспитывать их в сексуальном плане.
Мария Завьялова: Есть данные, что за последний год фиксируют преимущественно химиорезисторный туберкулез. О чем это может свидетельствовать?
Светлана Кельманская: У наших больных не хватает выдержки 20 месяцев лечиться. Они просто прерывают лечение, и возбудитель обладает способом реверсии. Лекарства тормозят его зарождение, а когда прерывается незаконченное лечение, начинается реверсия. И она становится более активной, еще сильнее развивается вирус, и у него появляется естественная устойчивость.
Мы выделяем социальные зоны риска: наркомания, алкоголизм, прибывшие с зоны лишения свободы, ВИЧ/СПИД ассоциированные заболевания, сахарный диабет.
Самое главное, люди должны понимать, что мы получаем эффективность только в том случае, если смогли убедить человека не отказываться от лечения, иначе он может заразить семью. У нас эффективность лечения достигала 70%. А у 30% была такая устойчивость организма, что не один препарат не действовал на них. И эта группа людей могла рассеивать инфекцию.
Анастасия Багалика: Это значит, что и сейчас на Донбассе, по обе стороны разграничения, ситуация тяжелая?
Светлана Кельманская: Меня там не было полгода. Должна заметить, что это такой срок, когда впервые диагностируемый туберкулез можно вылечить. Но эта болезнь хроническая. Он запил, пошел на войну, заболел сахарным диабетом или не доедает. Все это может привести к рецидиву. А любой рецидив лечится дольше.
Мария Завьялова: И человек становится заразным?
Светлана Кельманская: Естественно. Есть больные, которые не выделяют бактерии и лечатся амбулаторно. Это очаговый туберкулез. А если есть распад и бактериальные выделения, обязательно мы госпитализируем таких пациентов.
Мария Завьялова: Можно ли выявлять туберкулез в плановых каких-то акциях?
Светлана Кельманская: Ежегодно проводим занятия с врачами-терапевтами, на которых рассказываем, как выявить туберкулез на ранних стадиях. И хочу заметить, что вылечить туберкулез легко и быстро можно, если его выявить своевременно. Есть у человека две недели кашель, субфебрильная температура, слабость, он теряет в весе. Если появляется потливость, то нужно сходить к врачу. Кроме того, раз в год стоит сделать флюорографию.
Анастасия Багалика: Как обстоят дела с детьми? Потому как я знаю, что на неподконтрольной территории остаются дома с детьми, которые болеют туберкулезом.
Светлана Кельманская: С детьми ситуация намного лучше. У нас — единственный диспансер, который лечит всех детей, независимо от того, с подконтрольной или неподконтрольной они территории. Ежегодно проводится плановая туберкулиновая проба, проще говоря, манту. Сейчас же появился новый метод — диаскинтест — это средство, которое даст абсолютно точный ответ, есть ли у ребенка микробактерии туберкулеза.