Журналист Дмитрий Филимонов работает по обе стороны линии разграничения на Донбассе. Он уверен: горизонтальные контакты необходимы, особенно, когда идет информационная война и у людей отличаются политические взгляды. «Наоборот необходимо всячески стимулировать горизонтальные связи и доверие между лидерами на той и другой территории и их консенсус по каким-то вопросам, они могут как-то воздействовать и сближать остальных людей, которые не имеют возможности такой коммуникации», – говорит Дмитрий Филимонов
Андрей Куликов: Как получилось так, что ты работаешь по обе стороны линии разграничения?
Дмитрий Филимонов: Мне стало интересно, как получилось так, что были люди, а затем в массовом сознании и риторике стали террористами и пособниками террористов, агрессорами, оккупантами.
Ирина Седова: Многие украинские журналисты ведущих изданий говорят, что если журналист контактировал с людьми, которые отдавали приказы расстреливать нашу армию и писал про них хорошие новости, это уже не журналист, а пропагандист, и что о преступниках нельзя писать. Ваше мнение.
Дмитрий Филимонов: Я когда выезжал из Луганска и мне отдали пленного, чтобы я его вывез, у него не было паспорта. Нас остановили. Казаки хотели расстрелять его. Это был боец Нацгварди. У него не было глаза, ноги были простреляны. Я сказал, что у меня есть приказ о его освобождении. Я разговаривал с этими людьми, звонил Мозговому. Потом они с недовольством его отпустили, а я остался покурить с ними пару сигарет. Я увидел людей, которые искренне защищают свою землю. Они так думают. Когда я им задал вопрос, почему бойца Нацгвардии надо было расстрелять, они мне ответили: «Потому что он сейчас поедет к своей жене, а мы здесь будем под Градами стоять». Я говорю: «Ребята, там тоже люди защищают свою землю», На что они отвечают: «Почему они на нашей земле?». Я считаю, что надо общаться со всеми. В этом роль журналиста. Такие горизональные вещи решают многие вопросы.
Ирина Седова: В чем, по-вашему, разница между журналистами и пропагандистами?
Дмитрий Филимонов: Есть стандарты журналистики. Они везде едины. Всегда должна быть вторая точка зрения. Если мы что-то показываем и не даем ее – мы пропагандисты. Конечно, работая в небезопасной зоне, приходится более гибко относиться к каким-то моментам, потому что это вопрос твоей безопасности. Где-то тебя могут упрекнуть, что ты чего-то не сказал. Главное – видеть, что происходит. Потому что сейчас нет спикеров, которым мы доверяем, есть разделенность. И мы не знаем, что происходит. В большинстве случаев, выводы о том, что там происходит, основаны на пропагандистских штампах.
Андрей Куликов: Ты сказал, что было интересно, как люди стали террористами и пособниками террористов. А почему не было интересно, как получилось так, что люди стали «фашистами»?
Дмитрий Филимонов: А тут я как раз понимаю, почему так произошло. Мое видение следующее: действительно, есть некое явление в обществе, существуют неонацисты, нацисты. Но есть две крайности. В России это явление экстраполируется на все общество в целом, а в Украине это явление до недавних пор полностью отвергалось. У нас есть движение Misanthropic Division, зародилось в Беларуси. Возникло из фанатского движения. Это все в Интернете есть. Но из-за информационных войн мы отвергаем очевидную информацию, потому что считаем это пропагандой противной стороны.
Ирина Седова: Если это есть в Интернете, это достоверная информация?
Дмитрий Филимонов: Есть Misanthropic Division сайт, на нем есть ссылки на страницы Вконтакте реальных бойцов, которые публично присутствуют в нашем медиа-пространстве. Это не просто что-то написано. Есть люди, которые сами пропагандируют некую идеологию. Я русофил. Я киевлянин в пятом поколении и люблю русскую культуру. Это я декларирую. Точно так же, как те, кто говорит: «Я считаю, что есть белая раса, есть расы достойные и недостойные», я для меня являются нацистами. Это самоидентификация.