— Уже 8.57! – Мама подгоняла меня.
— Знаю-знаю! Сейчас закипит! — Для ускорения процесса я подбросил пару сухих щепок сосны в костер под чайником.
Дело было на заднем дворе нашего дома. Когда в марте 22-го в начале оккупации в Изюме не стало электричества и газа, я обустроил костер под навесом в пристройке. В двух метрах было большое окно на кухню, через которое шел бесконечный поток кастрюль и чайников. Заведовала этим очагом мама. В мои задачи входило добыть продукты, заготовить дрова и развести огонь.
Ежедневно мама варила огромную десятилитровую кастрюлю каши для котов и собак и, раз в два дня, меньшую кастрюлю первого блюда для нас. У костра она проводила большую часть дня. Порой глядя на ее покрытое гарью измученное лицо и черные от сажи натруженные руки мне становилось больно – мама явно не заслужила такой старости, к которой ее приговорила Россия!
— Девять! — мама нервничала и снова подгоняла меня.
— Да-да! Успеем! Еще будет «минута памяти», — я ускорялся как мог.
Вскоре я передал через окно дымящийся чайник, и мы сели завтракать.
Все описанное повторялось той весной каждое утро. Наш с мамой график подгонялся под первый выпуск новостей на Громадськом радио. Тогда в оккупации в условиях тотального дефицита информации, без интернета, телевидения и мобильной связи украинские новости были подобны глотку свободы в царстве тотального диктата, полицейских и военных патрулей. Именно в то время я снова переосмыслил слова Спасителя: «Не хлебом единым будет жив человек. Но всяким словом, исходящим от Бога!».
Без преувеличения новости для нас тогда были равносильны воле Всевышнего о судьбе нас и нашего народа. После первых недель информационного голода мы смаковали их, чувствуя причастность к чему-то великому – рождению новой украинской государственности.
Понятно, что жизнь в свободной Украине и оккупации – две параллельные реальности, которые не пересекаются. В обычной мирной жизни, переполненной информационными потоками, новости – нечто данное само собой априори, фон, которым можно пренебречь, чтобы вернуться к нему в любой удобный момент.
Для человека в оккупации новости о ситуации на фронте – вопрос безопасности, жизненная необходимость, понимание системы событийных координат и своего места в ней. Часто буквально необходимо знать, где проходит линия разграничения, и кто в соседнем селе: свои или чужие. В условиях информационной блокады и жестких ограничений на любое передвижение, новости становятся практически единственным источником столь необходимой информации.
В те дни радио было маркером. Если где-то ты слышал позывные Украинского или Громадського, это означало, что рядом были свои. Так украинское радио познакомило меня со многими.
Одними из них были братья Батула. Они жили по соседству. Три троюродных брата с одной фамилией. Вскоре после начала войны в дом одного из братьев, Бориса, переехала с дочерью сестра Ольга. Ее дом в живописном месте на улице Замостянской на берегу Северского Донца разбили в первые дни войны. После того, по реке еще долгое время проходил фронт. Жить там было совершенно невозможно.
Первые недели после побега из руин собственного дома Ольга с Дашей прожили в бомбоубежище. Опасаясь за жизнь дочери, Ольга ни на шаг не отходила от спасительного подвала. Весной 22-го там было не протолкнуться. Бомбоубежище возле Дворца культуры железнодорожников стало пристанищем для нескольких сотен изюмчан, потерявших свой дом в первые недели войны.
Судьба этой семьи трагична, как и многих семей, попавших в кровавую мясорубку этой войны. Кроме Ольги у Бориса жил с больной матерью и сестрой еще один беженец, потерявший дом, его брат Андрей. У Андрея был рак. Перед войной Андрей ездил в Харьков, активно лечился, принимал химиотерапию. Это дало результат: врачи говорили, что у него есть перспективы, нужно терпение. Все перечеркнула война. В оккупированном Изюме без постоянной помощи болезнь Андрея начала быстро прогрессировать. В последние дни Андрей лежал. В конце апреля он умер.
Я случайно познакомился с братьями. Когда в начале марта в Изюме не стало электричества возникла острая необходимость зарядки гаджетов. Моих стареньких павербанков хватило ненадолго. Надо было срочно что-то делать. В поисках электричества я целыми днями ездил по району, попутно ища продукты. Однако у всех знакомых была та же проблема.
Решение нашлось неожиданно. Как-то я поехал к колодцу, что на улице Генерала Недбайло, за водой. Возле источника разносился характерный звук работающего генератора. Я оставил баклажки возле реки и пошел на звук. Когда перешел ручей, заваленный огромной ивой, я углубился в частный сектор на противоположной стороне. Вскоре на одной из улочек я увидел небольшую группу людей.
Ожидания меня не подвели, во дворе гудел генератор. Зашел в калитку и услышал знакомый позывной Украинского радио. Внутри потеплело – я пришел к своим.
Довольно быстро я сблизился с братьями. Раз в два дня Борис запускал свой генератор. На звук со всего района стекались люди. Борис, хозяин дома, никому не отказывал. Главное – найти свободную розетку!
Обычно весь стол и диван у входа были покрыты телефонами, фонариками и заряжающимися повербанками. Та же картина была внутри дома. Однако, дождавшись очереди, все желающие получали свою порцию целебной энергии.
С соляркой для генератора иногда возникали проблемы. Все довоенные запасы быстро исчерпались, а заправки с начала войны не работали. За горючим надо было ехать в Купянск или искать по городу. Своего транспорта у меня не было, поэтому второй вариант оказался единственным возможным. Конечно же, топливо в Изюме было, его было много, но все оно было в одном месте – у оккупантов.
Осторожный зондаж показал, что солдаты готовы продавать солярку, или, как вариант, менять ее на алкоголь. Технология сделки была простой до примитивности. Я брал канистру, садился на велосипед и ехал на рынок. Здесь было много русских. Они приезжали на своих КамАЗах, МТЛБ и других БТРах. Как правило, вся военная техника работает на дизеле. Заметив одинокого водителя, я подходил к нему с предложением продать «канистру солярки или две». В 50 процентах случаев оккупанты отвечали согласием.
Как-то мне повезло договориться сразу за сто литров. Оккупанты привезли их домой Борису в тот же день. Все удовольствие обошлось в четыре бутылки купленной специально по такому случаю самогонки и тысячи гривен. За эти, сравнительно небольшие деньги вся улица почти два месяца была обеспечена зарядкой своих гаджетов.
Где бы я ни был для меня крайне важно было оставаться в информационном поле Украины. В оккупированном Изюме это было непросто. Стоило выйти из дома реальность оккупации наваливалась со всей своей силой. С блокпостами, проверками, российскими танками на улицах и российской пропагандой в мегафонах, на базарах и площадях. В этих условиях оставаться в украинском инфополе означало, ни много ни мало, сохранять здравый смысл и присутствие духа.
Именно поэтому я везде таскал за собой в рюкзаке старый FM-приемник. Спасибо, один из братьев, Сергей, который до войны был мастером по ремонту радиоэлектроники, приделал к нему блок питания от планшета, сделав его пригодным к зарядке.
Особенно приемник помогал в деревне. Мой дом находился в зоне слабого приема радиосигнала. Телефон с радиоприложением здесь не справлялся. Вместо этого выручал приемник.
По дороге в село я слушал музыку. Это был записанный когда-то с радиотрансляции концерт Вакарчука из киевского метро. Поскольку украинское радио в Изюме глушили, запись получилась немного с помехами, но это была не беда.
Как только изюмский блокпост с российским триколором оставался позади я надевал наушники, и включал «Човен». Впереди было два десятка километров пути, три блокпоста и бесконечные колонны техники оккупантов, которые каждый раз норовили сбросить меня в кювет.
От военной техники отремонтированный накануне войны асфальт харьковской трассы покрылся слоем грязи, ехать по нему на велосипеде вверх было непросто. Гражданских авто, за исключением сгоревших остовов на обочинах, практически не было. Можно было проехать несколько десятков километров и не встретить ни одной легковушки. Только бесконечные колонны российской техники по обе стороны.
Весеннее солнце заливало все вокруг. И справа и слева, куда ни глянь, по всей кромке горизонта поднимался дым от пожаров. Танковые колонны проносились мимо, то и дело заглушая музыку. Но мне это практически не мешало. Даже было как-то приятно думать, что весь этот мрак когда-то пройдет, как эта танковая колонна. Дым развеется, снова зазвучит музыка и земля воскреснет.
В феврале-марте 22-го в Украине произошло чудо. Где-то там – в Мариуполе, под Киевом, Черниговом и Сумами наши герои ежедневно своей кровью творили это чудо. А мы в оккупации радовались каждой новости об украинской победе на фронте. Получая по радио эти скупые известия, мы несли их дальше – близким, друзьям, соседям. Передавали из уст в уста, смаковали их на кухнях и в домах с закрытыми дверями, так причащались славе наших героев.
И пусть там снаружи на улицах шли зачистки и ездили российские танки, внутри наших домов уже родилась и жила надежда.
Мы знали – чтобы там не происходило дальше, мы уже победили! Мы будем бороться! Год, два, десять! Сколько надо, мы будем бороться!
При перепечатке материалов с сайта hromadske.radio обязательно размещать ссылку на материал и указывать полное название СМИ — «Громадське радио». Ссылка и название должны быть размещены не ниже второго абзаца текста.
Поддерживайте «Громадське радио» на Patreon, а также устанавливайте наше приложение:
если у вас Android
если у вас iOS