«На Донбассе осталось много нормальных людей» — экс-узник боевиков Савин о работе на «ДНР» и политических амбициях

Василий Савин – один из самых обсуждаемых персонажей последнего обмена между Украиной и самопровозглашенными «республиками».

Ровно 25 дней он возглавлял районную администрацию в оккупированной Макеевке. Затем боевики обвинили его в попытке создания проукраинского батальона на базе оккупированного города. Василию Савину дали 23 года строгого режима.

В тюрьмах так называемой «ДНР» он провел более четырех лет. 29 декабря 2019 года – вернулся в Киев после обмена удерживаемыми лицами, и сразу заявил: верит президенту Владимиру Зеленскому и пойдет за ним до самого ада.

О нынешних политических амбициях, работе в оккупационной администрации и последующем заключении – Василий Савин подробно рассказал в интервью Громадському радио.

Вы уже социализировались? Как чувствуете себя?

Ощущение такое, как будто этих пяти лет в подвале и не было. Сразу, как только мы ступили на нашу землю, возникло ощущение, что мы дома. Дело в том, что все пять лет какая-то пружина внутри сдерживала мои чувства. И только тогда, когда я ступил на родную землю, она разжалась и по щеке потекла слеза.

Потом ощущение, что я где-то был – исчезло. Я у себя дома. Я и был у себя дома, потому что Макеевка, где я сидел в колонии – это мой родной город. Такой же родной, как Донецк. Поэтому я был у себя дома.

Нас обменяли. Но еще многие там остались. Поэтому рассюсюкиваться некогда. Входить в мирную жизнь некогда. Мы уже тут. А там – идет война.

Ваше обращение к президенту Зеленскому, а потом и речь на КПВВ “Майорское” цитировали практически все украинские СМИ…

Я очень благодарен президенту. От имени всех политзаключенных – низкий поклон нашему президенту за то, что вытащил нас из подвалов. Я отсидел в подвале 5 лет. Больше, чем кто бы то ни было. Есть еще трое военнопленных, а из гражданских – я один.

И я не собирался выходить. Несмотря на то, что я нахожусь в списке на обмен с подачи Украины с мая 2015 года, меня принципиально не отдавали, и сейчас сказали, что не отдадут.

Поэтому, то, что огромную цену заплатил президент за наше спасение – мы понимаем. Понимаем, на какие имиджевые потери ради нас он пошел. Низкий поклон!

Сейчас мы готовы работать, освобождать нашу землю, быть полезными для тех ребят, которые остались. Нас обменяли. Но еще многие там остались.

Я сразу доложил президенту, что мы на подвале создали партийную организацию “Слуга народа” – из донецких политзаключенных. Часть из них все еще там. Мы не должны их забывать. Поэтому рассюсюкиваться некогда. Входить в мирную жизнь некогда. Мы уже тут. А там – идет война.

Вы говорите “мы”. Корректно ли говорить от лица всех вернувшихся? В частности, о поддержке президента.

Как я уже сказал, я был самым “старым”. Одно время – я был единственным политзаключенным в Донецке. Еще с начала 2015 года.
Естественно, я знаю всех донецких политзаключенных. Я очень хорошо знаком с теми, кого сейчас обменяли.
Там. на подвале, мы создали партийную организацию “Слуга народа” и общественную организацию “Всеукраинское братство политзаключенных “Несломленные на Донбассе”. Поэтому всех ребят, которых обменяли со мной, я знаю отлично – по подвалу, по макеевской колонии. И я знаю, что они полностью разделяют мое мнение. И нашу благодарность президенту мы еще из подвала отослали. В интернете ходит мое письмо. То есть это мнение не только мое. Мы в одном подвале сидели все вместе. Только благодаря Зеленскому мы смогли вернуться к жизни. Поэтому чисто по-человечески, мы благодарны конкретно Владимиру Александровичу за то, что он нас спас.

Вы сказали, что создали на подвале ячейку партии, и отдельно – братство. В чем разница?

Это две организации. Есть партийная организация “Слуга народа”. Это именно партийная структура нашего президента. И мы – члены партии. Мы разделяем конкретно политику президента, мы разделяем его шаги.

А “Всеукраинское братство” – это не политическая, а общественная организация. В нее входят все политзаключенные Донбасса.

Учредительное собрание нашего братства мы провели 13 ноября 2019 года. Прямо в тюрьме, понимаете? Прямо в бараке. Понимаете, какое мужество нужно, чтобы это организовать? И какую это реакцию вызвало? Мусорам, работникам тюрьмы – это как нож по одному месту.

Чем вы занимались в рамках этой партийной ячейки?

Прежде всего, это агитация. Нас пытались сломать тем, что не давали нам общаться. Чтобы общаться с другими, мы пускались на такие удивительные ухищрения…

Пример: в 2018 году на День Конституции во время прогулки, нам удалось задержаться, собрать порядка 30 человек, и провести импровизированный митинг. Я поздравил ребят с днем украинской Конституции. Вы представляете, с каким они ощущением это воспринимали? И мы пели гимн Украины! Там, на подвале, гимн Украины!

Как реагировала так называемая “администрация”?

Меня сразу в карцер – такая была реакция.

А остальных?

У кого забрали телевизор, у кого – чайник.

Еще какие-нибудь подобные случаи были?

Точно так же у нас получилось 1 октября 2019 года с “переписью”. Наши политзаключенные отказались принимать участие в “переписи населения”. И 3 октября меня с рядом ребят отправили в макеевскую колонию строгого режима №32. И сразу опять в штрафной изолятор.

Точно так же – на День независимости.

Точно так же – когда были “выборы” в “ДНР” так называемые. Тогда мы объявили, что не признаем эти “выборы”, не признаем “республику”. А для них было очень важно, чтобы мы участвовали в этих “выборах”.

Если украинские политзаключенные принимают участие в “выборах”, то они подспудно их признают. И поэтому было очень строго.

Когда пришли голосовать 11 ноября 2018 года, то все было организовано так: гражданская комиссия была в коридоре, а по всему подвалу в два ряда работники СИЗО живым коридором тебя прогоняют от двери к столу для голосования.

Когда открыли нашу дверь, я надел костюм, рубашку… Уже этот вид вызывал у мусоров ненависть. Я вышел в костюме, подошел к комиссии и сказал: “Я гражданин Украины, отказываюсь принимать участие в нелегитимных “выборах” нелегитимной “республики”. Меня быстро затолкали в камеру. На следующий день – опять отправили в карцер.

Я четыре раза был в карцере в 2018 году. И моему примеру последовали многие.

Сколько людей разделяли ваши идеи?

В колонии нас было 45. В СИЗО остался 21 человек.

Если человек является членом партии, он, скорее всего, разделяет идеологию этой партии. Вы эту самую идеологию разделяли? И как, находясь в колонии, то есть, практически в изоляции, вы понимали, что поддерживаете?

Я много лет работал председателем исполкома в Макеевке. Я 10 раз избирался депутатом – был и в России депутатом, еще при Советском союзе, и в комсомольских, партийных органах работал.

В работе в партийных и советских структурах мне больше всего претил такой подход, который был и остается в России и, к сожалению, бывал у нас. В нормальных странах кто такой президент? Человек, которого все люди избрали на работу – руководить процессом. Не более того. Мэр города – это хозяйственный руководитель. Жители города его избрали, чтобы в городе убирали, чтобы была вода, был свет – и все.

Это в нормальной стране. Но в России и, к сожалению, во многом, у нас – не нормально. Кто такой мэр города в России? Это хозяин. Кто такой губернатор в России? Это князь. А президент России – это царь.

И вот так, к сожалению, было и у нас. Губернатор Донецкой области – Янукович – это был князь. И, став президентом Украины, возомнил себя царем. Но украинский народ – это не россияне. Это совсем другой этнос. В России терпят. Мы не стали это терпеть – сбросили собаку.

И то, что Зеленский сейчас четко показал партии, какая должна быть власть и какой должно быть сопоставление народа и чиновников, оно выражено в названии партии – “Слуга народа”. Это мы полностью разделяем, до каждой буквы.

Как только услышали мы такую позицию президента – приняли ее однозначно. И очень правильно. Очень хорошо, что пришел незаангажированный, не затертый в этих политических дрязгах человек. Пришел со свежим взглядом, молодой командой, которая может научиться. У меня такой опыт есть собственный, поэтому я могу судить.

Вы тогда сделали эти выводы благодаря информации, получаемой каким путем?

Информацию, конечно мы получали. Низкий поклон вам, украинским журналистам. Вы не представляете, с какой жаждой мы ловили каждое ваше слово. Телевизоры были в некоторых камерах. Каналы – только российские. И “дырявые” – так сказать, “республиканские”. Но удавалось настроить на некоторые украинские каналы. Удавалось слушать.

Кроме того, личность президента, личность лидера партии – она сейчас решающая. Партий идеологических нет. Партии есть, которые идут за конкретным лидером. И фигура Владимира Зеленского полностью нами поддерживаема.

Все познается в сравнении. Давайте сравним с нашим врагом. Путин и Зеленский. Насколько наш президент превосходит…

Кем был Зеленский до прихода во власть? Успешным человеком, известнейшим артистом №1. Кем был Путин до прихода во власть? Никем. Работал в спецслужбах на второстепенных должностях, достиг звания подполковника, в 39 лет был выгнан со службы как бесперспективный офицер. Что сделал Зеленский до прихода во власть? Он создал мощную команду. Какие успехи у Путина были до прихода во власть? Никаких. Определенный показатель – деньги. Где заработал деньги Зеленский? Мы знаем, где. Своим творчеством. И Путин, и, кстати, Янукович, пришли ко власти с голой жопой. Две большие разницы: прийти уже богатым человеком ко власти, и прийти нищим, но разбогатеть во власти.

Как бы то ни было, Зеленский добьется решения вопроса и по Донбассу, и, уверяю вас, по Крыму. Его золотые слова, сказанные на День независимости: Крым и Донбасс – наши дети, которых украл злой сосед. И мы вернем этих детей.

Известно, что до 2012 года вы были депутатом Донецкого областного совета от Макеевки. А в 2015 году стали главой одной из “районных администраций” уже оккупированной Макеевки. В этот промежуток времени чем занимались?

Я жил там, в Макеевке. Занимался бизнесом. У нас – трех компаньонов, был большой строительный бизнес. Строили высотки в Донецке, Днепропетровске. Занимались оптовой торговлей стройматериалами и металлом. Было несколько баз, 12 магазинов, несколько фирм – то есть большой бизнес. Все это осталось там. Все это было отжато наступившим врагом к концу 2014 года.

Понимаете, “ДНР” появилась не в 2014 году. Она у нас с 1996 года, когда Янукович стал первым вице-губернатором и начал подминать под себя все.

Помните Макеевку и в целом Донбасс начала 2014 года?

С момента прихода врага на нашу территорию – это февраль 2014 года – мы же не знали, что будет происходить. Мы не знали, что это оккупация. С высоты прошедших лет можно рассуждать. А тогда мы думали, что это просто наши местные волнения, мы даже не поняли, что инициаторы – россияне.

В феврале мы участвовали во всех проукраинских митингах. Мы проводили собрания, мы пошили огромное украинское знамя, которое растянули на площади Ленина.

Я три раза встречался с губернатором Донецкой области, на тот момент – Тарутой. Я говорил ему, как нужно действовать и какая должна быть разъяснительная работа. Он отмахивался. Потом самого Таруту россияне и местная шваль выгнали из здания обладминистрации. Он переселился в гостиницу “Виктория”, рядом со стадионом “Донбасс-арена”. Там стала его администрация. Потом его выгнали и из гостиницы “Виктория”. Он переселился в бывший дворец завода “Точмаш”. В конце-концов, его выгнали и оттуда. Тогда Тарута уехал в Мариуполь. А весь Донецк остался в руках россиян и примкнувших “сепаратюг”, которые были людьми невысокого социального уровня. Помогли им это сделать местные регионалы? Именно Николай Левченко (народный депутат Украины VII созыва, председатель Донецкой областной организации Партии регионов, – ред.) привел так называемого народного губернатора Павла Губарева (в марте 2014 года, с началом российской агрессии против Украины, был провозглашен на митинге «народным губернатором» Донетчины, – ред.). Он дал ему возможность выступать.

Понимаете, “ДНР” появилась не в 2014 году. Она у нас с 1996 года, когда Янукович стал первым вице-губернатором и начал подминать под себя все.

И тогда Донецкая область стала закрытой. Там были только свои кадры. В застойной воде образовалось болото. Оно все сгнило и сосед его забрал. Регионалы думали, что пустят туда российские войска и им удастся сохранить влияние над Донбассом, как это было раньше. А россияне в итоге взяли Донбасс под свой контроль. Правда, регионалы не пропали, а очень хорошо встроились в работу “ДНР”.

Но это сейчас легко об этом говорить. А что делать было тогда? Ни в какой книге не написано, что делать, когда рушится система ценностей, система государства.

В 2015 году вас посадили оккупационные “власти” за якобы попытку создать в оккупированном городе проукраинский батальон “Макеевка”. Но, кроме того, есть информация о вашей более ранеей связи с добровольческим батальоном “Шахтерск”. Что это за связь?

На тот момент было актуально создавать добровольческий батальон.
Я приехал в Киев. Получил поддержку руководства Днепропетровской области. Тогда руководство Днепропетровской области проявило в высшей степени патриотические настроения, в отличие от Таруты. Четко удержало ситуацию. А я сам видел, что уже были готовы знамена Днепропетровской народной республики – оно темно-розового цвета; Харьковской народной республики – оно такое же, как знамя «ДНР», только вверху вместо черной полосы – зеленая. Видел знамя Одесской народной республики – оно такое же, как знамя «ДНР», только сверху не черное, а желтое. План-то был забрать 8 областей, плюс Крым. Но не получилось.

Так вот на тот момент было актуально создавать добровольческий батальон. По образцу батальона “Донбасс”, батальона “Днепр” – создать батальон “Макеевка”. Это я говорю про лето 2014 года. Я обратился в МВД. Лично к заместителю министра внутренних дел Николаю Величковичу.

Он обещал поддержку и посоветовал изучить, как все устроено в батальоне “Шахтерск”. Я поехал туда. Познакомился с командованием, неоднократно встречались с ребятами. Даже было предложение стать заместителем командира батальона по политчасти.

А я сам советский офицер. Служил в воздушно-десантных войсках, имею звание капитана. Окончил офицерские курсы при Новосибирском высшем военно-политическом училище. И моя воинская специальность – замкомандира парашютно-десантного батальона по политчасти. Но был нюанс.

Какой?

Я подал документы в Днепропетровское управление МВД, прошел медкомиссию. Но у меня была непогашенная судимость.

Заранее скажу. Я в 1998 году взял власть в Кировском районе Макеевки, и всегда был в оппозиции к власти и к Партии регионов. Это просто так мне с рук не сходило. С первого моего прихода ко власти, на меня стали заводить уголовные дела по экономическим моментам. Одно дело проверяют – отказной. Заводится новое.

Поскольку по экономике меня не получалось закрыть, они решили поступить иначе. У меня был охотничий ствол “Сайгак”. На него закончился срок регистрации. Я подал заявление на продление срока. Ничего не последовало. Потом опять – всего я подал 4 заявления, которые остались без внимания. В какой-то момент на меня завели уголовное дело, и сразу передали его в суд. Посадить меня не получилось. Но 2 года условно мне, все-таки, удалось навязать.

В силу этой судимости я не мог поступить на службу в батальон “Шахтерск”.

Идея создать свой батальон у вас появилась после этого?

В конце 2014 года у меня родилась идея создать свой батальон “Макеевка”.

У меня были люди, была материальная база. Я вполне мог это дело организовать. Но тогда чиновники работали на два фронта – пытались и туда, и сюда. Все были уверены – скоро начнется широкомасштабный штурм, наступление Вооруженных сил Украины. И все к этому готовились. И готовился к этому Александр Захарченко (с 2014 по 2018 год – главарь самопровозглашенной “ДНР”, – ред.). Я узнал, что поступил секретный приказ: помимо “ополчения”, создаваемого военкоматами, нарастить еще численность вооруженных людей, но при помощи местных “властей”. То есть при райадминистрации в “ДНР” создать роту “ополчения”.

Если, в случае наступления все воинские подразделения выдвигаются на фронт, то охранять город некому. Это должны были бы делать роты при каждом районе. И у меня родилась абсолютно безумная идея. Я решил внедриться в руководство “райадминистрации”. Любой. Тем более, что я умею это делать и Макеевку знаю прекрасно. Я руководил и Кировским районом, и Центральногородским районом, и 10 лет представлял Макеевку в Донецком областном совете. Знаю людей.

А ситуация была такая. В Макеевке 5 районов, соответственно – 5 военных комиссариатов. Потом военные комиссариаты сократили. Осталось 3. Остался отдаленный Червоногвардейский, отдаленный Советский и как бы объединенный, в состав которого входили Центральногородской, Кировский и Горняцкий военкоматы.

Мне удалось возглавить “Центральногородскую районную администрацию”. Пользуясь этим, я получил доступ к секретным данным и секретным картам. Не только Центральногородского, но еще Кировского и Горняцкого районов. А “председателей” этих районов я знал давным-давно. Они меня поддерживали.

У меня не было дилеммы – уезжать или оставаться и сражаться. Мне в голову не приходило. Как это, взять и уехать?

То есть вы внедрились в руководство “районной администрации”, оккупированного города чтобы создать батальон. Проукраинский. Объясните логику.

Три роты при каждом районе – это полноценный батальон. 300 человек. При наступлении ВСУ со стороны Мариуполя, с города Макеевки выдвигаются воинские и казачьи подразделения. Остаются подразделения военной комендатуры – это порядка 40 человек. И порядка 20 человек – это подразделения “управления МГБ” города Макеевки. “Полицию” мы не берем. Силами батальона уничтожить 60 человек – это элементарно. Полностью забираем власть в “администрацию”. Я прекрасно умею управлять городом. В частностью, городом Макеевка. Объявляем людям о возвращении Макеевки под юрисдикцию Украины.

А Макеевка расположена таким образом, что как раз окружная дорога, идущая через нее, идет мимо Донецка и прямо на мариупольскую ветку. В тыл, понимаете? А наши фирмы, о которых я рассказывал раньше, находятся в Буденновском районе Донецка – как раз на этой окружной дороге. У нас железнодорожная ветка, у нас подъездные пути, у нас складские помещения, у нас станция техобслуживания – все, где можно размещать батальон.

И получается прекрасно. Захватив администрацию, вернув украинскую власть в Макеевке, по объездной дороге через нашу фирму мы выходим прямо в тыл ополчения. А со стороны Мариуполя наступают ВСУ. Вот и все. Идея была прекрасная.

Меня выдал человек, которого я хорошо знал. Я не в коей мере не пытаюсь себя показать неким стратегом. Я переоценил наши возможности, и недооценил возможности врага. Почему? Мне удавалось поднимать людей. Но я не предполагал, что против меня будет не местная “шушваль”, а спецслужбы России. Я не учел, что со мной будут работать ФСБ-шники. И, конечно, я оказался в подвале, как это мне и предсказывали.

Инициатива создать батальон “Макеевка” принадлежала вам?

Мне. Я не сотрудничал ни с СБУ, ни с другими спецслужбами. И много патриотов было. На тот момент меня многие поддерживали из тех, кто сейчас является руководителями в “ДНР”.

Кто, например?

Тот же Александр Кофман, который сейчас возглавляет “общественную палату”, а тогда был “министром иностранных дел”. Он ездил со мной в Днепропетровскую администрацию, пытался там найти контакты. Также многие сотрудники “администрации”…
Они остались, кто-то уехал в Крым, кто-то еще куда-то. Потому что деваться там некуда. Оттуда можно деться только в подвал. Многие уехали в Крым потому что не смогли сработаться со старыми друзьями. А с другой стороны, эти старые друзья – это бывшие регионалы. Например, Виталий Кижаев – сейчас “первый замминистра ЖКХ “ДНР”. А до этого он был “министром ЖКХ” Крыма. А еще до этого – моим заместителем по ЖКХ.

Имя человека, который в итоге вас раскрыл, назовете?

Я не думаю, что это правильно делать сейчас. Его имя я сообщил сотрудникам спецслужб. Он остался там. Но я думаю, мы его достанем. И не только его.

Вы с кем хотели создавать батальон? Кто те люди, которые должны были составить костяк?

Я не хочу много говорить на эту тему. Но скажу прямо. Я держался два месяца. За это время те, кто знал, успели уехать. Уже здесь был убит мой непосредственный помощник Эдуард Спатарь. Его убили 9 января 2016 года, в Киеве. Сына моего допрашивали, бывшую жену. Те ребята уехали. Хватали просто моих друзей. Просто тех, кто меня знал. Но я никого не выдал.

А как вы планировали финансировать создание батальона?

Были и наши средства. У нас был хороший бизнес и финансами мы располагали. Были и люди, готовые нас поддержать.

В 2015 году, незадолго после вашего вступления в “должность” вас арестовали оккупационные власти. Но все-таки вы сами решили остаться на оккупированной территории, уже понимая, с кем имеете дело. И вы решили сотрудничать с оккупационной властью. Почему? Тем более, что вы вступили в должность в начале 2015 года, когда уже было понятно, что там есть российские военные, ФСБ…

Я скажу так. То что там работают ФСБшники, я узнал только в подвале, когда они начали меня допрашивать. До этого я предполагал, что это наши внутренние “сепаратюги”, которых Россия подзуживает.

То есть вы хотите сказать, что до начала 2015 года не знали о присутствии на Донбассе ФСБ? Кадровых российских военных?

Кадровые военные были. Но они были в форме-то такой….

Имеете в виду, что их нельзя было идентифицировать?

Да. И повторю, мы сейчас можем рассуждать. А тогда надо было действовать быстро.

Вы вот спрашиваете, почему я принял такое решение. Я никакого решения не принимал. У меня не было дилеммы – уезжать или оставаться и сражаться. Мне в голову не приходило. Как это, взять и уехать? Это мой город. С какой стати я должен уехать из-за каких-то собак?

И вот эта идея – изнутри нанести удар, изнутри разложить ситуацию – она, конечно, правильная. Недооценил врага. И переоценил свои силы.

“ДНРовская” “власть” оценила практически каждый день моей работы в “администрации” в один год строгого режима. Я думаю, это более чем почетная оценка.

Вступление в должность – даже для нанесения удара изнутри, – тоже некая легализация оккупационной власти. Разве нет?

Это мы сейчас так смело рассуждаем. Тогда нужно было действовать быстро и четко. Возглавив “администрацию” Центрально-городского района Макеевки, я руководил ею 25 дней. И такая мне оценка. “ДНРовская” “власть” оценила практически каждый день моей работы в “администрации” в один год строгого режима (Василию Савину дали 23 года строгого режима, – ред.). Я думаю, это более чем почетная оценка.

Вы вообще сталкивались с боевиками, представителями казачества, военизированных формирований и так далее?

Такого момента не было. Я проработал 25 дней. И я занимался своим делом – много общался с простыми людьми. Приезжаешь в школу, разговариваешь, какие настроения…. Учителя, люди с высшим образование – за Украину. Уборщицы – за Россию, за “ДНР”. Приезжаешь в больницу, разговариваешь с врачами – люди с высшим образованием, – проукраинские. Разговариваешь с санитарками и уборщицами – они за “ДНР”. О чем это говорит? Корреляция с уровнем образования действительно такая.

Процитирую вам вашу же цитату из новости, опубликованной 25 февраля 2015 года на сайте оккупационной Макеевской “администрации”. “Настоящий патриот нашей Донецкой Народной Республики должен всячески стараться помочь ее защитникам. Нет возможности самому стать в строй с оружием в руках защищать молодое государство — сдай кровь для раненых бойцов, стань волонтером, окажи посильную помощь”. Это же ваши слова?

Ничего подобного я не говорил. И никаким раненым бойцам кровь я не сдавал. Кровь я сдавал в детскую больницу, в поселке ЯКХЗ. Есть только одна больница – детская, в этом поселке. Никаких “ополченцев” или “ветеранов”. И кровь сдавали в детскую больницу. Какие защитники среди детей?

А с учетом технологий, делается это все элементарно. Приписывается любая цитата. И как это проверить? Никак.

Послушайте, это ведь опубликовано не где-нибудь, а на сайте так называемой Макеевской “администрации”.

Это абсолютно понятно. Это опубликовано на сайте городской “администрации”, а я возглавлял районную. Они публикую то, что хотят.
Придумать можно все что угодно. Но есть факты. Узнайте у любого макеевчанина, какие больницы есть в этом поселке. Там есть только одна детская больница.

Исходя из сказанного вами, складывается впечатления, что вы как будто бы дистанцировались от влияния “русского мира”. Как это возможно, возглавляя “райадминистрацию” оккупированного города?

Вот вы ходите по улице. Вот ваши соседи. Среди них есть плохие люди, но вы вынуждены с ними рядом жить, потому что они ваши соседи. Это же не значит, что вы с ними каждый день ругаетесь. Живут и живут. Другое дело, когда сосед залез к вам на балкон и украл ваш велосипед. И тогда с ним нормальные люди не должны иметь дело. Не только в велосипедных вопросах, но и во всем остальном. И пока он катается на чужом велосипеде, никаких примирительных нюансов быть не может. Сначала возвращается велосипед – потом его выслушают выслушаю. И совсем не важно, умеете ли вы им управлять или нет. Это ваш велосипед.

Вернемся немного назад. Помните день, когда вас арестовали?

Когда Захарченко узнал, что я там вытворяю, поручил лично своему главному помощнику по военным вопросам Сергею Завдовееву меня арестовать. Он тогда руководил подразделением “Оплот” – чисто карманной армией Захарченко. Полковник Завдовеев взял с собой “военного коменданта” Макеевки Александра Ляшенко и около 20 бойцов “Оплота” и “военной комендатуры”. Приехали меня арестовывать. Завдовеев завалил с криком: “Слава Украине”. Я все понял сразу и спокойно ответил: “Героям слава”.

Вы, кстати, были знакомы с руководством “республики”?

Я с ними не был знаком. Я знал Пушилина (нынешний главарь самопровозглашенной “ДНР”, – ред.) – потому что это макеевская собака. Его дед работал у меня в пенсионном фонде, в исполкоме. В 1998 году, когда Пушилин заканчивал лицей, я, будучи председателем исполкома, приехал к нему на последний звонок. Напутствовал этого толстожопого пингвина в будущую жизнь.

Итак, вас арестовывают. Куда везут?

В “военную комендатуру” города Макеевки.

И там предъявляют обвинения….

Да. Я осужден судом “ДНР” по таким статьям: 323 “УК ДНР” (Покушение на государственный переворот и насильственный захват власти), 233 “УК ДНР” (Создание террористического сообщества), 232 (обучение ведению террористическим действиям. По ним я получил 23 года строгого режима.

“Прокуратура” требовала пожизненного заключения сразу. Судью, который дал мне и еще двум ребятам – Сергею Радулову и Александру Попову, “мягкие сроки”, уволили за это с работы.

Им потом по пятерке накинули. А моим делом стал заниматься “военный трибунал”, хотя я гражданский.

Но тут еще есть нюанс. Летом 2018 года я написал президенту Порошенко обращение. Удалось его передать из подвала. И август 2018 года – для меня самый счастливый месяц в подвале за все 5 лет, хоть я и был дважды в карцере. 1 августа меня привезли из суда. Сразу в СИЗО меня стали избивать. Оказалось, что вышло в интернете мое обращение и они получили звездюлей. А меня – в карцер.

Потом на День независимости я поздравил ребят… Одно дело кричать “Слава Украине” в Киеве на Крещатике, другое дело – на подвале. И меня – опять в карцер.

И тут заводится новое уголовное дело по двум статьям 325 “УК ДНР” (пропаганда, агитация, разжигание ненависти) и 327 “УК ДНР” (создание формирования, не предусмотренного законом). По этим статьям я получаю еще 12 лет.

Те, кого обменяли в декабре 2017 года, то есть тех, кого из Украины привезли в “ДНР” – их сразу человек 15 в подвалы заехало.

Эти два срока складываются?

Нет. 23 года – это приостановленное решение, по нему решается пожизненный срок. А это еще отдельно 12 лет. Как говорят россияне, должна пройти юридическая очистка нас все. И как бы мы все, которые вернулись, очищены. То есть мне 12 лет простили. Но пожизненный срок на мне висит.

Это ж надо быть идиотом, чтобы поверить “ДНР” и вернуться туда…

И те идиоты, кто решил отказаться от обмена. А такие тоже были.

Те, кого обменяли в декабре 2017 года, то есть тех, кого из Украины привезли в “ДНР” – их сразу человек 15 в подвалы заехало.

То есть они и со своими не церемонятся. Если вы думаете, что подвалы заполнены только украинскими патриотами, то нет. Там полно россиян, которые приехали воевать или грабить. Там полно “ополченцев”. Они со своими не церемонятся. Это расходный материал. Россиянам плевать на донецких ополченцев и россиян, которые приехали воевать в Донецк. Это же не лучшие люди приехали. И Россия не вытаскивает их из подвалов. По логике вещей, если это гражданин России, отдайте его в Россию. Нет… Они нас просили посодействовать, чтобы их обменяли в Украину. Граждане России, понимаете?

Вы так и не признали “вину” на “суде”? Не нашла видео с вашим “признанием”, которое обычно делают боевики.

На “суде” я не признавал себя не невиновным. Я не признавал “суд”. Я говорил: “Да, я боролся, и буду бороться”.

Поэтому я везде отказной. Нигде не шел на сотрудничество со следствием. Поэтому меня обрабатывали. Хотели, чтобы я на камеру сказал, что я раскаиваюсь. Со мной такого видео нет, потому что я там говорил: “Да, я боролся с “республикой”. Не признаю”. Несколько раз его переписывали. Потом плюнули. Точнее, такое видео есть, но “МГБ” его не покажет.

Можете рассказать о точках заключения удерживаемых лиц, где вы побывали? После военной комендатуры Макеевки, куда вас привезли сразу после ареста?

Оттуда – сразу на телецентр. В контрразведку “Оплота”. Оттуда – в “МГБ”, из “МГБ” – в “Зверинец”. Со “Зверинца” – на Молодежную, 14. Уже оттуда – в СИЗО.

Тайные тюрьмы “МГБ” – есть?

Я был в разных тюрьмах “ДНР”. Когда Путин, не моргая, выпучив свои глаза, брешет на весь мир, что нет на территории “ДНР” тайных тюрем “МГБ” – мне хочется плюнуть ему в лицо. Специально для Путина, называю адреса тайных тюрем в “ДНР”.

Прежде всего, город Макеевка, улица Ленина, 123. Подвал бывшей налоговой милиции. Город Донецк, бульвар Шевченка, 26. Бывшее здание областного Контрольно-Ревизионного Управления. Рядом, в частном секторе, так называемый “зверинец”. Там тюрьма из гаражного кооператива. Дальше – тюрьма “МГБ”, город Донецк, улица Куйбышева, 61. Здание телецентра. На втором этаже – сам телецентр, откуда вещается, какая прекрасная житуха в “ДНР”. А в подвале этого же здания в это же время пытают людей.

Дальше – тайная тюрьма МГБ – город Донецк, Ленинский район, улица Молодежная, 14.

На Молодежной – гауптвахта, насколько я знаю.

Потом там стала гауптвахта. А до этого, там была просто тюрьма. Неучтенная. Там убивали людей.

У меня на глазах убили двух человек. Парня, которого, по их словам, взяли в плен. Говорили, что он – солдат ВСУ, который остался в аэропорту. Якобы он спрятал автомат, сменил одежду и пытался добраться к своим. И девушку. Говорили, что она – снайпер.

В этой тюрьме меня содержали. Охраняли – подразделения российских десантников. У одного из пулеметчиков в руках был “Печенег”. Это современный ручной пулемет российской армии. Его не могло быть в ВСУ, или на советских складах.

А еще, самое страшное. В 21 веке в Донецке построили настоящий концлагерь.

Изоляция?

Да. Это город Донецк, Буденовский район, улица Светлого пути, 3. Это завод теплоизоляционных изделий. Там оборудовали пыточные подвалы, оборудовали камеры. Вы понимаете? В 21 веке.

И точно такой же концлагерь построили в Макеевке. На территории завода “Скиф”.

Однажды меня положили в гроб в наручниках, и стали закапывать. Я понимал, что меня не закопают с наручниками – за них нужно отчитываться

Условия, насколько я понимаю, самые сносные были уже в макеевской колонии?

Как бы это не звучало дико, я в колонию попал, как в санаторий. Я месяц ходил восторженный. Нормальному человеку это объяснить нельзя.

Во-первых, есть горячая вода в бане. Более того, можно выйти на улицу. Все это время, кроме последних трех месяцев, я не видел зеленой травы. Даже небо было прикрыто сеткой. А в колонии можно выходить на улицу. Можно разговаривать с людьми. Можно спать на солдатской кровати.

А пять лет… Представьте себе купе поезда, только длиннее. Вот это камера. Ты не можешь сидеть, ты только лежишь. Некоторые писали: “А что-то он не сильно изможден”. Я ж и не говорю, что был на лесоповале или на каменоломне. Я лежал на пяти квадратных метрах. Ты можешь встать, но если ты встал – места в камере нет. И один час прогулки. И все. А какая жратва? Хлеб и месиво из круп.

Но я был хорошо известен, поэтому меня нужно было сохранить в нормальном виде – нельзя было отрубить пальцы, отрезать уши на допросе. Меня обрабатывали морально. Два раза выводили на расстрел. Два раза закапывали живьем. Мне ни разу не было страшно. Я не рисуюсь.
Один раз было смешно. Один раз положили в гроб в наручниках, и стали закапывать. Я понимал, что меня не закопают с наручниками – за них нужно отчитываться. На “Зверинце” я просидел 7 суток в абсолютной темноте. Вот это не для слабонервных, я скажу. 16 суток не давали есть.

Можете назвать имена людей, которые остались в тюрьмах Макеевки?

Да, конечно. В макеевской колонии №32 в настоящее время находятся:

Сенюков Владимир Николаевич (1988)
Старший солдат Корсун Павел Юрьевич (1982)
Сын Зинаиды Мальцевой, освобожденной 29 декабря, Тимофеев Максим Юрьевич (1988 г.). У Максима Тимофеева — инвалидность второй группы.
Мазуров Сергей Юрьевич (1977)
Матюшенко Валерий Николаевич (1965)
Шелест Александр Владимирович (1982)
Дубровин Сергей Олегович (1959)
Хараберюш Сергей Борисович (1982)
Хараберюш Дмитрий Борисович (1985)
Малюх Анатолий Александрович (1973)
Твердый Роман Владимирович (1985)
Сандулов Петр Николаевич (1980)
Горобец Василий Иванович (1985)

В последние дни в колонии №32 боевики подняли из «ямы» (штрафной изолятор, — ред) следующих граждан:

Бывший военный родом из Ужгорода — Мирончук Игорь Васильевич (1976)
Чмиль Виталий Анатольевич (1983)
Военный Панченко Станислав Мирославович (1999)
Военный Геремес Сергей Александрович (1972)
Шайда Виктор Анатольевич (1970)
Черевченко Юрий Витальевич (1979)
Военный Гордейчук Юрий Николаевич (1982)
Назаренко Игорь Федорович (1972)

Кроме того, в макеевской колонии №97, сейчас содержатся, по меньшей мере, 8 человек:

Грек Владислав Эдуардович, задержан 1 сентября 2018 (1990)
Сидоренко Андрей Валерьевич (1990)
Ставцев Евгений Юрьевич (1985)
Хальдун Найеф Саил Харахшех (1986)
Москаленко Сергей Юрьевич (1971)
Подвезко Павел Витальевич (1988)
Страхов Андрей Анатольевич (1978 г.).
Протасов (подробной информации об этом человеке пока нет).

Они видимы? Есть в списках?

А это как они решат. Списки в “ДНР” создаются абсолютно произвольно. Когда Морозова (Дарья Морозова – “уполномоченный по правам человека в “ДНР”, – ред.) приехала к нам в колонию за 8 дней до обмена, она поговорила только с военными. Когда она выходила, я спросил, почему они не подтверждают тех людей, которых реально видят. Она сказала: “Я не могу их подтвердить. Если я их подтвержу, тогда я должна буду их отдать. А, может быть, я тогда не получу из Украины тех, кто мне нужен”.

Вот например, я был включен в список на обмен в мае 2015 года. В списке на обмен 2017 года я находился под №17. В последний день меня и еще одного нашего выкидывают из списка – вставляют абсолютно левых людей. Их меняют, нас оставляют.

В списки на обмен в итоге часто не попадают именно военные. То есть боевики их не подтверждают. Это систематическая история?

Да. Причем так интересно. Они могут подтверждать-подтверждать. А потом внезапно не подтверждать. Вот братья Хараберюш, например, подтверждались все время. За десять дней до обмена их из списка выкинули. Перестали подтверждать.

Однажды в интервью бывший сотрудник «прокуратуры» «ДНР» Сергей Лукьяненко сказал мне: за процесс выбивания «показаний» и «признаний» из военнопленных отвечают российские кураторы. Их цель, по его словам, заставить человека признать свою «вину» и таким образом «легализоваться». А до этого момента имя удерживаемого может оставаться неизвестным. Это действительно так?

Мое имя сразу было известно. Но то, что много неизвестных – это да. А россияне этим командуют. Если важный человек, они непосредственно его допрашивают. Или допрашивают “мгбшники”, а те просто курируют. Но функция контроля – это исключительно ФСБ. Более того, на ключевые должности назначаются россияне.

Пример: когда “военный комендант” Макеевки Александр Ляшенко был арестован своими же за мародерство, “военным комендантом” Макеевки стал майор вооруженных сил РФ Роман Александрович Назаров. И, кстати, он – реальный командир батальона “Оплот”, а потом уже и батальона “Легион”, а не Завдовеев.

Может быть, вы запомнили имена россиян или местных, которые “работали” непосредственно с вами?

Да, непосредственно со мной работали и подвергали меня пыткам, например, начальник “контрразведки МГБ” капитан Камынин Валерий Викторович, майор Вялых Александр Сергеевич, майор ФСБ РФ Кириллов Роман Юрьевич. А также начальник “следственного отдела” Асадова Наталья Юрьевна («Багира»), “следователь” Корабань Владимир Анатольевич, сам сидящий на подвале за мародерство. Другой “следователь” – Жебин Владимир Иванович, подполковник ФСБ.

После почти пяти лет в заключении, вы приехали в Киев. Какие у вас теперь планы?

Это может показаться слишком пафосно, но это правда. Я уже ничем не буду заниматься, кроме того, что буду добиваться освобождения любыми способами моей родины. Уже не буду тратить силы на бизнес, на какие-то личные моменты. Из подвала вот эти все проблемы, которые будоражат общество, кажутся очень мелкими. А вот родина – она есть. Есть граница. Пока все нормально, ты можешь какими-то своими делами заниматься, увлечениями. Можешь ничем не заниматься. Но когда враг переступает границу родины, все должны забыть про вот эти личные нюансы. И все должны выступить за освобождение своей страны. Донбасс – украинский. Без всяких нюансов.

Партии должны быть все проукраинские. И провластная, и оппозиционная.

Вы свою роль в этой борьбе видите в чем? Политика?

Это безусловно политика! Любая роль. Любая цена может быть заплачена за свою родину.

Я так понимаю, ваш выбор – “Слуга народа”?

Конечно, “Слуге народа”. И, безусловно, считаю, что партии должны быть все проукраинские. И провластная, и оппозиционная. И ни в коем случае не Медведчук и его шайка.

Учитывая то, что у вас есть не только политическое будущее, но и политическое прошлое не могу не спросить. Комсомол, социал-демократическая партия Украины, Прогрессивная социалистическая партия Натальи Витренко, «Батькивщина»… Это весь список партий, в связи с которыми упоминается ваше имя, или я что-то пропустила?

Я прекрасный специалист в плане проведения выборов. И если я провожу выборы в какой-то партии, это не значит, что я член этой партии.

Рассказываю, как оно было. После развала Советского Союза, я руководил Комсомолом Украины, Коммунистическая партия была запрещена. Мы все были членами КПСС. Я, как и весь комсомол, поддержал Государственный комитет по чрезвычайному положению. Потом Государственный комитет по чрезвычайному положению пал. Я оказался в следственном изоляторе ростовского КГБ. Мне выбили два зуба, сломали два ребра.
Мне шили измену родине в Ростове, но прописка у меня была макеевская. И мне удалось вырваться.

Вернувшись, я посчитал, что это несправедливо – распущенная партия, выгнанные люди. Я тогда много не понимал. Мне был 21 год. Мы приступили к созданию социалистической партии Александра Мороза. В социалистической партии у меня билет №3. Там я познакомился со многими – с Натальей Витренко, Юрием Луценко, Владимиром Марченко. Потом я был избран председателем исполкома. Как госслужащий, из партии вышел.

А позже, в 2004 году, на выборах я возглавлял штаб оппозиционного Януковичу кандидата – Михаила Бродского. Это была партия “Яблоко”. Мы работали на Ющенка. То есть техническим кандидатом в поддержку Ющенко был Михаил Бродский.

Мы отработали, Ющенко стал президентом. Потом было принято решение о вхождении партии “Яблоко” в партию “Батькивщина”. Таким образом, я вошел в руководство донецкой областной организации партии “Батькивщина”. Мне было поручено создать фракцию “Батькивщины” в Донецком облсовете. Я ее создал и возглавлял.

Вот это – мои партии: Социалистическая партия Мороза. Партия Яблоко. Партия “Батькивщина”.

А в СДПУ я никогда не состоял. Я руководил выборами от партии Витренко в городе Макеевка в 2006 году. Тогда партийная организация Витренко там была распущена. Я силами своих людей победил Партию Регионов и вошел в городской совет.

Сейчас ваша риторика схожа с риторикой президента Зеленского. У вас всегда была, условно, проукраинская позиция?
Она всегда была такая. Потому что я Россию знаю прекрасно. Я никогда не был националистом, нет. Но я – украинец.

И мое – это мое. Моя культура, мое мировоззрение, моя земля – они мои. Я же не захватываю чужое.

Вижу тут противоречие. Вы разделяли взгляды людей, с которыми работали и которых поддерживали – ту же Витренко, которая, в частности, говорила о создании межгосударственного союза РФ, Украины и Беларуси, – а потом просто поменяли позицию? Или вы изначально не поддерживали пророссийских политиков, с которыми работали?

Никаких противоречий нет в моей позиции. Я был членом партии “Батькивщина” с марта 2005 года. Витренковские выборы я организовывал в 2006 году. Повторяю, в Макеевке партийной организации Витренко не было. Меня пригласили как руководителя выборов. Я провел выборы и своих людей провел в депутаты – от партии Витренко.

Состоя при этом в партии “Батькивщина”?

Конечно. Реально бороться с Партией регионов могла только оппозиционная организация. То есть Витренко. Но она сама приезжала в Макеевку только один раз. А моя работа была направлена на то, чтобы в пик Партии регионов провести моих людей. Это все мои люди, неважно, под какими знаменами. Важно, как они будут работать в совете. И они были костью в горле для регионального Донецкого областного совета.

Вы сейчас про выборы думаете?

Сейчас не особенно… (15 февраля Василий Савин выступил на съезде «Слуги народа». Он поблагодарил президента Владимира Зеленского за освобождение и выразил ему полную поддержку, – ред.).

А если подумать, то непонятно почему огромное количество граждан, которые имеют прописку в “ДНР” не имеют права принять участие в выборах? Выборы проходят по территориальному признаку. То есть все эти люди, а это миллионы, они могут голосовать. А не только те, кто там живет.

Мы не можем провести выборы, когда границу контролирует Россия, а на территорие так называемых “ЛДНР” – вооруженные боевики. Как вы себе это представляете?

Граница контролируется украинскими пограничниками. На этой стороне не должно быть ни одного вооруженного урода. Есть только 3 вида вооруженных людей. Это вооруженные силы, правоохранители и спецслужбы, это вооруженная преступность и все остальные – это террористы. А с террористами разговаривать надо учиться у Израиля. И если бы Крым был израильским, хер бы его кто отжал.

То, что не подлежит обсуждению: Донбасс – это часть Украины. Поэтому никакой стенки. Донбасс должен вернуться.

Учитывая то, что вы собираетесь в политику, задам вопросы, которые, как мне кажется, помогут читателям лучше понять ваши взгляды. Итак, Крым – это территория Украины? Часть Донбасса – временно оккупированная Россией территория, а Россия – страна-агрессор. В этом мы с вами сходимся?

Крым, безусловно, – Украина. Донбасс, безусловно, – Украина. Безусловно, Россия напала на нашу страну и оккупировала мой родной Донбасс и полностью забрала Крым.

Как вы оцениваете то, что в рамках обмена Украина отдала обвиняемых в расстрелах на Институтской “экс-беркутовцев”?

Низкий поклон президенту за то, что за огромную цену он спас наши жизни. Мы понимаем, на какие имиджевые потери согласился президент ради спасения наших жизней. И мы ценим это. И мы, мягко выражаясь, удивляемся тем, мягко выражаясь, нехорошим людям, которые, не бывая в подвале, позволяют себе судить о таких вещах. Кроме того, сейчас проходит ряд конференций, круглых столов. Смотрели передачу Савика Шустера… Тема была “цена обмена”. Зубоскалили, ругались, говорили… Но ни одного нашего не пригласили на передачу. Понимаете? Нас в первую очередь нужно спросить. Наше мнение решающее – из подвала этот вопрос видится совсем иначе, чем из Киева.

Как вы относитесь к тому, что Россия просит отдать не своих граждан, а подозреваемых в расстрелах на Майдане, в терроризме, в диверсиях – украинцев. И не во всех делах есть приговор. То есть есть риск того, что реального приговора так и не будет. Как вы эту практику оцениваете? Не в контексте “цены обмена”.

Это вообще к правосудию отношения не имеет. Точно так же, как к правосудию не имели отношения военные трибуналы периода Второй мировой войны. Когда за оставления поля боя, командир имел право расстреливать перед строем. Когда за мародерство, имели право расстреливать перед строем. Когда за изнасилование мирных женщин, имели право расстреливать перед строем. Это издержки военного времени. К правосудию никакого отношения они не имеют. Когда война закончится, такого не будет. А сейчас невозможно даже упрекать тех судей, которые вынуждены, учитывая военную необходимость, делать такие документы.
И когда будут подниматься вопросы про обмен, по любому поводу, только наше мнение должно быть главенствующее. Все остальное – лицемерие и демагогия.

А если мнения будут расходиться?

Среди нас?.. Ну, среди нас тоже по разному сидели. Тоже, чего греха таить, были и среди нас люди, которые помогали “администрации”, были среди нас люди, которые на той же “Изоляции” вели себя неправильно по отношению к своим товарищам. Я уже говорил, что на меня завели второе уголовное дело – за пропаганду. И показания на меня дали 2 наших товарища. Один вернулся, один остался. Один из них – Олег Галазюк. Второй – Станислав Суровцев. И если с Галазюком мы давно знакомы, и по ряду причин не ладили, то Станислав – вообще никогда со мной не общался и со мной не знаком. При чем, это уголовное дело на меня завели в СИЗО. А в СИЗО уже не пытают. То есть они не под пытками дали показания на меня – а чтобы получить какой-то “гешефт” – лучшую камеру, передачу, что-то запрещенное.

Идем дальше. Статус для удерживаемых лиц – нужен?

Обязательно. Огромное спасибо министру Коляде, которая приезжала и выслушивала наши нелегкие вопросы. Я задал ей этот вопрос. И, конечно, статус нужен. Но статусы разные. Военнопленный – это военнопленный. Совсем другое – политзаключенный.

Что вы думаете о политической части Минских договоренностей? Сейчас речь идет о необходимости их пересмотра…

Минские соглашения – это как герб России. Вот этот, мертворожденный трехглавый урод. Они – не жизненные. Это лицемерия. Не сможет их выполнить никто. Нужны реальные соглашения. На момент подписания – может быть, так было нужно. И мне сложно оценивать политику Порошенко, потому что весь срок его полномочий я просидел в подвале. Но то, что на сегодняшний день Минские соглашения не работают, это факт, и не будем лицемерить.

Отдельно спрошу о возможности полной амнистии для боевиков на Донбассе.

Какая амнистия? Это подталкивает народ к серьезным, и, с точки зрения юриспруденции, неправомерным действиям. Не найдя возможности наказать по закону, люди будут наказывать их сами. Те россияне, которые смеются, что украинцы будут вести партизанскую войну, они напрасно смеются. Украинцы хороши как никто, в партизанской войне.

Как насчет прямых переговоров с боевиками?

Помощник Захарченко по военным вопросам Сергей Завдовеев до войны торговал детскими игрушками. Оно, собака, даже в армии не служило. Пользуясь дружбой с Захарченко, получил звание полковника.
Самого Захарченко выгнали из техникума. Он пошел торговать курами.
А “военный комендант”, майор Ляшенко, работал шофером. У него два класса образования, и три раза сидел за наркоманию. Потом торговал удочками. Он поступил на службу в “комендатуру” и сразу получил звание майора.
Обращаюсь к курсантам военных училищ России. Ребята, какого хрена вы учитесь по 4-5 лет. Приезжайте в “ДНР” – сразу будете майорами.
Понимаете, какое там руководство? С кем садиться за стол переговоров? Сесть президенту Украины за стол переговоров с Пушилиным, Захарченко и иже с ними – это все равно, что сесть за стол переговоров с муравьями.

Президент Зеленский заявлял, что “план Б” по урегулированию ситуации на Донбассе – это «стена», которая будет означать, что на территории ОРДЛО будет уже не Украина, а «что-то другое». Из этого следует, что власть заинтересована в реинтеграции Донбасса. Как вы видите реинтеграцию?

То, что не подлежит обсуждению: Донбасс – это часть Украины. Поэтому никакой стенки. Донбасс должен вернуться. И его реинтеграция – не такая сложная, как кажется. На Донбассе осталось очень много нормальных людей, которые настроены патриотично, но которым просто некуда выехать. А даже те многие, кто были на стороне России по началу, пожив эти 6 лет и на себе испытав этот моральный или физический гнет, даже они разуверились. Но, повторяю, там много нормальных людей. И это наши люди. Кто-то заблуждается. Кому-то требуется объяснить – надо объяснить. Надо спокойно, планомерно, не считаясь со временем – объяснять. На хорошем русском языке.

И смотрите, я имею в виду русский язык. Русский, но не российский. Русский язык – вместе с древнеукраинским вышли тогда, когда никакой России и близко не было. Поэтому русский язык – такой же наш, как и украинский.

Как вам мысль, часто озвучиваемая российскими пропагандистами, о том, что Украина и России – братские народы?

Это откровенная глупость с точки зрения этногенеза. С чисто человеческой стороны: если у тебя велосипед украл просто сосед – это одно. А если украл родной брат – это хуже в тысячу раз. Поэтому, помириться? Да, я согласен. Велосипед на место и будем разговаривать. Освобождаете Донбасс, освобождаете Крым – и начинается диалог о примирении. Ни на секунду раньше.