Репрессивные меры в Крыму играют консолидирующую роль — крымскотатрская активистка Лутфие Зудиева
Как ФСБ России в Крыму следит за противниками оккупационной власти? За что могут привлечь активиста даже если его страница в соцсетях пуста? Почему вопреки массовым задержаниям и обыскам количество недовольных происходящим на полуострове увеличивается?
Об этом мы поговорили с крымскотатарской активисткой Лутфие Зудиевой.
Напомним, 30 мая Лутфие задержали на улице в Джанкое. Российские силовики сказали, что ей вменяют демонстрацию запрещенной символики. В тот же день задержали еще одну крымскую татарку, жену политзаключенного Сейрана Салиева Мумине. Ей выдвинули такое же обвинение. На следующий день, после суда, который, по словам Зудиевой, длился около девяти часов, женщин отпустили. Самой Лутфие присудили штраф в 2000 рублей, а Мумине — 1000.
В Киев Лутфие приехала через несколько дней после суда, чтобы рассказать на разных медийных площадках историю своего задержания и в целом о состоянии свободы слова в Крыму.
– Как живете после суда, после приговора? Что-то изменилось для вас? Задержание было неожиданным?
– Дело в том, что в Крыму, когда каждый день сталкиваешься с политически мотивированными судебными процессами, с еженедельными обысками, арестами близких друзей и родственников, постепенно вырабатывается иммунитет и ты готовишься к тому, что теоретически в любой день и в твой дом могут прийти с обыском или какими-то другими следственными мероприятиями, поэтому для меня это не было чем-то неожиданным и не застало, наверное, даже врасплох. Я готовилась к этому морально и, когда встретилась с сотрудниками Центра “Э”, в тот день я, в принципе, готова была к этой встрече.
– Вы предполагали за что могут задержать?
– В Крыму все очень просто. Людей, у которых есть какие-то религиозные признаки – женщина в хиджабе, например, – таких либо задерживают по статье “терроризм” и заводят уголовное дело, либо вот такие административные судебные дела – пропаганда или публикация какой-то запрещенной, на их взгляд, символики, а людей более светского толка они маркируют “экстремистами”, “сепаратистами” и так далее. Абсолютно формальное обвинение, но суть в том, что теоретически каждому можно какую-то статью подобрать в антиэкстремистском и антитеррористическом законодательстве (РФ — ред.).
– В вашем деле было три скриншота публикаций. Один из них – это даже не ваше действие – вас тегнули в публикации, где якобы была запрещенная символика. Вы же говорили в суде, что это не ваше действие и как за это можно привлекать к ответственности вас?
– Да, очень много интересных деталей. Во-первых, даже в той публикации, где меня тегнули, мы изучали с адвокатом материалы дела, и те публикации, которые вменяют в качестве пропаганды, правонарушения, те фотографии людей, которые вышли в поддержку мусульман, которых пытали в тюрьмах татарстана и на этих фотографиях люди. Там на фоне белый флаг, на котором написано: “Нет другого Бога, кроме Аллаха”. Это общий исламский символ, его нельзя назвать запрещенной символикой, потому что это достояние всех мусульманских народов и каким образом этот флаг толкуют или трактуют как запрещенную символику нам до сих пор непонятно. В суде мы об этом говорили. В частности, судья вообще этот скрин-шот отложила, понимая, что это не надлежащее доказательство. Затем был еще один скриншот с репостом ссылки за 2014 год с сайта “Хизб ут-Тахрир Украина”. Эта организация действует в Украине — с 2014 года и по сей день свободно, легально, эта организация не запрещена. И, опять таки, та публикация, которая была сделала, она была сделана владельцем этого сайта, а на моей странице – репост. Получается, что с юридической точки зрения, то административное правонарушение, виновной в котором меня признали, оно, как минимум, ко мне не имеет никакого отношения, но, видимо, была очень четкая установка, чтобы окончательный вердикт был не в мою пользу. К сожалению презумпция невиновности на территории Крыма сейчас не работает. И, если судебные органы обычно должны толковать законы в пользу обвиняемого лица, – это делается для того, чтобы взвесить все доказательства и, если человек не виновен, то все-таки вынести положительное решение. Но в Крыму сейчас такая практика в судах, что положительных приговоров практически нет. И, когда человек заходит в зал заседания, интриги тоже нет. Он знает, что заключительное слово будет не в его пользу при любых обстоятельствах.
Поэтому, когда адвокат Эмиль Курбединов взял материалы дела и изучил, он сказал, что, если бы это был объективный суд, с беспристрастным подходом, а не крымский суд, где материалы дела приносятся сотрудники спецслужб, силовых структур и судья, как правило, не имеет выбора в том, какое решение выносить, то все было бы иначе.
– Хочу уточнить: это были скриншоты публикаций за 2014 год?
– Да.
– Абсолютно все?
– Да, февраль, апрель.
– Вы же не первая, к чьим публикациям именно за 2014 год возникают вопросы. То есть, прошло 5 лет, сейчас начинают вызывать людей в суды за то, что было когда-то. Чем в “судах” объясняют, а может и не объясняют, то, что сейчас пытаются рассматривать какие-то репосты за 2014 год?
– Здесь, мне кажется, надо говорить о двух сторонах. Это позиция силовиков, когда они совершают подобные действия, и в целом практика таких судебных дел. Силовики объясняют это тем, что, если это хранится на странице пользователя, даже если прошло 5 лет, то это теоретически, с их точки зрения, длящееся правонарушение. Соответственно, они имеют право спустя 5-6 лет наказывать человека за репост или перепост, но, с точки зрения, здравой логики, и в суде я об этом говорила, что каждый день я делаю 5-7 различных публикаций, за год это порядка 3-4 тысяч публикаций, то за 5 лет их было порядка 20 000 и я с трудом верю, что кто-то сидел и случайно увидел этот пост 5-летней давности или он ему попался на глаза. Я уверена, что это целенаправленная работа сотрудников силовых структур и это связано с тем, чтобы найти формальный повод для привлечения меня к административной, пока что, ответственности и это просто попытка оказать на меня давление за информационную, правозащитную деятельность. Потому что многие активисты в Крыму уже столкнулись к фабрикацией таких админстративнах дел. Несколько моих коллег сейчас находится в СИЗО по уголовным уже делам. То есть сначала в их жизни было такое же административное дело. Обычно применяют ст. 3, как у меня. Такая же статья у адвоката Эмиля Курбединова. Либо это “несанкционированный митинг”, когда люди собираются возле дома, где проходит обыск.
По этим статьям привлекают активистов и, если они после не прекращают заниматься своей активностью, в отношении них возбуждают уголовное дело.
– Такие меры воздействия оккупационных властей эффективны? Люди действительно перестают быть активными или вообще уходят от какой-то общественной деятельности или это нарпотив подстегивает людей выходить и еще больше высказывать свой протест?
– Мы постоянно говорим о том, что здесь работает закон: любое действие рождает еще большее противодействие и с крымскими татарами именно так и происходит. Чем больше людей они задерживать, арестовывают, тем больше среди людей растет протестное настроение, потому что невозможно совершать такие действия противоправные — обвинять их в терроризме, экстремизме, выносить по 10-15 лет тюремного заключения и ждать, что целый народ будет молча реагировать и соглашаться с тем, что это происходит. Естественно люди начинают собираться, думать, как этом можно помешать, этой репрессивной практике, что можно делать в этих условиях. Благодаря этому сформировалась “Крымская солидарность” в 2016 году, а на ее базе стали появляться правозащитники, которые объединились в юридическую группу: адвокаты, юристы, гражданские журналисты, стримеры, блогеры и люди, которые занимаются волонтерской деятельностью — они помогают семьям политзаключенных. Это и социально-бытовая помощь, материальная, помощь с доставкой детей в больницу. То есть эти направления стали появляться естественным образом — народ ищет какие-то адекватные, в рамках закона, способы влиять на эту ситуацию, противостоять этому давлению.
– В интервью проекту Крым.Реалии вы сказали, что 2000 рублей, которые вам присудили, вы уже нашли и это не ваши деньги, а вам их собрали. Эта практика в Крыму началась после акции, где было много людей, которым присудили штрафы. Эта практика сохраняется до сих пор?
– Действительно, так и есть. В день моего суда, который длился 9 часов,и мы вышли из здания Киевского районного суд. Было приблизительно 23.30. К этому времени люди собрали определенную сумму, которая оказалась больше штрафа. Они же тогда не знали, какой будет штраф. Они не знали, какой вообще будет итог, потому что санкция предусматривает и административный арест в том числе. Но из-за того, что у меня на иждивении есть дети, это сработало как смягчающее обстоятельство и мне присудили штраф. И люди возле здания суда собрали порядка 11000 рублей — гораздо больше чем мой штраф. Это также покрыло штраф Мумине. Эта практика началась в Крыму после одиночных массовых пикетов в поддержку арестованных крымских татар, когда порядка 100 человек вышли в разных городах Крыма. Их всех признали виновными, судили за организацию якобы несанкционированного массового мероприятия. Всем присудили штраф по 10-15 тысяч рубле. Тогда народ решил, что люди, которые вышли, они же не за себя вышли, а для того, чтобы защитить политзаключенных, а значит сумму, которую вменили в качестве штрафа, надо разделить на весь народ и таким образом показать солидарность. Это очень символично было тогда. И эта практика сохранилась с того момента.
– Как живется “Крымской солидарности” в Крыму? Ее представители стримят с обысков, освещают судебные дела. Это серьезный риск.
-Все это начиналось в апреле 2016 года, когда собрались родные политзаключенных и адвокаты. Это была встреча больше юридического характера, потому что семьи понимали, что у них похожие судебные процессы и им надо объединиться, чтобы советоваться друг с другом, понимать, как передавать передачи в СИЗО, выстраивать линию защиты. Спустя 2-3 месяца стали присоединяться к этой встрече другие люди, которые не являются родственниками политзаключенных, но им не безразлично, что происходит с этими людьми. Встречи с формата юридических встреч адвокатов и семей политзаключенных переросли в формат общественного движения в Крыму, когда стали собираться все, кто, в принципе, чувствует себя сопричастным к этой теме. И таким естественным образом появилось три направления: юридическое (защита в судах, работа адвокатов), информационное (объединяет блогеров, фиксеров, стримеров), социально-бытовое (помощь семьям политзаключенным и детям). Учитывая тему, которой занимается это общественное движение, учитывая людей, которых оно защищает, понятно, почему спустя 1-2 года оно привлекло внимание силовых структур. Во-первых, оно увеличивается количественно, во-вторых, качественно растет работа. Потому что хроникой, видео, фото, текстами “Крымской солидарности” пользуются не только на территории Украины, но и на территории РФ. Даже правозащитные организации работают с эти материалом, потому что это фактически фиксация тех процессов, которые происходят на территории Крыма, с момента создания это площадки, ФБ-группы.
Эмиль часто говорит, что это документалистика. Если попытаться пролистать всю лену на 2 года назад, то восстанавливается вся хроника арестов, обысков, других видов давления на крымских татар и не крымских татар в том числе.
– Вы сказали о том, “Крымская солидарность” увеличивается численно. За счет кого? То есть присоединяются уже и те, кто хотел быть нейтральным?
Да, именно так и происходит. Пример из недавних событий. Было задержание троих крымских татар. Их называют красногвардейской группой, потому что они были задержаны в Красногвардейском районе, в поселке компактного проживания крымских татар. В день из задержания практически весь их поселок собрался и поехал к зданию суда в Симферополе. Это был такой, знаете, дремлющий поселок. Люди, если не аполитичны, то не готовые к тому, чтобы выходить и открыто заявлять о каком-то протесте и выражать свою позицию, но когда это происходит с твоими близкими, соседями, родственниками, друзьями…а крымскотатарский народ он же маленький по своему количеству, и сегодня среди крымских татар уже порядка 70 человек — политзаключенные. То есть для маленького народа это большая цифра за такой короткий промежуток времени. Даже в советское время в условиях “железного занавеса” и той практики репрессивной, которая была в СССР, в том числе, не было таких сроков, арестов массовых крымских татар, как они идут сегодня. И это не может не вызывать у народа негодование. Или же, когда нас задержали с Мумине, к зданию суда съехалось порядка 400 человек со всего Крыма. Причем, это произошло молниеносно, то есть в день задержания было много людей и на следующий день возле суда было много людей и после к нам приезжали домой абсолютно незнакомые люди — просто жители нашего города, которые приехали выразить слова поддержки. Они сказали, что если будет происходить что-то подобное, что им сообщали и они приедут.
Я вижу, что в данном случае, если кто-то рассчитывает, что такая практика репрессивная приведет к тому, что всех запугают, активных вытеснят и они покинут полуостров и таким образом удасться поставить этот народ на колени, то это абсолютно ошибочная логика, потому что происходит совершенно обратное. Наоборот люди объединяются в борьбе с этой несправедливостью. Они видят, что эти люди далеки от каких-то правонарушений, преступлений. Наоборот, все эти репрессивные меры играют консолидирующую роль.
– Не только среди крымских татар, а и среди тех, украинцев и русских, которые против того, что происходит в Крыму?
– Да. В частности встречи “Крымской солидарности” посещают представители Украинского культурного центра, который тоже подвергался обыскам. На предпоследней встрече, если я не ошибаюсь, был отец Климентий— священник Украинской православной церкви, который подвергся абсолютно незаконному задержанию и был обвинен в том, что он публично ругался где-то. То есть представить, что священнослужитель позволяет себе маты, нецензурные высказывания – это же надо иметь такую фантазию. Понятно ,что люди, которые знают этого человека близко, знают его моральные качества, понимают, что эта статья, которую ему в тот день пытались вменить, точно не имеет к нему отношения. Конечно, когда происходят такие вещи, это вызывает у людей еще большее недоверие и желание бороться с этим.
– Когда вас с Мумине задержали, у коллег прочитала, что вы первые женщины, которых задержали. Так ли это?
– В 2018 году были случаи, когда нескольких женщин (около 15 случаем мы зафиксировали) привлекали, в частности, к профилактической беседе. То есть приезжал представитель полиции, как правило местный участковый, домой, пытались вступать в диалог или приглашали в местное отделение полиции, говорили по поводу какой-то публикации, какого-то аккаунта в соцсети или по поводу близких родственников.
Но мы сталкивались и с возбуждением уголовных дел против женщин. Это дело в отношении Заремы Куламетовой. Тогда, я напомню, ее сына задержали, долгое время она не знала, где он находился, и она на очень эмоциональной ноте вступила в диалог с сотрудником полиции и позже ее привлекли за оскорбление сотрудника полиции. Ей присудили штраф и обязательные работы, которые она выполняла на территории Старого Крыма. И была интересная история. Эти обязательные работы заключались в том, что она должна была около месяца подметать парк. Каждый день жители этого города приходили и помогали ей в уборке. Это наказание они разделили вместе с ней. Еще одно наказание было — это возбуждение уголовного дела против активистки “Крымской солидарности” Гульсум Алиевой. Это дочь политзаключенного Муслима Алиева. Она занималась информационной работой вместе в “Крымской солидарностью”. В отношении нее также было открыто уголовное производство. Был обыск в ее доме. Гульсум была вынуждена покинуть территорию полуострова. Однако позже были изменения в законодательстве РФ – декриминализация 282 статьи. И сейчас уголовное производство по ее делу закрыто. Поэтому это не первый случай. Но вот такое беспрецедентное задержание сразу двух женщин, которые занимаются какой-то активностью без предъявления документов. На не зачитывали ни постановление, ни решение какое-то. протокол задержания составляется в здании Центра “Э”. Вот в таком контексте это было впервые и это взбудоражило общественность в Крыму.
– Вы будете обжаловать приговор?
– Обязательно. Я считаю, что этот приговор незаконный. мы готовимся к тому, чтобы подавать жалобу в ЕСПЧ. Для этого нам необходимо пройти все предварительные инстанции на уровне Крыма.
– После того, как вас с Мумине Салиевой задержали, знакомые крымчане писали у себя в Фейсбуке о том, что есть некие аккаунты, с которых сотрудники ФСБ в Крыму следят за местными активистами. Они прилагали скрины этих аккаунтов. Вы пытаетесь выяснить, настоящий ли аккаунт?
– Для активистов работа в закрытом аккаунте невозможна, потому что им необходимо как можно больше расширять аудиторию, чтобы то, чем они занимаются, было известно как можно большему количеству людей. Верифицировать данные каждого пользователя в ФБ и понимать с кем ты общаешься. В конкретный момент времени тоже невозможно. Каждый активист в Крыму понимает, что если стоит задача каким-то образом надавить на человека, оказать в первую очередь моральное, психологическое давление с помощью фабрикации какого-то дела, то формальный повод найдут всегда. Если это не публикация какой-то запрещенной символики, то возле здания, домов, где проходит обыск, всегда ведется оперативная съемка. И у нас, например, ряд активистов привлекли уже позже по материалам этой оперативной съемки. То есть их снимали, как они находятся возле дома в поддержку кого-то, а потом к ним приходили постановления, что они виновны по административному кодексу Российской Федерации, что они якобы собрали несанкционированный митинг.
Но с Фейсбуком долгое время была коллизия у силовиков. Если, например, публикация была в российских соцсетях – Вконтакте или Одноклассниках, то там все было просто: они обращались к владельцам этих соцсетей, получали у них подтверждение, паспортные данные и идентификация проходила очень быстро, поэтому многие активисты в первые несколько лет удалили свои аккаунты из соцсетей, которые контролируются или данные хранятся на российских серверах. С Фейсбуком немного другая история и силовые структуры долго не знали, как в суде доказывать, что аккаунт действительно принадлежит конкретному человеку, потому что они не могут это подтвердить – не приходят ответы на их запросы.
И вот они нашли для себя оптимальный способ — создают фейковый аккаунт и с него мониторят страницы активистов, фиксируют какие-то, на их взгляд, правонарушения и в нужный момент используют эти скриншоты против активистов. Поэтому я говорю, что это политически мотивированные, сфабрикованные дела в силу активности этих людей, потому что, если посмотреть на содержимое аккаунтов других жителей Крыма, то, поверьте, найдется большое количество людей, где публикации гораздо более вызывающего характера или, которые можно интерпретировать как нарушение, но почему-то внимание силовых структур все время приковано к активистам, правозащитникам, адвокатам.
Валентина Троян, Киев, Громадське радио
