«Я мечтала проснуться девочкой»: история трансгендерного перехода

«Я хочу, чтобы меня видели и слышали. Будет замечательно, если я смогу убедить хотя бы нескольких людей, что трансгендерность — это нормально, что мы хотим, можем и имеем право на нормальную жизнь».

Трансгендерные люди живут рядом, но часто мы можем их не замечать, поскольку открыто говорить о себе могут не все. Трансгендерность — это явление, при котором человек не чувствует себя идентичным приписанному при рождении полу, идентифицирует себя иначе. Трансгендерные люди могут определять себя женщинами или мужчинами, или небинарными людьми (люди, гендерная идентичность которых не соответствует понятиям женщины или мужчины).

Для того, чтобы полноценно жить и иметь возможность быть собой, трансгендерные люди делают переход — начинают жить по своей гендерной идентичности, а не по полу, с которым были рождены. Это долгий процесс изменений, который каждый человек проходит лично. Кому-то нужны медицинские вмешательства, чтобы привести тело в соответствие со своей гендерной идентичностью. Кто-то заявляет о своей идентичности открыто (делает каминг-аут). Часто близкие не воспринимают такие новости и могут вести себя агрессивно. Чтобы преодолеть негативное отношение, надо больше рассказывать про трансгендерность, — уверена Мишель Карась, родом из небольшого села на Львовщине.

Громадське радио записало рассказ Мишель о восприятии себя, историю перехода, отношение близких.

«Травили и дома, и в школе»

Это началось с глубокого детства, принятие себя происходило постепенно. Сначала я не могла точно сказать, что я девочка, но мне всегда хотелось играть с куклами, шить им платьица, играть с девочками, а не ребятами. И уже в детском саду, а затем в первом классе мать вызвали и ругали за то, что я не играю в «мужские игры».

Я родилась в г. Сокаль Львовской области, там была большая школа, много детей. И в школе меня постоянно заставляли играть в футбол, баскетбол, отжиматься, а мне все это не нравилось. Были претензии и к моим волосам, «слишком длинным, как для мальчика». И мать снова и снова вызвали в школу.

Потом мы переехали в село, ухаживать за бабушкой. И я стала свободнее себя чувствовать: свой двор, я играла, как нравилось. Начала надевать мамины платья, кольца, косметикой пользоваться. Дошло до того, что мама перестала делать макияж, спрятала украшения, серьги, перестала надевать платья, чтобы я не делала этого. Но я могла сама из простыни сшить себе платье, или у подружек одолжить. Мы постоянно с ними играли в дочки-матери. И я играла роль матери, мне нравилось называть себя в женском роде.

И когда я пошла в школу уже в селе, отношение изменилось: стали все меня называть девушкой, «бабой-парнем». И чем старше классы, тем хуже высказывания в мой адрес звучали. Когда-то я подругам и другу сказала, что хочу уснуть однажды, а проснуться девочкой. Мне было лет восемь. И об этом признании я пожалела потом, поскольку все село узнало о странном таком человеке. И травля только ухудшилась.

Мама думала, что у нее сын-гей, пыталась уговорить меня: мол, что о ней с таким ребенком будут говорить в деревне. Но я всегда могла стоять на своем, меня не интересовало мнение окружающих. И меня травили и дома, и в школе. Я сделала себе шалаш в сарае, там от всех закрывалась, и у меня было свое личное пространство.

«Это девушка должна была быть»

Мать сердилась, а защищала меня бабушка. И говорила матери: «Разве ты не видишь, что это девушка должна была быть». Кстати, и на УЗИ маме постоянно говорили, что будет девочка. И она так ко мне и обращалась, и имя для меня девичье уже было.

Впервые по имени Мишель ко мне обратился преподаватель физики. Это был 7-8 класс. У меня тогда уже появился доступ к интернету, я выложила свои фото на фоне цветов. И преподаватель тогда всему классу показал эти фото и сказал: «Видели наш цветочек Мишель?». Но он это делал не для того, чтобы оскорбить, он меня защищал от одноклассников. Но имя это мне понравилось.

Я думала, что хуже, чем школа, ничего быть не может. Но после 9 класса я пошла в лицей и поняла, что очень ошибалась. Стало еще хуже.

«Лучше выйду в окно, чем останусь парнем»

Впервые про трансгендерность я услышала уже в 2013-2014 годах, когда мне было 15 лет. Я уже точно знала, что не хочу жить в теле парня, мне это не нравится. И я себя осознаю именно как девушку. Я не могла пойти к маме и предложить ей какой-то план действий, потому что у меня не было информации. Я просто знала, что лучше выйду в окно, чем останусь парнем.

Я была на грани суицида несколько раз в школе, в лицее. Я неделями не посещала обучение. Если в школе меня учителя защищали, то в лицее такого уже не было. Большинство преподавателей меня травили так, как и ученики. Когда меня обижали в классе, учительницы просто выходили из помещения. Я надеялась, что меня защитят. Но бесполезно.

У нас была аллея, которая вела в лицей, с которой никуда не уйдешь. И вот там меня постоянно ждали. До серьезного избиения, слава богу, никогда не доходило, потому что мне везло и шли какие-то люди. До сих пор мне там страшно ходить… Никакой помощи психолога не было. Вообще помощи не следовало ждать. Я просила маму вмешиваться, когда меня хватали за шею, харкали в спину и тому подобное. Были разговоры с директором, но даже психолог со мной не говорил. И при этом, и директор говорила, что мои родные «воспитали непонятно что, и теперь еще жалуются»… Было у меня всего три подруги, которые хотя бы немного поддерживали.

«Я перестала реагировать на свое старое имя»

Как-то мы с мамой смотрели телевизор, на одном из центральных каналов шло шоу про трансгендерных женщин. И подобрали очень маргинальных героев, глядя на которых моя мама говорила, что и меня такая судьба ждет. Мы не все такие маргинализированные, конечно. Но тогда я хотя бы узнала, что где-то существуют подобные люди. Монро тогда сказала, что быть не в своем теле, — нормально. Я начала искать информацию про трансгендерность, узнала о гормональной терапии, о том, что можно остановить половое созревание. Я поняла, что могу начать принимать эстрогены. Мама сразу сказала, что помогать не будет.

Поэтому я начала этот путь сама, откладывала со стипендии деньги на гормоны, на смену документов. И сделала, как планировала: начала принимать гормоны на последнем курсе, понимая риски. Перестала стричь волосы на последних курсах. Но возможности обратиться к врачу не было. Мать была против приема гормонов, ссорилась, как всегда. Но я поняла, что мне надо думать о себе.

Я эти гормоны прятала, принимала. А потом у матери начался процесс принятия. Она сказала, что не думала, что у меня получится. Ну как тут не видеть? Я даже в селе ходила на каблуках. Я перестала реагировать на свое старое имя, обращения в мужском роде. Постепенно мать привыкла, защищать стала от отчима, стала обращаться, как к дочери, дарить уже халаты женские, тапочки. Однако жить дома я не могла, меня не брали на работу.

«Я гордилась тем, что имею официальный документ»

Я увидела видео трансгендерной женщины Полины Скворцовой с Яном Губским о получении документов и гормоны. Я написала ей, написала другой трансгендерной женщине, они меня проконсультировали, посоветовали психиатра, врача семейной медицины. Я начала собирать деньги на смену документов, это же официальная платная процедура, друзья помогли. Через год приехала сама в Киев, меня здесь воспринимали как девушку, я даже на работу устроилась. Ходила к психиатрам, меня обследовали, сдала анализы, получила справку, рецепт на гормоны от эндокринолога, и после того получила медицинское свидетельство от семейного врача для изменения половой принадлежности с мужской на женскую. Надо было видеть глаза сотрудниц ЗАГСа нашего, где мне должны были заменить паспорт.

Как я гордилась тем, что имею официальный документ, что я в своем уме, здоровая, работоспособная. Я вообще не считаю, что нам нужно ставить диагноз «транссексуализм». Слава богу, что МКБ-11 приняли и трансгендерность из перечня заболеваний изъяли. (18 июня 2018 года ВОЗ официально выпустила Международную Классификацию Болезней 11 пересмотра (МКБ-11). Согласно МКБ-11, все категории, имеющие отношение к трансгендерности, были убраны из раздела «Расстройства психики и поведения» и передвинуты в новый раздел о сексуальном здоровье. В частности, из новой классификации исчез диагноз F64.0 «Транссексуализм», — ред.).

«Мой опыт может кому-то помочь»

Я всегда знала, что буду жить в большом городе. Я бы никогда в Буске не смогла бы жить, потому что все указывают на тебя пальцем, и работу никогда бы не нашла. Однажды, например, ко мне в магазине подошел знакомиться парень, а продавщица ему через весь зал стала кричать, что я парень.

Сначала я думала, что никому не расскажу о своем переходе, буду жить, как обычная цисгендерная девушка. Но потом мне написала знакомая трансгендерная девушка, из моего района, просила совета, я ей помогла, нашла врача, уговорила принимать гормоны только с врачом. (Кстати, гормоны у нас нелицензионные, привозят из-за границы. И я советую проходить переход под наблюдением специалиста, который скорректирует необходимую дозу препаратов). Она мне была благодарна очень. И я подумала, что если бы я пряталась, она меня бы не нашла, а я бы не помогла. Поэтому, если мой опыт может кому-то помочь, это будет замечательно. Может, это мое призвание. Даже благодаря мне мои одногруппники, мои обидчики узнали что-то новое про трансгендерность. И немножко хейт тогда упал.

Я считаю, что трансфобии можно преодолеть и распространением информации, тем, что транссообщество в СМИ будут представлять не только маргиналы. У меня есть много знакомых трансгендерных людей, которые работают, к ним нормальное отношение коллектива. Я работала в «Львовских круассанах», как приехала в Киев, сначала никто не знал мою историю. Потом увидели мои фото с КиевПрайд, но никакого буллинга не было.
Сейчас больше информации про трансегендерность, есть организации, которые могут помочь: КиевПрайд, Инсайт, TRANS*GENERATION. Там работают психологи, юристы, они могут помочь.

Если бы я чего-то боялась, я вообще бы не начала переход. Я сильнее, чем кажусь. Не понимаю, как я могу вызвать негатив: я никого не обижаю.

Я не выбирала, кем мне родиться. Но так сложилось. Я не прячусь, не молчу об истории своей жизни. Я не буду прятаться из-за рисков избиения. Я хочу, чтобы меня видели и слышали. Будет замечательно, если я смогу убедить хотя бы нескольких людей, что трансгендерность — это нормально, что мы хотим, можем и имеем право на нормальную жизнь.

Читайте также: «Почему вы покупаете квартиру вместе и кто такая Саша?» — с чем сталкиваются однополые пары в Украине