В Москві проходять концерти на підтримку політв’язнів, де їм пишуть сотні листів, - правозахисник

Гість студії – правозахисниця з Росії Олена Глушко.

Ведучі – брат Євгена Панова Ігор Котелянець та сестра Олега Сенцова Наталя Каплан.

Олена Глушко – російська правозахисниця та громадська активістка, брала участь у московському протестному русі. Зараз Олена політемігрантка, мешкає в Києві, є волонтером організації «Меморіал», співробітник руху «За права людини», а також працює у ГО «Донбас-SOS».

Ігор Котелянець: Олено, ви жили в Москві, займалися правозахисною діяльністю, брали участь в правозахисних рухах, проте зараз живете у Києві. Чому стався цей переїзд?

Олена Глушко: Изначально я была историком, и для меня было важно, что происходит у меня в стране. Та ситуация, которая есть сейчас в России, сформировалась не вдруг, и не в 2014-м году, а намного раньше. Начиная с первых путинских лет, все больше людей постепенно понимало, что что-то во власти происходит не так. Средства в системной оппозиции довольно быстро были исчерпаны, СМИ очень быстро оказались под контролем, и постепенно единственным местом, где люди могли выразить свой протест, стали площади. Где-то с 2005-го года начались протесты. Сначала против фальсификаций на выборах, потом началась история с российскими политзаключенными – история о протестах на Болотной площади в 2012-м году, когда власть показала, что не стоит особо активно выражать свой протест против Владимира Владимировича.

2014-ый год стал очередным рубежом, и тогда очень много людей почувствовали, что не хотят ассоциировать себя с это страной. Потому что ты понимаешь, что ты – гражданин страны, которая и от твоего имени, в том числе, вводит войска на территорию другой страны, или творит то, что творилось. Многие люди выходили на акции, я тоже выходила вместе со всеми, а дальше каждый поступал по своему усмотрению – кто-то шел во внутреннюю эмиграцию, кто-то в эмиграцию внешнюю, как я. Самые стойкие, которым некуда деваться, продолжают работать в России, и я с ними поддерживаю связь.

Начиная с первых путинских лет, все больше людей постепенно понимало, что что-то во власти происходит не так

Наталя Каплан: Чем конкретно вы помогаете политзаключенным?

Олена Глушко: Я участвую в разных инициативах. Например, была прекрасная инициатива Ольги Сутуги, пока ее сын сидел – «Университет для политзэка».

Ігор Котелянець: Це проект, в рамках якого надавалася можливість політв’язням, поки вони перебувають в ув’язненні, отримувати якісь матеріали і навчатися в університеті дистанційно.

Олена Глушко: К ним еще прикрепляли волонтеров-учителей.

Ігор Котелянець: Те, що ви переїхали, це серйозний крок. Що це означає – ви вже не сподіваєтеся ні на які зміни в Росії?

Олена Глушко: Толчком стало убийство Немцова, когда стало ясно, что в ближайшее время серьезных изменений не произойдет. Также сильно изменилась атмосфера за последнее время. Сейчас говорят, что 70% поддерживают Путина. С одной стороны, это, конечно, не так, но нужно понимать, что информационная политика очень сильно влияет на менталитет людей. И это очень тяжело, я помню, как в 2014-м году нас закидывали разными предметами, когда мы выходили на акции. Сейчас ситуация сильно усугубляется. Например, в Питере на акции в поддержку моего друга политзаключенного вышел человек с украинским флагом и его едва ли не пырнули ножом. В Питере уже сейчас активистов избивают в подъездах. В Москве такого пока что нет, но, думаю, что и туда дойдет эта волна.

Я думаю, мы с вами увидим распад

Наталя Каплан: Дождемся ли мы светлого будущего без Путина?

Олена Глушко: Я думаю, так или иначе, мы дождемся будущего без Путина, но каким оно будет?

Наталя Каплан: А без системы Путина?

Олена Глушко: А это очень интересный вопрос. Но я думаю, мы с вами увидим распад.

Ігор Котелянець: Тобто реально зруйнувати систему зможе тільки розпад?

Олена Глушко: Мне кажется, да. Она выстроена очень плохо. Другое дело, что период этого распада сколько погибнет хороших людей и наших друзей.

Наталя Каплан: У нас на связи Сергей Давидис, представитель правозащитной организации «Мемориал». Как люди попадают в ваш список, где они признаны политзаключенными?

Сергій Давидіс: Мы мониторим ситуацию с преследованиями, в которых видны признаки политической мотивации, и если  видим, что у дела есть такие признаки, стараемся получить о нем подробную информацию. Если мы убеждаемся, что дело соответствует нашим критериям, то вносим людей в список политзаключённых. Проблема в том, что пока мы ознакомимся  с материалами делами, если они засекречены или временно недоступны, мы не можем внести людей в список политзаключенных, хотя, весьма вероятно, что они ними являются.

В России, вне сомнения, есть люди, которые борются за свободу политзаключенных, и в частности, украинцев, которые стали жертвой политических репрессий в России или в Крыму

Наталя Каплан: Сколько сейчас у вас людей в списке?

Сергій Давидіс: У нас два списка, который объединяет всех политзаключенных. Один список тех, кто преследуется в связи с реализацией прав и свобод вероисповеданий. Сюда мы относим тех, кто преследуется в связи с обвинением к принадлежности к Хизб ут-Тахрир, в частности, в Крыму. Ив другой список включены все остальные политзаключенные. В общей сложности в двух списках на сегодня 143 человека.

Ігор Котелянець: Как ситуация выглядит с Российской стороны? Мы в Украине активно боремся за освобождение наших родных, у нас огромный подъем правозащитных организаций, мы – Союз родственников политзаключённых, ездим в Европу и Америку, и информируем тех, кто нас поддерживает и принимает решение относительно введения санкций против России для того, чтобы надавить и вынудить отпустить. Эта тема как-то звучит в России? Как-то заметен отголосок борьбы?

Сергій Давидіс: Борьба украинского общества не очень заметна внутри России, потому что здесь своя информационная повестка, хотя, конечно, какие-то отголоски доносятся в общество. И в России, вне сомнения, есть люди, которые борются за свободу политзаключенных, и в частности, украинцев, которые стали жертвой политических репрессий в России или в Крыму.

Наталя Каплан: Как вы там выживаете?

Сергій Давидіс: Репрессии в России все-таки носят точечный и избирательный характер. То есть зачатую сложно понять, почему выбрали этого, а не другого, тем не менее, далеко не все, кто выступает против власти, подвергается репрессиям, это скорее, меньшинство. Вероятно, это нужно власти, чтобы запугать остальных, чтобы дать понять каждому, что он может оказаться на месте человека, подвергшемуся репрессиям. В этом смысле правозащитники своим статусом каким-то образом защищены, не так часто случаются какие-то уголовные преследования. Хотя двое наших коллег из «Мемориала» в Карелии и Чечне стали жертвами такого преследования, и мы боремся, в том числе, и за их свободу.

Ігор Котелянець: Что вы можете сделать в таких условиях для защиты и приближения момента освобождения политзаключенных?

Сергій Давидіс: Мы можем, как минимум информировать российское и международное сообщество, что мы и делаем. Мы распространяем списки и на русском, и на английском, встречаемся с иностранными представителями, чтобы донести им эту информацию, и попросить их о каком-то давлении на российские власти, чтобы политзаключенные были освобождены.

Кроме того, по мере ресурсов, мы помогаем в оплате защиты, в частности и в Крыму, например, мы помогаем Костенко, Коломийцу и многим другим. Это небольшая помощь, но полезно ее собирать со всех сторон.

Также это акции солидарности, и в России, например, в Москве проходят публичные концерты в поддержку политзаключенных, где собирают средства и рассказывают про этих политзаключенных. Там каждый может написать письмо политзаключённому, и люди довольно массово пишут эти письма.

Ігор Котелянець: Я так понимаю, это полуподпольные концерты?

Сергій Давидіс: Это происходит в Сахаровском центре – единственной площадке, где их можно провести. Раньше они проводились в больших залах с продажей билетов, но это было много лет назад. Сейчас такой возможности нет. Ты никогда не можешь быть уверен, что если ты и заключил договор с залом, то тебе удастся провести там концерт. Поэтому мы это проводим в небольшом Сахаровском центре, но участвуют сотни людей, приносят свои деньги для помощи политзаключенным, пишут десятки и сотни писем, то есть солидарность есть.

Повну версію розмови можна прослухати у доданому звуковому файлі.