Засекречені свідки звинувачення у справах політв'язнів: хто вони і чому Росія так активно їх використовує?

Олександр Попков: Я защищаю украинских политзаключенных с 2015 года. Первым был Эмир Усеин Куку. Но тогда он не был политзаключенным, был на свободе и пытался добиться привлечения к ответственности тех сотрудников ФСБ, которые его похищали. Тоесть сначала мы помогали ему юридически, работали еще с ним, как с правозащитником. Сейчас же на нем два обвинения: участие в террористической организации, лишение свободы от 5 до 10 лет; приготовление к насильственному захвату власти.

Сейчас Эмир в Ростове. Идет слушание, обвинение предъявляет свои как бы обвинения, допросили почти всех свидетелей обвинения, исследуются письменные доказательства дела. По этому делу было четверо засекреченных свидетелей. Понятно, что это либо сотрудники спецслужб, либо люди, которые тесно сотрудничают со спецслужбами. Один из засекреченных отказался от своего статуса, сказал, что хочет дать показания публично. Этим рассекреченным оказался сотрудник школы в которой работал Энвер Бекиров. Он сказал, что Бекиров никакой террористической деятельностью не занимался, добровольно учил людей Исламу.

Ігор Котелянець: Что сейчас происходит с крымскими политзаключенными? Насколько просто или непросто адвокатам сейчас работать в Крыму? Смотря на то, что в российском правовом поле могут работать только российские адвокаты.

Олександр Попков: В Крыму работать тяжело, правовая система совершенно иная даже по сравнению с российской. Ранее украинские и достаточно либеральные суды сейчас штампуют решения, отказываются практически от всех обоснованных доводов и аргументов, выносят нелепые приговоры. Адвокатам тяжело, потому что на них очень большая нагрузка, особенно по политическим делам. Потому что не все российские, крымские адвокаты готовы работать по этим делам. Огромная интенсивность судебных заседаний, огромное нежелание судами выслушивать наши аргументы. Вся наша линия защиты направлена исключительно на рассмотрение дел в Европейском суде по правах человека.

Ігор Котелянець: Мой брат – Евгений Панов – находится сейчас в СИЗО в Симферополе, по его делу проходят судебные заседания, но заседания закрыты. Туда не могут попасть ни те украинцы и крымские татары, которые приходять под суд, чтобы его поддержать, ни родные. Существует ли такая тенденция, что заседания становяться закрытыми? Почему так происходит?

Олександр Попков: Судьи объявляют судебные заседания закрытыми даже без какой-либо мотивировки. Эту тенденцию сейчас активно используют в Сочи и в Краснодарском крае. А Крым для России – плацдарм для отработки новых бесправных технологий.

Например, дело Куку о террористической направленности рассматривается соверщенно публично. Они пускают туда журналистов, консулы даже приходили. Все сидят, слушают этот абсурд. Но ряд свидетелей допрашивается в Крыму по видео-конференц связи. Так вот туда в Крыму, откуда и делается видео-конференц свызь, суд людям приходить запрещает. Хотите слушать – едьте в Ростов.

Но в Крыму сейчас сложилась уникальная ситуация: на каждое заседание, которое происходит в Ростове, под крымский гарнизонный суд приходит 20-30 крымских татар, правозащитников. Они просто стоят и ждут. Ребята, которые сидят в клетке, знают, что люди приходят и парни чувствуют эту поддержку.

Ігор Котелянець: Складывается впечатление, что в условиях отсутствия хоть каких бы то не было доказательств, им приходит на помощь фантастический инструмент для обвинения. Когда можно взять человека, посадить его за ширмой условно говоря, изменить ему голос, дать ему текст и он скажет все, что нужно. Насколько масово или немасово, по вашим наблюдениям, этот инструмент засекреченых свидетелей применяется по политическим делам?

Олександр Попков: Мы разбирали практику Европейского суда по правам человека в отношении засекреченных свидетелей и она достаточно логична. Очевидно, что у государства должен быть инструмент засекречивания свидетелей, это допустимо и это в рамках Конвенции. Другой вопрос, что основания засекреченности должны быть мотивированными, аргументированными и убедительными. Но когда происходят массовые, абсолютно неаргументированные засекреченности, то это уже сомнительно.

Повну версію розмови слухайте у доданому звуковому файлі.