АТР
Про радянські репресії 30-х років щодо кримських татар розповість історикиня, дослідниця теми репресій кримськотатарського народу Гульнара Бекірова
Гульнара Бекірова: Это была очень драматическое событие, которое повлияло на дальнейшее развитие крымских татар. Потому что в один день значительная часть крымскотатарской интеллигенции, политической и культурной элиты была расстреляна.
Когда мы говорим об этом дне, мы должны сказать о крымской АССР, потому что сейчас далеко не все знают, что крымская АССР существовала, и была по сути национальной автономией крымских татар. Она была образована в 1921 году, и уже буквально с первых ключевых документов, начиная с Конституции, говорилось о приоритетном развитии национальных групп полуострова, но прежде всего крымскотатарской, потому что крымские татары на тот момент (как и сейчас) были коренным народом Крыма, и это не вызывало никаких дискуссий.
В этот же период началось активное изучение этнографии, истории, культуры крымских татар, был открыт крымскотатарский театр, выходил газеты, существовало постоянное представительство крымских татар в центре. Первыми лицами в Крыму тоже были крымские татары.
Но, к сожалению, репрессии под пресловутым лозунгом борьбы с местным национализмом в значительной степени дезавуирует достижения Крымской АССР.
30-е годы был сложным драматическим периодом и в развитии СССР, и в развитии крымскотатарского народа, в частности, потому что после убийства Кирова стало понятно, что репрессии будут набирать оборот. Не была исключением и крымская АССР.
Историографы называют этот период «период большого террора» — 1937-1938 года, когда репрессии приняли массовый характер. К примеру, когда мы откроем Сталинские списки, а это перечни людей, которые были осуждены по личной санкции Сталина преимущественно к расстрелу, то в списках по Крымской АССР от 5 мая 1938 года мы обнаруживаем имена виднейших представителей и крымскотатарской интеллигенции, и крымскотатарской политической элиты.
Например:
писатель, журналист, участник Первого Курултая крымскотатарского народа Асан Сабри Айвазов;
писатель Ильяс Тархан;
писатель, переводчик и педагог Осман Акчокраклы;
директор Бахчисарайского дворца-музея, этнограф Усеин Боданинский;
языковед и педагог Ягъя Байрашевский;
бывший нарком земледелия Сулейман Идрисов;
поэт и филолог Абдулла Лятиф-заде;
редактор, публицист, общественный деятель Мамут Недим;
председатель Крымского правительства в 1929–1937 годах Абдураим Самединов;
председатель Центрального исполнительного комитета Крымской АССР Ильяс Тархан и многие другие.
Неужели это действительно были враги? В чем заключалась их вина? Суды над ними продолжались в течении 10-15 минут, и приговор всегда был такой трагический. В этом списке было несколько наркомов, то есть это люди, которые входили в правительство, которые делали большую политику.
Неужели это действительно были враги? В чем заключалась их вина? Суды над ними продолжались в течении 10-15 минут, и приговор всегда был такой трагический
Євген Павлюковський: Зрозуміло, що цими розстрілами радянська влада намагалась знищити в першу чергу прогресивну і думаючу частину кримськотатарського народу. Але очевидно, що під кожного був підібраний якийсь формальний привід?
Гульнара Бекірова: Да, как говорил Сталин: «Есть человек, статья найдется». На тот период они формально обвинялись в национализме. Например, Усеин Боданинский, Осман Акчокраклы, Абдулла Лятиф-заде — те представители интеллигенции, которые занимались изучением крымскотатарской филологии.
Когда мы вспоминаем этот период, мы горим, что по сути на тот момент крымскотатарский народ был интеллектуально обезглавлен, и для небольшого народа это были большие потери — был расстрелян цвет целого народа.
Крымскотатарский народ был интеллектуально обезглавлен, и для небольшого народа это были большие потери — был расстрелян цвет целого народа
Поэтому этот день мы не можем забыть, вспоминаем отдельных личностей и пытаемся по возможности восстановить их биографии буквально по крупицам.
К сожалению, документы, связанные с историей этих людей, пока недоступны исследователям, они доступны только родственникам. И здесь мы говорим о процессе рассекречивания той эпохи.
Позитивный процесс, который происходит в Украине, в том, что эти документы становятся доступными историкам и исследователям. Я знаю, что российские историки немножко нам завидуют, ибо мы находимся в лучшей ситуации, потому как у них многие документы НКВД до сих пор закрыты.