Почему мы считаем, что возврат Крыма должен быть бескровным? — Ислямов

Гражданской акции «Блокада Крыма» уже год. Скажите, каких целей удалось достичь? У вас их было пять.

Да, пять целей. Одна из них – Надежда Савченко. Мы говорили о том, что ее надо освободить. Мы одни из первых подняли шум и заговорили о политзаключенных, которых незаконно удерживают на оккупированной территории. Много чего мы говорили, много чего политики говорили. Но само действие (освобождение – ред.) – это все-таки блокада начала. Блокада – это реальный «doing» такой. Реальное что-то, что приближает деоккупацию Крыма. Хотя бы тем, что люди берутся за что-то, в чем-то сплачиваются и что-то начинают делать.

Другое дело, что она, естественно, как коза какая-то, которая может выглядеть вот так вот, какие-то куски шерсти торчат там. Так выглядит гражданское общество. Так вот выглядит народ. И народ так может выглядеть плохо, но молоко, которое дает, тот результат блокады – в том, что зауважали сами себя. Да, в первую очередь, украинцы. Если мы просим ввести санкции весь мир, то мы в первую очередь должны быть в первом ряду тех, кто участвует в этих санкциях».

Среди достигнутых целей вы назвали освобождение Надежды Савченко. Товарная блокада. Что еще?

Во-первых, мы подняли дух. Если бы у русских была стратегия присоединения Крыма, рассчитанная на народ, то народ бы не страдал без украинского электричества. А что за русский мир, который построен на товаропотоке из Украины, со страны, которую русский мир ограбил. То есть он ограбил – забрал территорию, ограбил народ – забрал кучу собственности. Поэтому мы вернули честь. Блокада вернула честь. Это так. Только это настолько громко, что в это поверить очень сложно. Но если чуть на расстояние отойти, то это логично, что это так.

То, что СМИ туда не дадут вернуться, естественно, мы об этом говорили. Что крымскотатарские, что украинские. Конечно, не дадут! Но кто это должен озвучивать в мировом сообществе, какой-то английский лорд, пэр? Нет! Это мы, сами украинцы должны говорить. И мы требовали, что миссии ОБСЕ и ООН должны присутствовать в Крыму. Кто это должен озвучивать? Мы, как коренной народ, как украинцы, должны это озвучивать! А мы, как коренной народ Крыма – это как гвоздь в крышку гроба «русского мира», потому что никуда они без этого не денутся. Без крымских татар нельзя получить Крым. Невозможно!»

Надежду Савченко выпустили, но появилось то гораздо больше людей, которых сажают в тюрьмы в Крыму.

А вы что думаете, что мы не отдавали себе отчет, что будут сажать людей в Крыму? С Чубаровым, со мной, со многими активистами с самого начала работали лучшие стратеги Кремля, которые пытались нас «манкуртизировать» – хорошее слово, подойдет. Одно дело, когда вы общаетесь с 20-летними детьми, которые не совсем сформировались. Другое дело, когда вы общаетесь со взрослыми людьми. Вопрос в том, что очень многие люди интуитивно, на генном уровне понимали, что такое «русский сапог». У нас в хромосомном наборе это есть. А некоторые просто настолько молодые, что не читали историю, и в семье это не передавалось – это те, которые уверовали в то, что с приходом «русского мира» будет лучше в Крыму. И они остались ни с чем. Потому что после украинцев, крымских татар кремлевская власть будет заниматься ими. И они это не уловили. 

Если бы (гражданская блокада – ред.) состояла из тех людей, которые были готовы торговать с Крымом, что вначале нам приписывали…  (Мол, Ислямов, Чубаров решили свои хабы поставить и через них пропускать продукцию). В итоге народ увидел, что, оказывается, это не наша цель. Потом, когда упали эти опоры, стали говорить, ну, наверное, они хотят, чтобы был монетизирован процесс через них или через Меджлис, или через Джемилева, не дай бог. Только потом они будут включать свет. И они увидели, что кроме политических требований, у нас других нет.

У вас есть какой-то план, что делать дальше?

Дальше мы создаем крымский батальон, в котором, естественно, будут крымские татары, в основном. Крымскотатарский батальон – это огромная заноза. Батальон, который занимается только Крымом. Он не будет заниматься Донбассом или какими-то другими территориями. Нет. Это только специфически крымская история.

Что дальше? Сформируем один батальон, сформируем второй батальон, сделаем так, чтобы понимали там оккупанты, что те люди, которые здесь, занимаются только тем, чтобы навредить оккупанту там. Мы постоянно должны не оставлять его в покое. Мы должны все его нахождение там приводить к тому, чтобы он понимал, что ему здесь будет хаос, это не его земля.

Но вопрос батальона нужно согласовать с МВД или Минобороны, не так ли? У вас с этим пока проблемы?

Эта проблема есть всегда. Потому что у народа нет собственной государственности. Если бы у крымскотатарского государства сейчас была бы автономия, был бы свой крымскотатарский парламент автономии… Мы через ООН, как коренной народ, имеем право на эту землю. Де-юре имеем право на эту землю. Те в люди в Минобороны, которые работают в АП, в МВД – они вышли из старой системы. Но об этой системе лучше Порошенко никто не сказал. Он сказал, что «мы очень долго боялись крымских татар». Вот это «боялись» – история, которую культивировал «русский мир» из Кремля, в свое время. Потому что стратегия возвращения в «русский мир», в Россию, у них была. В отличие от Украины.

Чего вам не хватает в действиях украинской власти?

Стратегии и государственного подхода. Государственный подход должен быть. Я считаю, что при РНБО нужно создать такой определенный оперативный штаб по возвращению территорий. Нам не нужны министерства по оккупированным территориям. Что это такое? Мы сами говорим, что они оккупированы? Для чего? Чтобы самим себе сломать дух? Нет! Цели нет в этом министерстве! Министерство по деоккупации территории должно быть. Что, мы не знаем, что у России есть враги? В том числе внутренние враги? Так давайте этих внутренних врагов поддерживать. Все, что наносит вред нашему врагу – нам плюс. Мы должны стратегию разрабатывать для этого определенную. Это такой штаб оперативный должен быть, в который должны войти все те, кто что-то может делать. А не говорить с утра до вечера, что «Крым – це Україна».

 Все-таки, какие функции будут у батальона «Крым»?

Мы хотим, пока мы находимся на этой территории, подготовиться к деоккупации. Мы понимаем и отдаем себе отчет, что это произойдет. Мы верим в то, что Путин возьмет и позвонит Порошенко и скажет «все, мы выходим, давай, заходи». Мы можем в это верить, конечно, – должны же быть какие-то детские у нас иллюзии. Но это детские иллюзии. С другой стороны мы должны готовиться к тому, что будем освобождать силой все это дело. Вот заходит украинская армия первая в этот поселок. Дальше ей надо двигаться до следующего поселка. В этом поселке кто будет наводить порядок? Если это крымскотатарский поселок или другой – хозяин должен навести порядок. Вот хозяин на этой земле, как коренной народ – это крымские татары.

Ататюрк, когда посылал против британцев собственный народ, он говорил: «Вы идете не для того, чтобы жить, а для того, чтобы там умереть. Вы там умрете, но будете жить вечно». Вот что говорил главнокомандующий. И 100 тыс. турков погибли. Но они отвоевали Турцию. Почему мы считаем, что возврат Крыма у нас должен быть бескровным? Или мы очень глубоко больны на голову, или очень любим фантазии разводить разные.

Реально, добро бывает только с кулаками. Поэтому во всех развитых странах есть собственная армия. Они не надеются на договора с Америкой или договора с Европой, что их кто-то придет защищать. Как мы надеялись, отдав ядерное оружие. Украине придется создавать собственное ядерное оружие, в том числе. Мы должны быть полноценной державой, чтобы никто даже и в мыслях не посмел на нас напасть. Только в этом мы можем в будущем сохраниться. Иначе нас не будет. А на нашей земле мы превратимся все в торф, без идеологии, без идеи, без инициативы никакой. И на этом торфе будет прорастать любой другой народ. И таких народов было полно в истории. Я не хочу участвовать в этом процессе. Я хочу вернуться домой.

Татьяна Козак, «Громадське радіо», Херсон