У цьому випуску програми про переселенців «Ключ, який завжди зі мною» – історія психологині, переселенки з Луганська Анни Мокроусової, яка у 2014-му році була захоплена у полон бойовиками «ЛНР».
«Потому что, раз такое происходит в Крыму, то, скорее всего такие события будут происходить и у меня дома, потому что мы очень близко к России. Я чувствовала, что, отстояв одну революцию, мы должны снова принимать участие уже в других событиях, в другой революции у себя дома».
На початку березня у Луганську розпочалися мітинги, які згодом отримали назву «Русская весна». Між учасниками цих мітингів та прихильниками Євромайдану час від часу відбувалися протистояння. Найбільш жорстке сталося 9 березня 2014 року. На людей, які прийшли відзначити день народження Тараса Шевченка, напали їхні опоненти. Анна Мокроусова прийшла туди із шестирічною дитиною.
«Моя дочь 8 марта нарисовала какой-то мирный плакатик: что-то про дружбу и любовь. С этим плакатиком мы пришли в парк возле памятника Т. Шевченко. Мы пришли фактически в разгар разгона. Почему мы вообще туда зашли? Потому что мы зашли с той стороны, с которой мы не видели, что происходило. Мы видели толпу и, только оказавшись в толпе, мы поняли, что происходит побоище. На тот момент у меня не было таких навыков, как сейчас, например, умение быстро реагировать на такие ситуации. Поэтому я растерялась. На тот момент я была еще мирным человеком, который впал в состояние шока. А мой ребенок тоже в шоковом состоянии увидел, как те люди, которые пришли избивать нас, порвали украинские ленты и флаг. Я помню момент, когда она в этой суматохе убегает от меня в гущу событий и начинает собирать желто-голубые ленты, по которым все топчутся».
Третього травня 2014 року бойовики угруповання «ЛНР» почали штурм Луганського обласного військового комісаріату, призовний пункт біля автовокзалу.
Представники Луганського Євромайдану Анна Мокроусова та Олексій Біда пішли на місце подій та намагалися зафільмувати захоплення. Бойовики затримали їх. Добу вони провели у полоні, у захопленій будівлі СБУ.
«Мой последний день в Луганске, полный день, я провела в захваченном здании СБУ, куда нас отвезли в Лешей Бидой. Нас тогда обвиняли в том, что мы – «Правый сектор». Тогда любой был «Правым сектором», кто идентифицировал себя украинцем, отстаивал свою землю. Сутки до моего отъезда я находилась в плену у военных людей, которые захватили здание СБУ. День, когда мы выехали, это день, когда меня отпустили. Мне сказали уезжать. Хотя, если честно, я не была уверена, что я уеду. Когда нас отпускали, нам сказали: 2Выезжайте, вам здесь больше делать нечего». Но, я была в таком героически шоковом состоянии – мне казалось, что я готова умереть за свою страну, за права людей. Те люди, которые захватили, в них было столько злости, что хотелось сохранить какой-то свет, какую-то человечность».
«При этом мне было и страшно, и непонятно, я была растеряна и было много других эмоций, которые естественны для такого состояния. И я всегда буду благодарна Косте Реуцкому, это один из луганских активистов, который на тот момент сделал для меня очень много – он принял за меня решение. Когда я вышла, меня расспрашивали, что я буду делать – все были растеряны, но Костя тогда сказал: «Собирайся, мы выезжаем!» И для меня, наверно, это было важно – я не могла принять такое решение и это то, что было нужно. В том состоянии я действительно не могла понять, что происходит и оценить, как будет лучше».
Після звільнення з полону Анна повернулася додому. Згадує: не могла зібрати речі в дорогу, не розуміла на той момент, що дійсно треба було взяти.
«Собиралась, как попало. Я не верила, что уезжаю насовсем. Когда Костя сказал, что мы уезжаем, план был в наших головах такой, что мы уезжаем, потому что скоро 9 мая, и 9 мая быть небезопасность, а после 9 мая мы обязательно вернемся. Мы, наверное, все так думали. Мы, наверное, еще не хотели верить в реальность происходящего. Мы хотели верить в то, что вот-вот все закончится, что вот-вот зайдут украинские войска… Я совершенно хаотично взяла небольшую сумку, это были хаотично заброшенные вещи. Когда я приехала в Киев, то поняла, что я взяла носки из разных пар.
По-різному переселенці ставляться до ключів від покинутого дому. Для одних це – оберіг, для інших – згадка про колишнє життя. Є ті, хто позбувся його, бо боляче дивитися, коли раптом знаходиш у речах.
«У меня больше нет ключа от дома в Луганске – я не верю, что я туда вернусь. Нет, я не продала жилье – мне очень страшно расстаться со своей синей квартирой, но мне кажется, что она есть только в моем воображении. У меня был ключ, я его долго хранила в шкатулке, может, быть до сих где-то эта шкатулка и есть. Но в какой-то момент я осознала, что больше не хочу помнить, не хочу знать… я правда, очень скучаю за домом, и мне больно…. Возможно, при многих переездах, где-то с ключами перевезла эту шкатулку, но я не знаю об этом. Наверное, я пытаюсь вытеснить это из своего сознания, как и многие вещи, которые были в Луганске. Я боюсь помнить, что когда-то у меня была мирная жизнь, в которой я просто радовалась жизни. И тот мой мирный дом – это как какое-то иллюзорное детское воспоминание».
В кінці розповіді Анна зізналася: після четвертого травня вона ще один раз була вдома. Їздила сама. Той візит називає спробою самогубства.
«Я один раз заехала после 9 мая домой. И это был, скорее акт самоубийства, нежели реальная необходимость. Мне было так тяжело и так больно понять, что я не вернусь в Луганск, и так непонятно, как мне с дочерью выжить в Киеве, что, наверное, на тот момент мне хотелось по-настоящему умереть. И я придумала, что поеду в Луганск. Я помню, что забрала оттуда все свои краски, которыми я так и не воспользовалась здесь. Но тогда мне казалось, что это самое ценное и самое дорогое, что у меня есть – большое количество красок, к которым я так и не вернулась в Киеве».