«Многие не понимают, что за аббревиатурой «Донбасс» стоят люди», — Якимчук

​

Анастасия Багалика: Довольно неловкий момент, когда про культуру Донбасса начинают расспрашивать так, как будто что-то странное. Как влияет ваша родина на то, что вы пишите и на то, что вы делаете?

Любовь Якимчук: На то, что я пишу и делаю, влияет не столько моя родина, сколько события, которые там происходят. Я имею в виду эту войну, ужасную и затяжную, которая уже всех утомила. Все, что происходит с моей малой родиной, влияет на то, что я пишу, потому, что я не могу об этом не писать.

Эти события меня сильно тревожат, какое-то время я даже не могла спокойно спать. Моя книжка «Абрикосы Донбасса», я же начинала ее писать до войны. Моей целью было показать людей за сталинской аббревиатурой, за которой мы представляем только какие-то машины, шахты, заводы, фабрики, уголь и руду. Мне хотелось показать людей, которые жили и живут рядом со мной. Мне было важно показать их эмоции и сделать для читателей это пространство немного другим, гуманным и менее механизированным.

Алексей Бурлаков: Почему абрикосы?

Любовь Якимчук: Потому что на Луганщине и Донетчине очень много абрикос — это целые посадки, это способ заработка, мы их сдавали в детстве на московский поезд. Абрикосовая граница сейчас существует, потому что по мере продвижения из Донбасса в Россию — посадки исчезают.

Анастасия Багалика: Сама аббревиатура Донецкий бассейн, она Первомайска касается?

Любовь Якимчук: Касается, это тоже территория Донецкого угольного бассейна.

Анастасия Багалика: Если людей оттуда надо очеловечить, то, как их представляют в Украине?

Любовь Якимчук: Не людей, а пространство. Я говорила об аббревиатуре, за которой видишь что-то абсолютно не человеческое. Людей не видно. Я хотела показать, что эти люди есть, что они живые, они работают на шахтах, у них есть свои проблемы.

Мне хотелось показать, что там есть люди, не только машины, а люди страдают от этих машин, имеют свои взаимоотношения с этими машинами. Важно было показать, что это аббревиатура, которая прячет людей, и люди там есть. Об этом пространстве мало кто писал, поэтому было важно ввести это пространство в литературный дискурс для того, чтобы оно там существовало на равных со Львовом, о котором много написано, и мы знаем много легенд, Донбассу этого не хватало.

Я недавно была в Полтаве, ко мне подошла женщина, которая рассказала, что она отдыхала на курорте и увидела впервые шахтеров. Первую неделю она рассматривала их и не могла понять, что с ней не так. Потому что за этими словами стоят только машины, и когда человек в реальной жизни сталкнулся с людьми, он немножко опешил.

Анастасия Багалика: Давайте вернемся к проекту «Абрикосы Донбасса». Как его изменила война?

Любовь Якимчук: Он изначально не назывался так. У нас с Марком Токарем с 2009 года есть дует и были разные выступления. Когда началась война, я видела, как это все начиналось в Луганске, я поняла, что у меня уже есть стихи, которые относятся к тому, что нужно говорить больше. Из этого всего мы сделали проект, за это время появлялись новые стихи, проект постоянно обновлялся, появлялись новые моменты, которые в него входили на уровне музыки и текстов.

Анастасия Багалика: Вы часто ездите с этим проектом. Какая география, и как вас воспринимают?

Любовь Якимчук: Это уже больше 20 городов Украины и в зависимости от города разное восприятие и разные вопросы. Во Львове, Луцке, Тернополе учесучасучауклюди спрашивают о войне, о деталях, можно ли туда попасть, как выживают люди. Восточнее, вы будете удивляться, в Запорожье или Славянске мы говорили о литературе. В Краматорске меня спрашивали о феминистической критике и традиции верлибра. Публика была настолько подготовлена, что я была сильно удивлена.

Алексей Бурлаков: Вы как человек творческий довольно точно сможете описать представления тех людей, которые живут за всеми временными линиями разграничения. Как они представляют жизнь здесь? Иногда складывается впечатления, что они представляют жизнь на Донбассе, как Чернобыль представляли зоной отчуждения, так же и Донбасс.

Любовь Якимчук: У меня такое же ощущение как у вас. Хотя некоторые думают, что там возможна жизнь. Даже мои родственники в Ровенской области думали, что беженцам все предоставляют, жилье, одежду и еду.

Анастасия Багалика: А можно ли что-то прочитать?

Любовь Якимчук: РОЗКЛАДАННЯ

на східному фронті без змін
скільки можна без змін?
метал перед смертю стає гарячим
а люди від нього холодними

не кажіть мені про якийсь там Луганськ
він давно лише ганськ
лу зрівняли з асфальтом червоним
мої друзі в заручниках —
і до нецька мені не дістатися
щоби витягти із підвалів, завалів та з-під валів

а ви пишете вірші, красиві, як вишиванка
ви пишете вірші ідеально гладенькі
високу поезію золоту
про війну не буває поезії
про війну є лише розкладання
лише літери
і всі вони — ррр

Первомайськ розбомбили на перво і майськ —
безкінечно маятись наче вперше
знову там скінчилась війна
але мир так і не починався

а де бальцево?
де моє бальцево?
там більше не родиться Сосюра
уже більше ніхто з людей не родиться

я дивлюся на колообрій
він трикутний, трикутний
і поле соняхів опустило голови
вони стали чорні й сухі, як і я
вже страшенно стара
і я більше не Люба
лише ба.

Алексей Бурлаков: А какие творческие планы?

Любовь Якимчук: Мы хотим еще играть «Абрикосы», потому что тема не исчерпана и хочется эти эмоции доносить. Я надеюсь, что уже в этом году, зимой точно мы начнем съемки фильма «Дом слова», это документальный фильм. О периоде 30-х годов в Харькове, о доме, в котором жило много украинских писателей, которых по одному начали оттуда вытягивать и расстреливать. Первый застрелился Николай Хвыльовый, а потом этот ужас произошел с многими из них.