«Военные прокуратуры пока не расследуют переданные им дела», — А. Павлюк

Лариса Денисенко:  Легко ли было получать эти цифры? Насколько данные открытые, и насколько органы, отвечающие за расследования, эффективно работают, и готовы делиться информацией с правозащитной средой?

Алина Павлюк: Данные было тяжело собирать. Цифры, собранные у нас в отчете были собраны из открытых источников. Ни у кого из правоохранительных органов нет точных данных по пропавшим без вести и убитых в зоне АТО. По историям, если разделить события в Иловайске, в Дебальцево — наиболее громкие события, принесшие огромное количество жертв. Из всех этих историй, только Иловайские события хоть как-то освещены. В августе этого года Генштаб Украины дал цифры по жертвам. Другие же события были не раскрыты. Даже те данные, которые представляются разными органами, отличаются друг от друга на сотни.

Лариса Денисенко:  А с чем это связано? Выходит, что МВД дает свою статистику, генпрокуратура свою, СБУ свою — это же не просто цифры, это люди.

Алина Павлюк: За каждой цифрой стоит жизнь человека. Я думаю, что это от того, что нет контакта между органами. Из-за этого отсутствия контакта и сотрудничества между ними такие разногласия. У нас нет ни единой общей базы, которая бы показывала по именам и фамилиям какой человек, где пропал или где погиб.

Лариса Денисенко:  Если говорить о расследованиях убийств и исчезновений. Насколько прокуратура вообще этим занимается. Есть ли какие-то дела, которые находятся в производстве? Насколько они открыто коммуницируют с правозащитной средой и с лицами, которые обращаются с заявлением. Можно ли говорить о том, что проводится расследование?

Алина Павлюк:  Давайте исходить из самого факта преступления. Когда родственник теряет связь с военным, который находится в зоне АТО, он начинает стучать во все двери, чтобы его найти. В первую очередь это МВД и СБУ. Подается заявление о преступлении, формальность, но по каждому обращению они должны завести уголовное дело.

Мы работаем с родственниками без вести пропавших и убитых в частности. Если человек теряется в такой ситуации, то мы их также отправляем к этим правоохранительным органам. Фактически, по одному и тому же событию есть два уголовных производства. Оба органа обязаны реагировать на это заявление, поэтому есть дело в МВД и большое дело в СБУ. До октября 2015 года это были два основных правоохранительных органа, которые занимались этим всем. В октябре расследование из СБУ было передано военной прокуратуре.

Наталья Соколенко: Как отразилось это переведение на качестве расследования?

Алина Павлюк: У них нет функции следователя до сих пор. У них есть это расследование, но они по нему ничего не могут сделать. У них нет полномочий.

Наталья Соколенко: Законом о прокуратуре военная прокуратура была основана и им не передали полномочий?

Алина Павлюк: Именно в этом направлении — преступлений совершенных в АТО, в частности статья 438 Уголовного кодекса, по расследованию находится у СБУ фактически сейчас у военной прокуратуры. С одной стороны, по букве закона, обязаны проводить расследования СБУ, но по факту прокуратура, которая не имеет полномочий.

Лариса Денисенко:  Что сейчас можно сделать для того, чтобы активизировать деятельность военной прокуратуры?

Алина Павлюк: Они говорят, что случаи неэффективного расследования — единицы. Мы отталкивались в своей работе от фактических материалов дел. Если одна и та же ошибка повторяется в каждом деле, то следует задуматься о большей проблеме, которая есть в этом всем. Этот вопрос должен решаться на более высоком уровне. Возможно, следует создать единый координационный орган, который бы смог работать с МВД , СБУ  и военной прокуратурой. Чтобы устранить повторы в полномочиях. Чтобы разработал эффективную систему расследования. И естественно закрепить его полномочия на законодательном уровне.

Лариса Денисенко:   А есть ли данные о погибших и пропавших без вести людей гражданского населения? Как проходит расследование этих вопросов?

Алина Павлюк: Мы рассматривали вопрос по гражданским, но это более сложная ситуация, поскольку учет военнослужащих на более высоком уровне, чем учет гражданских. Проблема та же самая. К примеру, гражданский человек в городе Донецк. Его выкрали с работы неизвестные люди — это было 17 июня 2014 года. С того дня о нём нет никакой информации. Его семья пытается всеми способами его найти. Они обращались даже в полицию ДНР. Обращались в наши правоохранительные органы , но результата никакого не дало. Был запрошен у мобильного оператора список его звонков за последний день, но даже это следственное действие не было доведено до ума. Никакой связи между правоохранительными органами и потерпевшей не проводится.

Лариса Денисенко:  Вы упомянули следственные органы ДНР. Возможна ли какая-то коммуникация правозащитного общества, официальных украинских правоохранительных организаций. Насколько есть обмен этой информацией? Есть ли какой-то контакт людей, которые занимаются расследованием?  

Алина Павлюк: Могу сказать о потерпевшей. Есть небольшой контакт между ними и правоохранительными органами ДНР. Между нашими правоохранительными органами и ДНР нет никакого контакта.