Анастасія Багаліка: Це розмова, яку ми записуємо для проекту «Ми різні. Ми разом» на «Громадському радіо». Сьогодні ми поспілкуємося з художником з Донецька Сергієм Захаровим, всім відомим за проектом «Мурзілки». У Донецьку ми стежили рік тому, як у місті з’являлися карикатури на бойовиків самопроголошеної ДНР. Потім стежили за долею Сергія, коли він опинився у в’язниці, і коли перебрався в Київ, і коли почав робити вже у Києві свої нові матеріали на основі того, що побачив, перебуваючи в полоні. Сергію, доброго дня. І моє перше запитання. Я знаю, що ви зараз працюєте над коміксом, який розповідає, позказує, що ви побачили у застінках бойовиків. Я правильно розумію?
Сергій Захаров: Да, добрый день. Мы будем все равно упорно, я уже привык к этому, называть это комиксом, хотя предпочитаю другое название — графический роман, графическая новелла. Ну хорошо, пускай будет комикс, потому что я уже привык что «комикс» более популярное слово, которое обозначает книжку в картинках. Понятно, что это не будет носить какой-то развлекательный характер, эта книга, которая будет показывать историю мою. В принципе, если брать так в общем, то не настолько это уникальная история в наше время. И в то время, в которое мы сейчас живем, такие вещи происходят ежедневно.
Ежедневно происходят вещи более страшные. Но эта история будет еще объединять истории других людей, которые были в аналогичной ситуации, и с которыми я познакомился, с которыми еще познакомлюсь. Понятно, что это какой-то индивидуальный опыт, история, но все-таки она наверное будет иметь более широкое значение в том плане, что, собственно говоря, я думаю этим графическим романом-новеллой задается какой-то вопрос: как может вообще происходить такое в наше время, в котором мы живем. Вроде бы все образованные нормальные люди. Время цивилизованное — и мы убиваем друг друга, мы мучаем друг друга в подвалах.
Как вообще это возможно? Что стало причиной? И как мы выйдем из этого, с чем? В общем, где-то вот такие задачи ставятся. Сама идея возникла еще тогда, год назад, когда я лежал в подвале, смотрел в потолок и думал, что, собственно, надо это нарисовать. То есть надо это рассказать тем языком, которым я владею. Потому что люди, так или иначе, услышав или прочитав, будут воспринимать все услышанное или прочтенное через призму собственного какого-то опыта, воспитания и так далее. Каждый человек визуализирует услышанное или прочитанное. И визуализирует он в силу своего восприятия, воображения, воспитания. А так как я был все-таки очевидцем, и, в принципе, я могу сделать эту картинку доступной сразу для глаз, то есть сделать визуально картинку, это, наверное, самый правильный язык для того, чтобы передать то, что там было.
Анастасія Багаліка: Я так зрозуміла, що ви працювали над цими малюнками весь час, вже майже скоро буде рік, як ви перебралися до Києва?
Сергій Захаров: Ну да, я, собственно говоря, начал еще год назад их делать. На самом деле, для такого графического романа, для издания очень мало самих рисунков. Еще нет той критической массы, которую можно редактировать и уже печатать. То есть сейчас ищется издатель. Рисунков, на самом деле, не так много. Тем более, по методу работы у меня нет какого-то плана, сценария. Я хаотично довольно все это делаю. Кусок оттуда, кусок отсюда. Когда будет уже издатель, будет уже какая-то задача стоять, будет план, будет сценарий, я уже буду знать, что мне надо пошагово что-то сделать, что-то дорисовать, что-то дополнить.
Анастасія Багаліка: То, можливо, у малюнків з’явиться і текстовий супровід, текстова частина?
Сергій Захаров: В любом случае текст будет, и текст выразила желание написать Катя Сергацкова, чему я очень рад. Так как это не будет иметь четкий такой формат комикса, где будет нарезка каких-то действий, и в облачке какие-то диалоги, то нужен какой-то сопроводительный текст, и он будет. Формат будет, скорее всего, как я думаю, потому что я уже общался с людьми, которые делают чисто комиксы, которые рассказывают мне, как это должно происходить, то есть четкие правила игры, есть четкие сценарии, наработанные годами, когда есть какой-то ритм определенный, который воздействует на читателя, на зрителя и держит его внимание.
Когда идет статическая сценка большая панорамная, потом идут перебивки динамические и определенные маленькие картинки и так далее. Ну, это целая наука на самом деле. Углубляешься и понимаешь, что целая наука. Но это формат чистого комикса. А я все-таки хочу, чтобы это было каким-то артбуком что ли, то есть все-таки изображение — текст. И, может быть, где-то будет чисто комиксовский формат. Но это будет, когда будет рассказываться история других людей или истории, услышанные от других людей. Вот таким образом.
Анастасія Багаліка: Власне я не можу не поставити вам запитання, я так розумію, що в цих малюнках будуть героями також і інші в’язні бойовиків, яких ви побачили в застінках. Хочу запитати, наскільки їх було багато. Кого ви запам’ятали? І взагалі, як так сталося — в таких обставинах взагалі людина від стресу і болю мало що утримує в пам’яті після того?
Сергій Захаров: Насчет того, что мало что-то остается в памяти, нет, наоборот. Фактически, можно каждый день вспомнить. Любые события яркие, пусть там с минусом, но они в любом случае больше остаются в памяти, чем какие-то обыденные рутинные дни. Поэтому все вспоминается очень четко. Про других людей — достаточно там много было. И там были люди, которые имели четкую какую-то позицию отстаивания своего города в плане том, что они были проукраински настроенные. Но, скорее всего, им больше всех и доставалось.
Была категория людей, которая попадала, как в те годы сталинских репрессий, фактически ни за что. По оговору соседа или еще по какой-то случайности. Были просто нарушители комендантского часа, какие-то люди, которые в нетрезвом состоянии были задержаны. Все без какой-то градации содержались в одних помещениях. И были, в том числе, те же боевики. Там достаточно было ополченцев. И среди них были те же люди, которые где-то там набедокурили, где-то пили, где-то дрались в своих рядах, и были люди, которые занимали какие-то должности. У них там своя своеобразная борьба идет за место под солнцем, и они друг друга тоже бросают в подвалы, и там сидят люди, которые занимали должности.
Были там и украинские военнопленные. Но содержались они отдельно чаще всего. Те люди, которых выводили на парад пленных в прошлом году, как раз они попали в плен, и я был с ними в одной камере. Нас оставили там троих или четверых. Всех остальных убрали. А потом привели их к нам. Ну, там я был, еще несколько человек. Среди них чин дэнээровский, который какого-то показательного расстрела ждал, как он говорил. То есть сидят все там. И тюрем очень много. То есть таких мест содержания. В том числе арт-фонд «Изоляция», с которым мы сейчас сотрудничаем. Он приехал сюда в Киев. Он был захвачен там боевиками. И сейчас на территории арт-фонда также тюрьма.
Анастасія Багаліка: Ви якраз в цій тюрмі і були, я так розумію?
Сергій Захаров: Нет, я не был в той тюрьме. Я был в других местах. Я был в здании СБУ в подвале и на территории районного военкомата.
Анастасія Багаліка: Сергію, Ви на початку розмови сказали, що хочете дати зрозуміти людям, які живуть в цивілізованому двадцять першому столітті, як і, власне, що відбувається там. І як таке могло статися. Хочете мотивувати людей задуматися. Я так собі подумала, що ми тут дійсно дуже розпливчато можемо уявити якісь такі картинки з того буття і з того, що відбувається на захопленому Донбасі. Наскільки це контрастує з тим, до чого ми звикли в мирному житті?
Сергій Захаров: Очень контрастно конечно. Для многих людей, находящиеся в Киеве, и война, и то, что происходит, по-прежнему только картинка в телевизоре, не более того. И представить себе свой город вот так вот захваченным, фактически, так и есть, другими людьми и превращающимся во что-то непонятное — это, поверьте мне, ужасно. Когда ты идешь по своим улицам и ты видишь… да, может быть по центральным районам Донецка можно сказать, что город, как и был красивым чистым, так он и остается.
Есть районы, которые постоянно подвергаются обстрелам. Там практически, никого нет. Есть районы благополучные, в том числе и центр города. И на сегодняшний день это не какие-то развалины. Это тот же город, но он уже другой, потому что, понятно, там уже страх, там уже чужие люди, которым отдали фактически сами же жители города, большинство из них, наверное, которые шли в мае на референдум с одной целью — с той, чтобы получить кусок дешевой колбасы на примере того же Крыма. Все, вот это было фатальной ошибкой.
Анастасія Багаліка: А звідки у вас рік тому взялась сміливість малювати ті карикатури і вішати їх на вулицях Донецька? Власне, страх він тоді теж мабуть паралізував Донецьк і змушував місцян нічого робити, як змушує зараз?
Сергій Захаров: Ну как раз хотелось в тот момент что-то сказать, потому что хотелось не держать в себе это, а хотя бы сказать свое личное мнение. Ну и надеяться на то, что твое мнение услышат, увидят люди, которые там еще задумываются о чем-то. Ну мне хотелось вообще наводнить город, чтобы каждое утро человек, просыпавшись, выходил на улицу и видел какое-то изображение такое и понимал, что то, что делается силой оружия вот сейчас против его воли или с его подачи, что существуют люди, думающие иначе и выражающие это.
Анастасія Багаліка: Сергію, останнє запитання. Я сформулювала його собі ще на початку розмови. Я вже бачила, що в Інтернеті ці малюнка, адже про них стали вже з’являтися публікації в ЗМІ, порівнюють з теж доволі відомою нам графікою, яку малювали в’язні радянських таборів. Ми знаємо кілька прикладів художників, які побували там, і теж щось мотивувало їх змальовувати таборове буття і показувати, наскільки все це страшно. Я хочу запитати, чому? Звідки з’являється мотивація малювати?
Сергій Захаров: Ну, мотивация у художника откуда появляется рисовать? Потому что он художник. А желание показать то, что ты видел, показать это другим, тоже очевидно, оно всегда будет присутствовать у художника.
Анастасія Багаліка: Дякую. Сергій Захаров, художник з Донецька. І це була розмова, яку ми записали у рамках проекту «Ми різні. Ми разом» для «Громадського радіо».