Спрашивали «А чего ты жрешь наше» и избивали, — крымчанин о пытках в российский тюрьме

Григорій Ларіонов, кримчанин, колишній політв’язень поділився з Громадським радіо своєю історією.

Вікторія Єрмолаєва: Я прошу почати вас з початку – з 2014 року, що відбувалося? За що ви потрапили в тюрму?

Ірина Славінська: І чи була там якась передісторія, наскільки це було несподівано?

Григорій Ларіонов: Я был арестован российскими полицейскими, потому что работало радио и телевиденье, и мы знали ситуацию, как обстоят дела на самом деле. Был арестован в середине февраля 2014 года. Мне устно предъявлялось подозрение – обвинение в краже, которую я якобы совершил еще в 2011 году в Крыму, в Симферополе. Никаких письменных заявлений или предъявлений ко мне не было, не было решения суда о мере пресечения. То есть я был лишен свободы незаконно даже относительно российского законодательства, не говоря уже про международное и украинское. Я находился в таком состоянии и был под судом до июня 2014 года, где впервые прозвучало, и было зафиксировано в протоколе судебного заседания и обвинение, и мера пресечения, то есть лишение свободы.

Вікторія Єрмолаєва: З чим було пов’язане ваше переслідування з боку російської влади?

Григорій Ларионов: От представителей российской власти я это не слышал, но как я думаю – это мое нежелание передавать частную собственность моего предприятия представителям РФ.

Вікторія Єрмолаєва: Тобто окупантам у 2014 році?

Григорій Ларіонов: Да. Но оккупанты на тот момент представлялись в виде вооруженных сил, которые заблокировали украинские части, и, по сути, агентов по влиянию, которые оказывали давление на бывших украинских госслужащих, в том числе и работников правоохранительных органов, и общей власти.

Ірина Славінська: Що відбувається у червні 2014 року? Це наступний епізод розвитку вашої справи, починається суд?

Григорій Ларіонов: Вынесено решение, и следующая стадия – это апелляционное рассмотрение этого решения. В апелляции это решение не устояло, поскольку полностью отсутствовал состав преступления, это понимали и судьи в апелляционном суде. Поэтому было отослано на новое рассмотрение, и в сентябре 2014 года был вынесен второй приговор, который уже после дожима заинтересованных лиц устоялся в апелляционном суде РФ.

Вікторія Єрмолаєва: Яким був вирок?

Григорій Ларіонов: 4 года лишения свободы.

Ірина Славінська: У чому вас звинувачували? Що було написано в поясненні, за що вас потрібно було посадити?

Григорій Ларіонов: Это кража в 2011 и 2013 году. Два эпизода кражи.

Вікторія Єрмолаєва: при яких умовах ці крадіжки відбувалися, за версією слідства?

Григорій Ларіонов: За версией следствия и в описательной части приговора не указано, до самой апелляции, до решения Верховного Суда не указано: каким способом, когда. Все в гипотетической форме: мог з такого-то по такое-то якобы так сделать. То есть ни одного доказательства моей вины у них не было, и не могло быть. Потому что вопрос был об отнятии предприятия, собственности.

Ірина Славінська: Тобто тут не йдеться про політичні мотиви такого переслідування?

Григорій Ларіонов: А что, экономическая сторона не является составной частью политического вопроса? Оккупант захватил и осваивал захваченное. Это и есть политический ход. Вопрос осуждения меня, отнятия имущества, передача, кому? Имущество передали частично «Беркуту» крымскому российскому. Я думаю, что это тоже политические вопросы.

Вікторія Єрмолаєва: Пане Григорію, ми б хотіли почути про ваші умови утримання в тюрмі і катування, які були заподіяні.

Григорій Ларіонов: Украинцы, которые не захотели принять российское гражданство и выполнять указание российской администрации позиционно содержались в тех же местах, но отношения и условия намного жестче. Это я могу сказать про себя и Сашу Костенко. Мы были в соседних помещениях, виделись, и могли перекинуться парой слов каждый день, я знал ситуацию по нему, он знал мою ситуацию.

Ірина Славінська: Ви обмінювалися власними історіями, чи він міг це знати зі ЗМІ?

Григорій Ларіонов: Мы обменивались. У нас были короткие встречи, возможность перекинуться словами, он знал, что за мое нежелание стать гражданином и подписать нужные бумаги определенного характера и лишали воды на несколько суток, лишали еды часто, очень часто, применяли физическую силу. Сама администрация участвовала в мордобое пару раз, но те группировки, которые внутри сообщества заключенных, они работают и обслуживают интересы администрации, и выполняют ихние задание. Расправлялись с нами, фактически, вечером, или ночью привилегированные российские заключенные.

Вікторія Єрмолаєва: Це хто?

Григорій Ларіонов: Активисты уголовного сообщества. Люди физически сильные, психологически более агрессивные.

Вікторія Єрмолаєва: Вони вас били?

Григорій Ларіонов: Да. Два раза я попадал в госпиталь при колонии с закрытой черепно-мозговой травмой, контузией глаз и все остальное.

Ірина Славінська: Вам надавали належну медичну допомогу? Який був доступ до медицини, або загалом із ув’язненими українцями, яких утримують в російських тюрмах? Це доволі поширена ситуація, коли є люди  з хронічними хворобами, є люди, котрі стають хворими та скаліченими внаслідок утримання в російських тюрмах. У вашій ситуації, чи була вам доступна медицина?

Григорій Ларіонов: Формально медицинская часть присутствует. Но доступа непригодных администрации заключенных, к медицине, практически, нет.  Сводится к перевозу из одного места в другое, сводится к осмотру врачом, который не делает записи, не выносит диагноза, не назначает лекарств – и лекарств ты не получаешь никаких. Вот такая там медицина. Хотя российские граждане имели полный доступ вплоть до консультации  и медицинских вмешательств за пределами колонии, то есть, в гражданских клиниках.

Вікторія Єрмолаєва: Для всіх українців були такі однакові нелюдські умови? І Олександр Костенко, і інші, які з вами знаходилися на той час в тюрмі, теж піддавалися таким катуванням?

Григорій Ларіонов: Да, особенно те, кто не захотел принять гражданство, кто не сломился, кто отстаивал свою позицию вернуться в Украину , вернуться домой, или кто отстаивал свое право на законное решение суда, потому что у большинства украинцев приговоры носили политический характер, то есть состава преступления там не было, это была судейская или юридическая профанация.

Вікторія Єрмолаєва: Скільки таких історій ви знаєте особисто?

Григорій Ларіонов: Я знаю три истории. Самая близкая – это Саша Костенко, потому что мы находились рядом, условия содержания таковы, что очень трудно общаться с соотечественниками, которые находятся, допустим, в другом бараке.

Вікторія Єрмолаєва: Вам не давали спілкуватися?

Григорій Ларіонов: Не давали, шпионили. И сам режим подразумевает ограничения общения, естественно, для тех, кто не угоден администрации. Потому что заключенные, которые обслуживали интересы администрации тюремной, могли перемещаться и творить все, что им захочется.

Ірина Славінська: Які ще в тюрмі практикували способи тиску та способи впливу, крім обмеження спілкування? Фізичне насильство?

Григорій Ларіонов: Могли побить. В отношении меня два раза было со стороны представителей администрации. Все остальные, большое количество стычек были организованные именно российскими заключенными.

Вікторія Єрмолаєва: Які були приводи?

Григорій Ларіонов: Уголовное сообщество нам ничего предъявить не могло, по сколько, во-первых, мы из другой страны, во-вторых, и не было поводов. Поводы надиктовывались соответствующими лицами администрации, и они звучали так, я цитирую: «А чего ты жрешь наше и пьешь, и не хочешь выполнять, что тебя просят?», «А давайте с него спросим, почему Украина получает дешевый газ от России?» Доходило до того, что люди умственно не сильно развитые высказывали вот такие грандиозные мысли по поводу газа, цены. Что еще? «А почему ты нас не любишь?» — Это самый распространенный вопрос. «Что мы тебе сделали?» — Россияне, имеется ввиду. Попытка объяснить свою позицию заканчивалась либо ничем, либо мордобоем.

Вікторія Єрмолаєва: Ми знаємо, що у вас є проблеми зі здоров’ям і на даний момент. У вас проблеми з ногами?

Григорій Ларіонов: Ноги – это последствие. Основная проблема – это цинга, которая сопровождала меня последние два года в лагере: отсутствие белка и витаминов в той еде, которую выдавали россияне, привела к нарушению обмена веществ, и гормональным нарушениям. Поэтому, фактически разрушены зубы в полости рта, и деформировались суставы, в том числе на гормональной основе и на ногах, что вылилось в невозможность больше 2-3 часов находиться на ногах, боли, и вот недавно я прооперировался в украинской клинике, все нормально, швы заживают.

Вікторія Єрмолаєва: Ми також знаємо, що поки ви знаходились в російській тюрмі – намагались оскаржувати дії і співробітників колонії, і вашого вироку, писали скарги, листи. Розкажіть про це, як ви намагались захистити себе?

Григорій Ларіонов: Естественно, находясь на территории оккупанта, я пытался в рамках его законодательства отстаивать свои интересы. Но дело в том, что в России законные правовые решения – это дополнительная, платная услуга. Не всегда это решается даже деньгами. Поэтому, очень долгое время мои заявления, мои ходатайства просто не выпускались за пределы пенитенциарной системы Российской Федерации. Все изменилось после того, как Консул Украины Брескаленко Геннадий Сергеевич добился встречи со мной, и с Костенко Сашей. После этого наши возможности отстаивать свои интересы резко изменились, по сколько он до самого последнего дня курировал наши вопросы, нашу переписку, старался противостоять всем действиям администрации.

Вікторія Єрмолаєва: Тобто ваша історія в Україні була відома?

Григорій Ларіонов: Да, в последние полтора года. После обнаружения меня Консулом Украины.

Вікторія Єрмолаєва: І ви отримували відповіді від пенітенціарної системи на ваші скарги. Що там містилось?

Григорій Ларіонов: Это формальные отписки, это профанация ответов. Есть форма ответа, форма текста, которая не дает никаких последствий в моей судьбе, в моем положении или состоянии на этой территории.

Вікторія Єрмолаєва: Також ви допомагали іншим українцям писати скарги і відстоювати своє право на правосуддя?

Григорій Ларіонов: Общаясь, мы предоставляли методологические способы фиксации своего состояния, фиксации своей ситуации, и возможности получить те или иные изменения в своем правовом статусе. То есть: куда писать, кому писать, как общаться с представителями администрации, потому что они все разные, там были просто технари или просто служащие, а были те, которые занимались именно украинским вопросом. Давили сопротивления, давили личность, уничтожали, собственно, здоровье.

Вікторія Єрмолаєва: На початку нашої розмови ви сказали, що ваш вирок був чотири роки. Ви вийшли раніше, виходить?

Григорій Ларіонов: Да.

Ірина Славінська: Що сталося? Це можна вважати поблажкою з боку російських силовиків, чи що це?  

Григорій Ларіонов: Нет. Это к вопросу профанации порядка и законности в РФ. Там нет закона, там закон один – Тайга. Цивилизованные, европейские законы так не работают, поэтому, путаница с датами приговоров, путаница со сроками. Я могу только сказать, что если бы еще полгода, то, наверное, мое состояние было бы намного хуже, чем вы сейчас видите.

Вікторія Єрмолаєва: Нагадайте, будь ласка, місце, де саме ви знаходилися?

Григорій Ларіонов: Сначала был пятый лагерь в поселке Лесной, это Верхнекамский район Кировской области Российской Федерации, а потом был в этой же области, там есть город Кирово-Чепецк, и потом был переведен туда.

Вікторія Єрмолаєва: Коли ви останній раз говорили з Олександром Костенком, що він вам говорив, можете пригадати?

Григорій Ларіонов: Последний раз мы общались заочно, потому что последний год меня умышленно держали в изоляторе, в одиночной камере. Поэтому через тех, кому мы доверяли, мы могли передавать устные или письменные послание, или записки, или сообщения. Но они носили, в основном, характер какой? Для меня лично Саша помогал марки, конверты, меня их полностью лишили, чтобы я не смог связаться ни с правозащитной организацией в Киеве, ни со своей мамой, ни со своей семьей. После того, как правдами-неправдами дошла информация до Посольства Украины обо мне, Консул Брескаленко попытался 3 марта встретиться с нами. Естественно, администрация отреагировала моментально, сфабриковав какое-то свое внутреннее обвинения – пустяковое, типа, не поздоровался с представителем администрации – меня сразу поместили на 15 суток в изолятор.

Вікторія Єрмолаєва: Щоб Консул вас не знайшов?

Григорій Ларіонов: Да, и только благодаря тому, что Геннадий Семенович не оставил это так, и связался с Уполномоченным по правам человека при Верховной Раде Украины, были сделаны запросы, и после этого они на момент приезда Консула, а он планировался всегда заранее, то есть они знали когда он будет приезжать, меня уже не прятали в изолятор.  Желая нанести максимальный ущерб моему здоровью, препятствовали возможности, ту, которую предоставлял Геннадий Семенович, допустим, в покупке витаминов или продуктов, которые содержат белок. Они, например, вынесли незаконное решение о том, что я должен – я же обращался в последний год в суд, и мне судом назначался адвокат, российский адвокат. Ни российским гражданам, ни другим украинским в таком случае не назначалась компенсация затрат времени адвоката. В моем случае это было принятое решения, и деньги были сняты со счета в пользу  погашения этого якобы бесплатного адвоката. Был такой случай, что совершая какую-то покупку, а это осуществлялось через начальство, поскольку я был изолирован, был такой случай, что я увидел, что в ведомости уже были подделаны мои подписи. Шла растрата намного больше средств, чем фактическая.

Ірина Славінська: Про ці випадки ви скаржилися?

Григорій Ларіонов: Да.

Ірина Славінська: Куди?

Григорій Ларіонов: В прокуратуру и в Консульство Украины.

Ірина Славінська: Чи була відповідь?

Григорій Ларіонов: Да. Россия писала, что все в порядке, никаких нарушений нет, и все по закону.

Вікторія Єрмолаєва: Ви приїхали в Україну. Які ваші подальші плани? Чи плануєте ви надалі займатися, можливо, правозахисною діяльністю, допомагати відстоювати права інших в’язнів російських?

Григорій Ларіонов: По решению российского суда я лишен права находиться, временно пребывать, либо получить гражданство Российской Федерации. Фактически, меня изгнали из моей территории, где я родился, вырос, где у меня семья, дом, дети

Вікторія Єрмолаєва: Маєте на увазі Крим?

Григорій Ларіонов: Да. Мне запрещено там жить, появляться, поэтому, конечно же, я настроен восстановить свою жизнь уже в новом месте, настроен вернуть в Украину своих детей, это два сына – 15 и 7 лет, которые, особенно первый, Гриша, находится под угрозой, что его через два-три года могут призвать в ряды Вооруженных сил Российской Федерации, направить на войну с Украиной. Такая угроза мне высказывалась неоднократно, что за свое неповиновение я буду наказан через своих детей. То есть, они сделают так, что украинский гражданин поедет убивать украинского хлопца.

Ірина Славінська: Чи є можливість вивести ваших дітей з території анексованого Криму?

Григорій Ларіонов: Пока есть. В первую очередь надо организовать условия пребывания. Потому что это второй маленький ребенок, это нужно и детский сад, это дом, это условия поспать, развиваться. На это пока у меня полностью отсутствуют средства.

Вікторія Єрмолаєва: В яких умовах ви на разі проживаєте?

Григорій Ларіонов: Сейчас мне помогают мои друзья, помогают за свои личные деньги выживать в этих условиях адаптации. За эти три месяца я живу в случайных помещениях, на данный момент живу в предоставленном помещении правозащитной организации, которая курирует меня.

Вікторія Єрмолаєва: Тобто ніякої підтримки від держави ви також не маєте?

Григорій Ларіонов: На сегодняшний день никакой не получил, единственное, получил справку ВПО.

Ірина Славінська: Тобто сьогодні ви офіційно внутрішньо переміщена особа?

Григорій Ларіонов: Да, это выдали сразу.

Ірина Славінська: А соціальні виплати, які вам належать, будуть платити?

Григорій Ларіонов: Нет. Дело в том, что существует своеобразное виденье закона Украины о ВПО у чиновников на местах, и оно, кстати, не прописано. Например, чтобы получать помощь, я должен предоставить документы своей супруги. Вы понимаете, что ни переписки, ни почтовых сообщений, чтобы получить эти документы сейчас между Крымом и Украиной нет. Это препятствие, которое незаконно. Вроде бы как я получаю на себя помощь, но получить не могу из-за отсутствия документов супруги.

Вікторія Єрмолаєва: На разі, ви шукаєте допомоги і підтримки?

Григорій Ларіонов: Да, ищу, и, частично, нахожу.