Сергій Стуканов: Володимире, я так підозрюю, що Матадор і Фідель – це позивні, які вам дісталися вам і вашому товаришу після АТО. Розкажіть, насамперед, яким чином ви потрапили на фронт, ви були мобілізований, чи пішли добровольцем?
Володимир Дмитрієв: Вы совершенно правильно подозреваете. Матадор и Фидель – это позывные. Юра свой позывной принес еще с очень давних времен, а мой позывной пришел с фронта. Попал, в общем-то, как все нормальные люди попадают на фронт. В середине 2014 многие мои друзья уже были военнослужащими, большинство из них попали по мобилизации, все попали и старались попадать в одно и то же соединение воинское. В результате, у меня было много друзей и знакомых во второй роте двадцать пятого, на тот момент, батальона территориальной обороны «Киевская Русь». Уже было время выдвигаться в зону боевых действий и мы столкнулись с такой проблемой, как полное отсутствие медицинского персонала. Не было ни санитарного инструктора, ни ветеринара, никого, кто был знаком с медициной. Мне позвонили ребята и сказали : «Вот, ты там говорил, что если будет край – «Зовите, прибегу.» Вот, зовем». Явился в военкомат, сказал, что батальон выходит на фронт, а в роте такая вот надобность, а я как раз медик. Долго не хотели брать, я брал штурмом военкомат.
Сергій Стуканов: А чому не хотіли брати?
Володимир Дмитрієв: Так тогда здоровье было не очень, у меня в военнике было написано «обмежено годний в мирний час», так что соответственно меня выручило только то, что я был медиком, а их на фронте было совсем не много.
Сергій Стуканов: Це був який рік?
Володимир Дмитрієв: Это лето 2014 года. Я товарищ упрямый, я «оттоптал» военной комиссии все чувство коллегиальной солидарности, «оттоптал» военкому остатки патриотизма, в общем кое-как продрался и собственно попал туда, куда хотел и куда меня звали. Уже через две недели после оформления военного билета ехал в Дебальцево.
Сергій Стуканов: Звідки такий потяг піти на війну? Вас не хотіли брати, причому через стан здоров’я, а ви все одно прагнули?
Володимир Дмитрієв: Это не потребность пойти на войну, это чувство долга перед конкретными людьми, которым я обещал свою поддержку в случае нужды и было невозможно сказать «Вы повоюйте, а я посижу посмотрю, как у вас там получится». Это было бы не вполне правильный поступок и я поступил так, как считаю правильно.
Сергій Стуканов: Зрештою, ви уклали угоду, ви служили за контрактом?
Володимир Дмитрієв: Да, мне пришлось подписывать контракт, потому что по мобилизации таких не набирали.
Сергій Стуканов: Лікарів бракувало на фронті, а це означає, що працювали ви вдень і вночі, так?
Володимир Дмитрієв: Я в роте был единственной медициной, соседняя точка была у нав штабе – это 7 км за нами, соответственно эти 7 км в окружности я был единственной медициной и для населения и для своих парней. Это был единственный вариант получить медицинскую консультацию, помощь, медикаменты. Мне сложно говорить о ситуации на фронте в целом. Врачей мало – это общая тенденция на тот момент, когда я призывался. Что, мало врачей, медицины, скорой помощи, медикаментов, эвакуации мало, всего мало. Скорее всего так и было в действительности, на сколько и в каких цифрах – трудно сказать
На личность мою посмотрели, сказали : «будешь или Карабас или Фидель». Я сказал: «Не, ребята, Карабасом я не буду, как хотите – только не это». Стал Фиделем
Сергій Стуканов: Фідель, повертаючись до позивного, я так розумію, ви завдячуєте своїй бороді?
Володимир Дмитрієв: Ну тут да, это немного очевидно. Борода на момент призыва у меня была знатная. Я любил в ней копаться пальцами и раскладывать по форме одежды. Когда я пришел в медпункт батальона и доложил, что вот новый сан инструктор второй роты. В армии не спрашивают как зовут по паспорту и фамилию, спрашивают позывной. Я говорю, что позывного нету. На личность мою посмотрели, сказали : «будешь или Карабас или Фидель». Я сказал: «Не ребята, Карабасом я не буду, как хотите – только не это». На том и порешили, стал Фиделем.
Сергій Стуканов: Власне, переходячи до вашої біографії післявоєнної. Ви працювали лікарем до війни. Працювали чи служили лікарем під час війни, але після війни ви вирішили цю професію полишити. Чому?
Володимир Дмитрієв: Сложно это объяснить словами. До войны я работал специалистом по зоболеваниям опорно-двигательного аппарата, то есть большую часть времени лечил людей не шибко больных. Это те патлогии, с которыми можно существовать дальше. Фронт дал опыт другой медицины. Медицины трагичной, резкой, иногда бесполезной. И вернутся после этого, когда мозг привык уже к другой тематике, к другим действиям, от которых напрямую зависит жизнь. Поэтому, вернутся к медицине мягкой, гражданской стало не сложно технически, она перестала укладываться в голове. Я пытался вернуться на старое место, я проработал там две недели и было несколько моментов, когда пациенты обращаются за помощью, ожидают от меня поддержки, облегчения их состояния, а я не воспринимаю их как нуждающихся в помощи, смотрю на них круглыми глазами и не понимаю, что они хотят и зачем они ко мне пришли. Или начинаю злится. Так я понял, что наверное, это профнепригодность, потому что врач не имеет права так обращаться с пациентами, с раздражением их слушать и не иметь внутри желания им помочь.
Сергій Стуканов: Отут як раз виникає варіант працювати з деревом? Дерево, воно десь є податливим.
Володимир Дмитрієв: Очень красивое, очень послушное и молчит.
Сергій Стуканов: Яким чином виник цей варіант у вашому житті? Чи ви раніше мали якійсь стосунок до столярства?
Володимир Дмитрієв: В качестве хобби. Я с деревяшками возился достаточно много, мне это достаточно нравилось и дерево как материал я всегда любил, купить и поставить в интерьер какую-то деревянную штуку, при случае обработать. Был минимальный объем знаний, инструментов. Потом, из многих многих вариантов того, чем же мне все же заняться – я выбрал это.
Сергій Стуканов: Тобто все ж таки якісь вагання були?
Володимир Дмитрієв: Конечно, они у меня и сейчас есть. Сомнения – это компонент внутреннего диалога, который всегда есть и от него никуда не денешься.
Сергій Стуканов: Для того, щоб розпочати власну справу, потрібно, очевидно, приміщення і якесь обладнання, як ви знаходили все це, чи виникали у вас з цим проблеми?
Володимир Дмитрієв: Естественно, с деньгами было напряжно и первые инструменты мы покупали ужаснейшего качества по принципу «лучше что-нибудь чем ничего». Сейчас стараемся более-менее нормальный инструмент, потому что качество обработки получаемое на старом нас не устраивало. С помещением, я считаю мне повезло. Я «упал на хвост» Юре Матадору, у него было уже готовое решение, которое мы доводили до ума, улучшали. Сейчас это уже хорошая мастерская со всеми ее атрибутами.
Сергій Стуканов: Володимире, розкажіть про те, що ви виробляєте.
Володимир Дмитрієв: Изготавливаем мы всё, что сделано из дерева и имеет в длину не более 2,5м – больше не позволяет размер цеха.
Сергій Стуканов: Я дивився на вашій фейсбук-сторінці ліжка, столи. Але я бачив і менші предмети – хлібниці, іграшкові речі. На чому все-ж- таки ви спеціалізуєтесь, на габаритних меблях чи на дрібних речах?
Володимир Дмитрієв: Если мі говорим о склонностях, то у нас Юра больше тяготеет к габаритным вещам, то есть строгие прямые форми имеющие габаритные размеры. Он у нас парень сильнее меня, его габариты не смущают, а вот тоненькие отделки, детали ему не по душе. У меня наоборот, я люблю мелочевку, я могу достаточно долго сидеть шлифовать, вырезать мелкие элементы и мы в этом чудесно друг друга дополняем. Деляем мы то, что нам заказывают, на чем мы можем заработать.
Сергій Стуканов: Працюєте ви виходячи із замовлень?
Володимир Дмитрієв: Естественно, так как у нас нет достаточно финансовых ресурсов для того, чтобы поступать так как хотелось бы из расчета своих эстетических предпочтений.
Сергій Стуканов: Якщо говорити про меблі, чи багато на даний момент замовлень, тому що очевидно, що ваші дубові меблі на порядок дорожчі ніж ті, що з ДСП. Відповідно, ваш покупець – не пересічний українець, а напевно що українець заможній?
Володимир Дмитрієв: Здесь нужно соблюдать баланс между тем, что ты хочешь делать, и тем, что возможно продать. Бывает, что мы отказываемся от проектов, потому что понимаем, что это будет сущим мучением и скукой и в результате вещь, которая делается с таким настроением и желанием – развалится сама по себе. Слабая активность в плане заказов и покупок дорогих вещей. Я понимаю, что дубовая мебель не бывает дешевой.
Сергій Стуканов: Скільки коштує дубове ліжко?
Володимир Дмитрієв: Какое? Ну скажем, если брать сферическую кровать в вакууме – 12-15 тысяч гривен.
Сергій Стуканов: Ми знаємо, що в Україні є не досить широкий, але прошарок заможних людей і те, що ви є ветераном АТО – це могло бути вашим іміджевим моментом, який міг би схиляти таких людей
Володимир Дмитрієв: Совершенно не обязательно. Бывает с точностью наоборот. Мы заходим в магазин инструментов и спрашиваем определенную, там спецефическую единицу. Мы рассматриваем варианты, спрашиваем, где она произведена и нам говорят: «Российская Федерация.» Мы говорим «Нет, спасибо, не надо».
Сергій Стуканов: Якщо навести приклад «Pizza Veterano» ,то навіть президент України в Дніпропетровському закладі зайшов, це був іміджевий момент, тобто якщо б ви системно свою рекламну кампанію вели на цьому і від цього відштовхувались, то мені здається, що політики, які замовляють меблі, могли б десь навіть хизуватися один перед одним.
Володимир Дмитрієв: Тут опять-таки двойственно. Во-первых мы не хотим разворачивать, что мы сначала ветераны, а потом уже столярная мастерская. Я встречал уже неоднократно, что ребята стараются что-то делать, качество что-то хромает , но люди воспринимают так, что пусть оно кривенькое, зато ветерану помог заработать. Мне так не хочется, мне хочется, чтоб мои изделия оценивались без призмы поблажки. То есть, если произошла ошибка – я лучше приеду, починю и извинюсь, чем скажут «да ладно, пусть стоит кривое, мы ж у ветерана купили».
Сергій Стуканов: Знов ж таки з вашої сторінки в фейсбуці я довідався , що ви робили певний інвентар для барів – це речі, які ви робили у великій кількості, цілими серіями?
Володимир Дмитрієв: Ну, там небольшое количество, дело просто в том, что Киев – большая деревня, идешь по городу и видишь надпись «Veterano Coffee»,пойдешь же пить кофе именно туда. Зашли к Саше, у которого кофейня на отрадном, познакомились, поболтали. Он говорит: «ребята, нужен органайзер, не могу нигде найти». Сделали органайзер. «А вот можете еще вот такое?» – можем, «а вот у меня друзья есть, им тоже надо». Такой вот сарафанный принцип.
Сергій Стуканов: На даний момент двох людей у вашій майстерні вистачає, щоб робити і великі замовлення і не значні, поточні?
Володимир Дмитрієв: В целом – да. Нам бы конечно хотелось иметь целый ангар и тридцать сотрудников, и мы бы заняли их работой, но на расширение нет финансовых ресурсов и мы продолжаем работать вдвоем и если возникают задачи, которые мы не успеваем решать – у меня много знакомых, которые оже вполне качественные столяры. Какие-то работы мы отдаем на аутсорс с собственным контролем качества. Любой объем работы мы пережуём, вопрос в том, сколько людей нам придется для этого подключить.
Сегрій Стуканов: Доречі, стосовно подібних контор. Чи розглядаєте в їх як конкурентів чи виступають вони насправді конкурентами для вас?
Володимир Дмитрієв: Здесь нет толком какого-то устоявшегося рынка. То есть, те мастера, которые работают – как правило, друг другу не мешают. Рынок у нас есть готовой мебели. Достаточно агрессивный рынок с сильной конкуренцией и сейчас это выродилось до того, что люди уже стараются завозить плохое качество, лишь-бы сбросить на несколько сотен цену и под какие-то акции это спихнуть. Мастера ценят свою работу и всегда смогут предложить определенное количество решений под ваши задачи и ваши финансы. Даже если ему это некогда делать или это не его специализация – он всегда предложит своего приятеля, чья специализация под это подпадает. Поэтому, это скорее симбиоз чем конкуренция.
Сергій Стуканов: Для тих, хто започатковуватиме свій власний бізнес і він так само буде пов’язаний з виробництвом меблів чи якогось іншого інвентаря з дерева, які б ви могли дати поради, щоне потрібно робити, а що варто?
Володимир Дмитрієв: Суровый вопрос. Крупных каких-то ошибок мы старались не делать, сложно так сходу сказать. Вроде бы такого не было. Планирование времени – нужный, полезный совет – расчитывать время и возможности, строго контролировать финансовые ресурсы, все записывать, не доверять памяти, потому что вспомнить что там было в чеке через два часа не сможет никто. Строго фиксируется отчетность и требует некоторой аккуратности. Ну и лучше заниматься, чем не заниматься. Лучшая реабилитация – это полные руки работы, так чтоб не было времени думать неприятные мысли, чтобы в голове крутилось много вопросов, которые нужно решить сейчас. Вот это то состояние, в котором кривые, косые, контуженные расцветают и становятся в общем-то нормальными и полноценными.