Дмитрий Динзе, российский адвокат украинского режиссера Олега Сенцова, который незаконно удерживается в российском СИЗО, рассказал порталу Новое время о жизни своего подзащитного за решеткой и о судебной системе России изнутри.
— Вокруг дела украинской узницы Надежды Савченко, удерживаемой в России,— постоянная шумиха, а о деле Олега Сенцова, которым вы занимаетесь, ничего не слышно. Складывается впечатление, что с ним уже все решено. Почему так?
— Просто мы не занимаемся нагнетанием обстановки и не хотим светить доказательную базу, как это делают адвокаты Савченко, чтобы органы предварительного расследования не попытались нейтрализовать наши доказательства. Стратегия защиты Савченко — давление на органы предварительного следствия через голодовку и обращения ООН. Но в нынешней российской обстановке это малоэффективно. И следственному комитету, и Владимиру Путину абсолютно по барабану, умрет Савченко от голода или нет. Они считают, что за ними правда и что у них есть все доказательства ее виновности.
— Когда дело Сенцова будет закрыто?
— После Минских соглашений Президент Украины Петр Порошенко говорил, что Савченко и Сенцова освободят. Но я точно знаю: пока не выполнят все формальные уголовно-процессуальные действия — другими словами, пока российский суд не признает их виновными, — это не произойдет. Если освободить их сейчас, случится правовой вакуум — они оба не признали свою вину, а значит, у мировых политиков будет повод говорить, что Россия занимается профанацией правосудия. Единственный выход из ситуации — если Савченко и Сенцов признают вину, тогда их могли бы выдать Украине и судить заочно.
Шансов, что Сенцова оправдают, нет. По крайней мере, сейчас, в нынешней политической обстановке. Олег понимает, что ему могут влепить 20 лет без каких‑либо доказательств.
— Он к этому готов морально?
— Да, к сожалению. Он все понял еще в момент задержания. Мне один из его следователей сказал: «Ваш клиент ведет себя неправильно. Вот те, кто с нами сотрудничает, лет семь получат, а ваш — по полной программе». После его слов судили Геннадия Афанасьева [одного из фигурантов дела], и он получил семь лет. То есть сотрудники ФСБ знают заранее, какой приговор будет у подследственных.
— А речи Сенцова во время судебных заседаний — «Слава Украине!» и прочее — их не раздражают?
— Наоборот! Они, как ребятишки, веселятся, а потом в автозаке на фоне Олега делают селфи. Опера там такие, с творческим подходом.
— А зачем вы взяли это заведомо проигрышное дело?
— Да я много какие дела беру… Дело как дело. Человека надо вытаскивать.
— Среди ваших клиентов многие связаны с искусством: художник-акционист Петр Павленский, Pussy Riot. Вы им симпатизируете?
— Да, мне художники всегда нравились, как и их творческий подход в уголовных делах. Петр Павленский, например, буквально бесит судей. На последнем заседании он пришел и сказал: «Я в ваших бюрократических процедурах не участвую, буду молчать».
Судья обратилась к нему, мол, если вы что‑то говорите, то хотя бы вставайте, как по закону положено. На что Павленский заявил, что вставать не будет: “Если хотите судить — судите». Судья была в шоке.
— Ему могут дать срок за проукраинскую акцию «Свобода»?
— Сомневаюсь. Но судимость — вполне. Правда, Павленскому … [плевать] на судимости, это для него скорее творческий процесс. Он воспринимает зашоренных судей и следаков как роботов, а систему — как бюрократизированную машину, которая пытается перемолоть человека.
Думаю, художественно-уголовное дело Павленского даст пищу к размышлениям другим художникам. Мы даже ввели новый термин — художественный умысел, по аналогии с преступным умыслом. Уголовное дело и защита — это не механическая процедура, а творческий процесс. Где‑то это игра в шахматы, где‑то — в прятки или салочки.
— Правосудие в нынешней России вообще возможно?
— Возможно, но только в распиаренных публичных делах. Еще 15 лет назад система работала нормально. Следователь делал то, что считал нужным. Руководители позволяли с ними спорить и поступать по‑своему. Это была демократия. А сейчас заказ на заказе. В верхушке находятся лояльные к власти, которые выполняют приказы в интересах государства. Надо мочить экстремистов — мочат, надо переключиться на педофилов — переключаются… За времена правления Путина—Медведева систему полностью развалили. Независимых судей и следователей больше нет, все выстроено по вертикали. Следователи говорят: “Мы ничего не решаем”. А зачем такая система, которая ничего не решает?
— А в вузах еще кто‑то остался, кто объясняет будущим следователям и судьям важность соблюдения прав человека?
— Что ты! У нас в вузах даже понятия права человека не было. Оно произносилось вскользь, без расшифровки. В университетах ФСБ, МВД и других ведомств не вкладывают таких понятий людям.
Но во всей этой ситуации виновато не столько государство, сколько общество, которое не выступает против беспредела. Человек должен осознавать, что если сегодня кого‑то пытают, то завтра и он может подвергнуться пыткам. Сейчас народ — зашоренная масса, которая живет себе тихо в квартирках, ездит на машинках и думает, что это будет длиться вечно. А вот когда исчезнут машинки и квартирки, когда у нас у всех будут одинаковые ботинки и свитера от фабрики «Большевичка», вот тогда что‑то и поменяется в мозгу.