Большинству украинок трудно принимать помощь, потому что выехали успешные в мирной жизни женщины — Закорко
Как Сумы переживали российское вторжение? Как принять решение об эвакуации? И что делать с виной уцелевших?
Говорим с Викторией Закорко — сумчанкой, педагогом. Она рассказывает о первых неделях войны в Сумах и своей эвакуации в Литву.
«Было бессилие, понимание, что мы заложники»: о начале вторжения
Виктория Закорко: Позвонил сын, сказал: «Мама, началась война». Я была очень растеряна, хотя мы с ним об этом говорили. К этому можно быть готовым людям, причастным к войне. Гражданским — не знаю, насколько. Отлично помню, что я у сына спросила: «Что делать?».
У нас высокий дом, мы живем на 13-м этаже, окна выходят на одну из главных магистралей города. Днем уже видела колонну вражеской техники. Возле нашей областной администрации они чуть ли не телевизионный сюжет сделали, чтобы отметиться со словами, что пошли на Киев. И с того времени город закрылся.
Я с мамой живу, у меня всегда есть запасы продуктов и воды. Потому я не могу вспомнить, сколько времени я вообще не выходила на улицу. Где-то несколько дней. Я понимала, что это надолго. У меня иллюзий не было. Единственный вопрос был, насколько жестокими будут действия. Было бессилие, понимание, что мы заложники. А еще отчаяние, страх.
У меня с 2017 года периодически бывали панические атаки при сильном стрессе. А вот с 24 февраля они были почти каждый день. Связь с сыном меня как-то держала. Причем я уже узнала, что он в тот же день поехал записываться в тероборону. То есть он готовился, понимал, что это все равно будет.
Потом я узнала, что у нас создается тероборона. Узнала, что Сумы в осаде идут бои в окрестностях города. Следили за новостями, где, что, с какой стороны.
Я потерялась во времени. Спишь два-три часа, воздушные тревоги, делаешь, что успеваешь. Мы решили при воздушной тревоге оставаться в коридоре по правилу двух стен. Потому что даже выходить в общий коридор маме было тяжело.
Вечером 7 марта была самая большая бомбардировка. Ощущение такое, будто этот самолет пролетел прямо над нами. Потом писали, что он шел на низкой высоте. Чувство, когда ты чувствуешь себя мишенью и у тебя нет никаких шансов себя защитить, будут со мной навсегда.
На следующий день я маме проговорила, что если представится возможность, то я уеду. А о маме буде заботиться брат.
«Я вывезла керамический колокольчик в виде ангелочка, подарок сына»
Виктория Закорко: У меня уже был собран один рюкзак, сменное белье, футболка. Помню, потом наши украинские девушки обсуждали, какую бессмысленную для выживания вещь вы взяли с собой? Вот я увезла керамический колокольчик в виде ангелочка, подарок сына. Это символическая вещь, которую я положила в свой тревожный рюкзак в 2014 году.
Я прочла, что у нас согласовали зеленый коридор. На свой страх и риск решила идти пешком. А перед тем трое близких людей для меня принесли продукты и лекарства. Это был очень-очень значительный запас для моей мамы.
Два часа я шла пешком, на тот момент там были тысячи человек, с детьми, все ждали автобусов.
И это был еще один счастливый случай для меня: буквально возле меня наши бойцы теробороны остановили старую «газельку», потому что увидели, что там есть два свободных места. Попросили взять еще двух человек. Так мы выехали в Полтаву.
О конечной точке у меня не было особых планов. Чем дальше, тем для меня, наверное, было безопаснее. Темная неосвещенная дорога. Мозг фиксирует: «Неужели это происходит со мной?»
«Большинству украинок тяжело принимать помощь, потому что выехали успешные женщины»
Виктория Закорко: Я сразу написала Екатерине в Литву. Мол, я такая и такая, вот я знаю, в этом могла бы быть полезна. Сразу спросила, есть ли какая-нибудь возможность в Литве приобщиться к волонтерской или общественной работе. И Катя мне отписала: «Приезжайте, все устроится по вашему приезду».
Мы ехали около 18 часов. В Конотопе подсело очень много людей. Это был сидячий вагон. Он был наголову забит, мамочки с детьми сидели и лежали в проходах на вещах. Говорили — попытаться пить меньше воды, чтобы не ходить в туалет, не беспокоить тех, кто находится в проходе.
Мы приехали во Львов. Я себя очень плохо чувствовала, чувствовала это прямо физически. В поезде говорили, что нужно искать палатки Красного креста. Волонтеры подсказали, где. Когда мне измерили давление, я удивилась, как я вообще смогла дойти. Давление было 220 на 110.
9 марта я уехала из Сум, а 19 марта мы уже ехали на польскую границу. По Польше ехали часов 14.
Когда приехали в мою семью, тоже не обошлось без слез. Такое состояние, что ты как будто маленький ребенок, очень чрезвычайное состояние для взрослого человека.
Появилось чувство вины. Думаешь, достойна ли ты того, как о тебе заботятся, как тебя встречают. Надо работать с этой виной выживших. Она выбивает из эффективности жизни. Надо научиться принимать помощь, большинству наших женщин это тяжело. Потому что уехали самостоятельные, самодостаточные женщины, в большинстве — женщины успешные в мирной жизни.
При перепечатке материалов с сайта hromadske.radio обязательно размещать ссылку на материал и указывать полное название СМИ — «Громадське радио». Ссылка и название должны быть размещены не ниже второго абзаца текста.
Поддерживайте «Громадське радио» на Patreon, а также устанавливайте наше приложение:
если у вас Android
если у вас iOS