facebook
--:--
--:--
Включить звук
Прямой эфир
Аудионовости

Когда мой старший сын ушел на войну, у меня было ощущение, что он там при оружии с побратимами, и они знают, что делать — Светлана Поваляева

Говорим со Светланой Поваляевой, писательницей, поэтессой, общественной активисткой. Она оставалась и остается в Киеве с начала войны.

Когда мой старший сын ушел на войну, у меня было ощущение, что он там при оружии с побратимами, и они знают, что делать — Светлана Поваляева
Слушать на платформах подкастов
Как нас слушать
1x
Прослухати
--:--
--:--

«Мать, вставай, по Борисполю *уярят баллистическими ракетами»

Светлана Поваляева: Я такого не переживала давно. Все мои заблокированные воспоминания, в том числе и с Майдана, в формате дежавю накладывались каждый день.

И потому в преддверии, или за несколько дней до того, ощущения, которые появлялись перед избиением под стеллой, перед убийством Нигояна и Жизневского, перед расстрелом Небесной сотни — эта пустота внутри, которую невозможно описать словами и какая-то ясность внутри. Ты видишь мир, как он есть, и понимаешь, что сейчас что-то будет. Такие же ощущения меня накрывали. И так было ясно, что будет война.

Как раз накануне ПЕН украинский сделал нам тренинги по такмеду, а потом мы еще с мужем сходили на фильм Сенцова «Носорог». И это все было как в вакууме, как под водой.

24 февраля я проснулась от того, что мой сын полностью одет уже, зашел в комнату и сказал, извините, я процитирую без купюр: «Мать, вставай, по Борисполю *уярят баллистическими ракетами». Более того, он еще и воду поперекрывал. А я говорю: «А что же я могу сделать?» Он говорит: «Ну хотя бы, чтобы тебя это во сне не застало». Это, собственно, начало. (позже выяснилось, что первые удары РФ нанесла по Василькову, — ред.)
А старший сын — вообще они оказались отрезанными, потому что они на Десне, и там сразу взорвали мост наши. И они все это наблюдали, все это через голову у них летало. И они думали, что Киев уже не существует. Он мне звонил и говорил: «Мама, вы еще живы? Давайте приезжайте к нам».

Татьяна Трощинская: Как меняется это чувство, когда ты понимаешь, что оба сына в Вооруженных силах, и они делают очень важные вещи, но оба очень рискуют?

Светлана Поваляева: Я сама все время над этим думаю. У меня дети — то со мной, то уже без меня все время ходили на акции протеста, когда это было действительно опасно. При этом убить там могла и наша тогдашняя «доблестная» милиция.

Честно: когда мой старший сын ушел на войну, у меня было странное и циничное чувство, что он там при оружии с побратимами, и, по крайней мере, люди знают, что делать. Не так, как люди в центре города, которых просто берут и расстреливают, безоружных.

И в каком-то смысле мне было спокойнее, чем на всех этих акциях протеста.

Поэтому это все постепенно происходило, не выглядит так, что вот рос мамин цветочек, и раз — и пошел на войну.

И я думаю, что мне в этом еще помогают какие-то буддистские практики, потому что это не просто идеи, которые тебе нравятся, это коренное видение мира. Ты просто принимаешь то, что может произойти с любой человеческой жизнью, даже в мирное время, в любой момент. Это красивая идея, и я понимаю, что если ты ее не пережил, это выглядит как мемчики в фейсбуке. Но у меня подобный опыт проживания, поэтому ты понимаешь, что это самый плохой способ прожить жизнь.

«Хочу представлять, как мы все выходим на улицы, обнимаемся, и говорим: все, этой хтони рашистской просто нет»

Татьяна Трощинская: Вернемся к теме Киева. Во-первых, что вы делали все это время, во-вторых, о самом городе как о среде.

Светлана Поваляева: Я живу в достаточно специфическом районе. У нас есть громада. И почти вся эта громада участвовала в Майдане. И потому у нас в доме сразу все, по инициативе моего сына, Романа Ратушного, организовались, что-то делать, что-то кому-то надо, кто-то уезжал, кто-то не уезжал и так далее.

Но слышать и видеть взрывы, видеть очереди… Мы не привыкли к очередям, мы не советский союз.

У нас с балкона открывается огромная панорама на весь восток — на ВДНХ, Теремки, Жуляны, Жуляны здесь рядом, летают ракеты. Мы на следующий день уже поняли, где ПВО, где не ПВО.

Как в китайском цирке — у тебя постоянно эти летающие драконы. Особенно ночью это «красиво». Когда узнала, что генерал Кривонос руководит обороной Жулян, я сразу успокоилась и поняла, что все будет хорошо.

Сразу наши ребята, там и мои друзья с ТРО, они у Ирпеня стояли, им нужны были какие-то элементарные вещи. И, конечно, последствия боев на Берестейской, сгоревшую технику, все эти живописные блокпосты, все что дальше прилетало на Лукьяновку или Куреневку, мы все это видели.

При том, что Киев пуст, улицы пусты, машины не ездят, это сейчас уже пробочки появились. Меня это все время напоминало фильм «Я – легенда», такой абсолютный сюр. И ты стоишь в центре космоса, это небо, этот пустой Киев и только: бух, бух, бух! И ты никак не может это воспринять как непосредственную опасность.

Самое удивительное, что все это время работали цветочные киоски. Даже аптеки не работали, а цветочные киоски работали. Даже было такое, что они вынесли цветы под Софию, выложили такое огромное панно, и потом все, кто хотел, брали цветы себе, или раздаривали девушкам из ТРО, сюрреалистические картины.

Татьяна Трощинская: Не было мысли уезжать? Может, люди говорили: поезжай!
Светлана Поваляева: Не просто люди. Нам сын младший, Роман, не просто говорил, он требовал, чтобы ехали. Он нам расписывал то, что произошло в Буче и Ирпене. Он говорил, что с нами так будет, что русня будет в Киев заходить и выходить, и если мы не воюем и без оружия, то с нами будет такое вот, что мы идиоты и ничего не понимаем, и чтобы мы немедленно выезжали из Киева.

Рационально мне вообще сложно объяснить мою внутреннюю уверенность, что, во-первых, этого в Киеве не произойдет, и во-вторых, я не смогу вне Киева как-то адекватно функционировать и просто сдурею. И мое место здесь, и оказалось, что я права.

Татьяна Трощинская: Немного в конце концов о победе. Как вы ее представляете?

Светлана Поваляева: Я могу сказать, как я хочу ее представить. Как совершенно такую ​​утопическую: мы все выходим на улицы, плачем о наших погибших, обнимаемся и говорим: все, мы победили. И этой хтони рашистской просто нет. К сожалению, я понимаю, что так не будет.

Но очень хочется какой-то более или менее очерченной картины, чтобы это был какой-то документ, который бы фиксировал, что эта основная война, это нападение завершено, чтобы всемирная положительная пропаганда сообщила о победе добра над злом.
Полностью программу слушайте в аудиофайле
При перепечатке материалов с сайта hromadske.radio обязательно размещать ссылку на материал и указывать полное название СМИ — «Громадське радио». Ссылка и название должны быть размещены не ниже второго абзаца текста.

Поддерживайте «Громадське радио»  на Patreon, а также устанавливайте наше приложение:

если у вас Android

если у вас iOS

Поделиться

Может быть интересно

Россия перемещает гражданских заложников глубже на свою территорию: в Чечню, Мордовию, Удмуртию — Решетилова

Россия перемещает гражданских заложников глубже на свою территорию: в Чечню, Мордовию, Удмуртию — Решетилова

Контрабанда, эмиграция, бои за Киевщину: история Алексея Бобровникова

Контрабанда, эмиграция, бои за Киевщину: история Алексея Бобровникова

«Упало все», а не только «Киевстар»: как роспропаганда атаковала на этой неделе

«Упало все», а не только «Киевстар»: как роспропаганда атаковала на этой неделе