Больше всего боюсь первых выборов после победы, страшно, что все прос*ется — офицерка

«В армию я пришла с полномасштабным вторжением»

Шарлотта: Я работала государственной служащей в Министерстве цифровой трансформации. До этого — в команде новой таможни Нефёдова. Можно сказать, что всю свою сознательную карьеру я работала на государственной службе. Окончила военный институт в 2018 году, когда училась на политологии в Шевченка. В армию я пришла с полномасштабным вторжением.

Родилась я в Донецке. Выросла в Бердянске. Когда оккупировали Донецк, над Бердянском всегда «висело в воздухе», что вот-вот Путин будет прокладывать коридор в Крым через Азов. Каждое лето эта информация давила. Оно не ощущалось в Киеве. Но оно ощущалось на Азове. Я понимала, что полномасштабное вторжение будет. Это дело времени. Когда в университете мне предложили окончить военный институт, я сразу отреагировала: прошла ВЛК, подала документы. Потому что я знала, что не смогу сидеть, а захочу пойти в армию. А для того, чтобы туда пойти, с моими качествами и характером будет лучше пойти в офицеры.

Алина Сарнацкая: Я знаю много офицерок, уехавших за границу. Даже без детей.

Шарлотта: Я тоже такое знаю. Я не понимаю мотивации этих людей. Может быть, они шли на хайпе. Возможно, думали, что для политологии нужны какие-то военные знания. К сожалению, военный институт совершенно не дал мне тех знаний, которые нужны для службы в армии и непосредственно участия в зоне боевых действий. Все эти знания потом уже получали на ППД при подготовке.

«Я очень долго искала себе подразделение»

Алина Сарнацкая: Потом ты стала командиром взвода БПЛА.

Шарлотта: Я очень долго искала себе подразделение. На примере ТРО я видела своих коллег, которые тоже закончили военную кафедру, они приходили, а их ставили на кухню, несмотря на то, что они офицерки. Я знала, что эта история мне точно не подходит. Мне нужно сознательно отнестись к выбору подразделения.

У меня много было знакомых военных. Еще до полномасштабного вторжения. Я к ним обращалась. Они говорили:

«С твоим характером в армию нельзя. Даже не думай».

Потому мне никто не помогал с выбором подразделения. Я увидела объявление в Facebook о наборе подразделения для подготовки и работы в зоне боевых действий. Это было объявление друга знакомого. Я отправила резюме. Мне сначала сказали, что чуть не те компетенции. А потом пригласили. Это было подразделение айтишников для работы со сложной техникой. Отбирали умных людей. Мне сказали:

«Ты же в Минцифре, знаешь, как работать с айтишниками. Здесь ты будешь классным заместителем командира роты по морально-психологическому обеспечению».

Классно быть замполитом, когда сочиняешь программы, стараешься максимально подготовить подразделение, упаковать его. А когда вы выезжаете в зону боевых действий, то там довольно скучная и неинтересная работа. Может быть, не у всех. Зависит от специфики. Мое подразделение было разбросано по всей линии фронта. Мы не работаем в одной локации. Надо было ездить. Это были самые интересные моменты. Когда ты объехал все подразделения, потом сидишь ждешь следующего выезда.

Я хотела в другую бригаду. Когда меня спросили, что я бы хотела делать, я сказала, что мне интересно «летать», я хочу в аэроразведку. Мне ответили: «Без вопросов». Так меня выбрали командиром взвода БПАК. Это было сознательное понижение. Я не ошиблась. Это действительно гораздо более интересная и полезная работа.

• Сейчас в основном «летают» мои люди. Но когда люди в отпуске, приходится «летать» мне.

Я сделала так, чтобы в нашем подразделении были все взаимозаменяемые. Всегда говорила, что мы должны выполнять задачи друг друга. И знать все.

«Я была почти на всей линии Донецкой области»

Алина Сарнацкая: Где ты воевала?

Шарлотта: Я воевала в Донецкой области. Я была почти по всей линии Донецкой области, кроме Бахмута. Туда наш взвод не отправляли. Тяжелее всего мне на фронте — быть далеко от дома. Я – домашнее растение. Никогда не любила походы в горы со спальниками. Мне всегда нужен был комфорт. Конечно, я вышла из зоны комфорта. Это мне не очень нравилось. Но, в принципе, это не было для меня тяжело. Трудно быть далеко от родных, от своего пузырька, от своих друзей. Тебе нужно научиться общаться и командовать людьми совершенно разных профессий и социального статуса. Надо быть постоянно готовым. Надо отбиваться. Общаться с командирами.

• Но ко всему привыкаешь: ко взрывам, к быту и тому подобное. Нравственное состояние – самое тяжелое.

Алина Сарнацкая: Возвращалась ли ты в тыловой город за все это время?

Шарлотта: Да. Ходишь и не понимаешь, где ты и что ты. Люди. Думаешь «ого, какой мобилизационный потенциал вокруг. Здесь же столько людей, которые могут нас заменить». Я всегда шучу о том, чтобы дали нам полгода отдохнуть. Мы всему научим, знания передадим, весь опыт. Поменяйте нас на полгода, потом обратно. И так будем держаться.

Я не могу понять, какая сейчас политика в вопросах мобилизации. Потому что у меня друзья либо мобилизованы, либо не подлежат мобилизации. Из того, что я вижу по соцсетям, все скулят, что им приходят повестки. Наверное, они таки приходят. Очень многие сейчас списываются из армии по семейным обстоятельствам. Люди морально опустошены. Многие слышали от собратьев, что если бы сказали, что они будут служить ровно 2 года, они бы не списывались. А поскольку они не знают сколько им еще там сидеть, то они хотят уйти из войска, потому что устали.

Алина Сарнацкая: Сколько ты еще готова воевать?

Шарлотта: Не знаю. Сложный вопрос. Сколько нужно, наверное. Но не факт, что я вернусь тем человеком. Я уже не вернусь тем человеком, который был. Но дальше будет все труднее возвращаться в гражданскую жизнь. Я это уже сейчас ощущаю. В ближайшее время мы сойдемся на каком-то договоре, который не устроит обе стороны. А через 7-8 лет нам придется заново заходить в армию. Мы будем в первую очередь. Это моя концепция. Я почему-то думаю, что это будет до февраля. Но это не будет победа. Это будет временная передышка.

Алина Сарнацкая: Когда меня спрашивают журналисты, почему я решила уйти в армию после начала полномасштабного вторжения, я всегда отвечаю, что этот вопрос нужно задавать тем, кто не ушел. Потому что мне кажется совершенно логичным идти в армию, когда на твоих людей нападают, чтобы убить. Это логично.

Шарлотта: На ребят, которые не ушли воевать, сейчас давит общество. Мне тяжело общаться с гражданскими мужчинами, потому что они начинают оправдываться, почему не в армии. Я убеждена, что воевать будут все. Войны хватит для всех. Как бы это ни звучало пессимистично. Но это так. Надо готовиться. Следует изучать тактическую медицину, элементарные правила обращения с оружием, БПЛА.

Алина Сарнацкая: Недавно Анна Маляр заявила, что Минобороны полностью выполнило запрос Генштаба и закрыло всю потребность в БПЛА.

Шарлотта: Минобороны не имеет права закупать гражданские дроны. Государство дало это право Министерству цифровой трансформации. Вернее, государственному предприятию при министерстве. Поэтому гражданские дроны закупает Минцифры, военные дроны и полностью прошедшие аккредитацию, как военные дроны, проходят через Минобороны.

Кто ждет в тылу?

Алина Сарнацкая: Тебя кто-то ждет дома?

Шарлотта: Конечно, ждут. Меня спрашивают:

«Как вы могли уйти в армию?».

Моя семья отдает себе отчет, что я не могла иначе. Мы даже с моим товарищем, которому 24 года, шутим:

«Что мы здесь оба делаем?».

Он молод, мог бы еще не мобилизоваться. А я как девушка могла не мобилизовываться. Мы пришли к выводу, что во всем виноваты родители, потому что они нас такими воспитали. Мои родители так же осознают для чего.

Алина Сарнацкая: Не все это осознают. Моя мама, например, пару месяцев написала мне: «Разве выплаты этого стоят? Подумай еще раз».

Шарлотта: Они получали образование еще в Советском союзе. Поэтому для них это понимание и восприятие совсем другое и тяжелое.

О бюрократии в армии

Алина Сарнацкая: Я когда-то видела сериал ДМБ. Это единственное, что подготовило меня к армии. Я думала, что там преувеличиваюсь. А теперь знаю, что это так и есть. Например, я думала, что Журнал учета журналов – это вымышленный персонаж. Нет.

Шарлотта: Когда я спросила юриста нашего подразделения об этом журнале, он сказал, что мы его действительно имеем. И показал его. Я была в шоке. Украинская бумажная армия.

А о том, как я видела войну. У меня не было иллюзий. У меня очень много знакомых военных. Я дружу с Андрианой Сусак, главой Женско-ветеранского движения. Я ей благодарна за то, что она проложила нам с тобой в том числе этот путь. Потому что мы все были бы записаны швеями, кухарками и т.д. С 2014 года женщинам нельзя было занимать боевые должности. Потому у меня не было иллюзий. У меня они были по поводу людей, которые будут вокруг. Думала, что это будут заряженные, как я. А попали еще люди, которых схватил военкомат. И это тоже очень большая проблема. У меня были такие.

Аэроразведка требует постоянного усовершенствования, отдачи, мотивации. Человек должен постоянно сидеть на форумах, читать о враждебном РЭБ, читать наш РЭБ, о примочках, антеннах и т.д. А если человека просто забрали, и он без мотивации служит, то ты хоть с бубном танцуй, а поделать ничего не можешь.

• Если нет осознания для чего человек там, мы не изменим этого.

В армии есть разные специальности, разные профессии. Есть те же станции РЭБ, в которых нужно разбираться, чтобы нейтрализовать вражеские БПЛА. Есть взвод БПАК. Есть радиолокационная борьба для определения, откуда стреляет артиллерия врага. Есть звукометрия. Есть разные специальности, которые тоже нужно заполнять. Но, конечно, на чем держится войско — это пехота. Вы титаны и великие молодцы.

Очень хотелось бы, чтобы все жили в этом государстве и помнили, на чьих плечах и жертвах оно держится. Я видела, как кадровые военные реагируют на смерти наших товарищей. Они могли себе позволить сказать «ну че они туда полезли?» или «сами виноваты». Человек погиб. Вы должны признать, что он герой. В отличие от вас. Вместо этого они искали, в чем виноваты эти люди.

«Больше всего боюсь первых выборов после победы»

Алина Сарнацкая: Моя цель не призывать людей идти в армию. Моя цель – фиксировать это. Пока мы живы. И пока это наиболее актуально. Потому что после войны это будет просто мраморной табличкой где-то на стене. Чего ты больше всего боишься?

Шарлотта: Я боюсь, что все прос*ется. Больше всего боюсь первых выборов после победы. Я вообще на этот период хочу эмигрировать на пару лет, стать водительницей фуры и кататься по Европе. Уже к этому постепенно иду. Я не смогу смотреть на те политические реалии, которые будут происходить. Каждый будет кричать, кто больше воевал. Боюсь, что к власти придут негодяи, которые в том числе будут прикрываться камуфляжем. Которые будут говорить:

«Я воевал на экономическом фронте».

Или на каком-нибудь другом. Хотелось бы, чтобы мы помнили героев. Чтобы мы не поднимали дискуссию украинского и русского языка.

• Для меня все очевидно — украинец — это тот, чей ребенок говорит на украинском языке.

Аргументом для мобилизации я могу привести цитату Марии Назаровой — «Для того чтобы мы в публичных дискуссиях не скатывались к тому, что кто-то воевал и поэтому имеет право что-то говорить, надо, чтобы все отвоевали. Тогда мы сможем выбирать не по нравственной дилемме, а по знаниям и разуму».

Алина Сарнацкая: Если бы сейчас ты очутилась в том месте, где принимала решение идти в армию, ты бы пошла?

Шарлотта: Я бы пошла. Я воюю ради того, чтобы мои будущие дети и все будущие поколения жили в свободной стране, как бы это ни звучало банально. Ради того, чтобы они могли купаться в Азовском море, моем любимом, непревзойденном, маленьком, теплом Азовском море.

• Чтобы они не знали страха и не знали, что такое война.

---

Полностью разговор слушайте в добавленном аудиофайле

При перепечатке материалов с сайта hromadske.radio обязательно размещать ссылку на материал и указывать полное название СМИ — «Громадське радио». Ссылка и название должны быть размещены не ниже второго абзаца текста.

Поддерживайте «Громадське радио» на Patreon, а также устанавливайте наше приложение:

если у вас Android

если у вас iOS