Поддерживали даже конвоиры, не было никого, кто бы сомневался в моей непричастности — Антоненко

Валентина Троян: Как себя чувствуете, как здоровье?

Андрей Антоненко: Здоровье — слава Богу. Я, все же, заботился о нем, как мог. Не курил, занимался активно спортом. Само пребывание в тюрьме имеет свои последствия, как бы ты за здоровьем не следил. Психологическое и нервное состояние, все эти обстоятельства, наручники, автозаки — это отражается на здоровье. Особенно 10 месяцев в ИВС (изоляторе временного содержания – ред.), где не открывались окна. Там стекла затонированы — ты ничего не видишь. Воздуха никакого, маленькое помещение. Начались с зубами большие неприятности, со зрением. В ИВС даже фельдшера нет, надо «скорую помощь» вызвать. А если у тебя что-то с зубами, то они тебе могут только анальгин предложить. В СИЗО немного проще, там хотя бы есть номинальная медицина. Даже стоматолог есть. Но все равно: «Болеете? Ну, выздоравливайте!».
Валентина Троян: А как сейчас дома можно решить вопрос со стоматологом?

Андрей Антоненко: Адвокат должен поехать к судье, взять разрешение. Например, мне сейчас реально нужно полечить два зуба. Я должен договориться с моим врачом. Он может сказать: «Давай завтра». Я говорю: «Окей». Звоню адвокату, он едет к судье и просит разрешение на лечение. А она говорит: «Не дам». Или ее нет. Или заместитель не может дать. Или какой-то форс-мажор. Если же она дает разрешение, тогда я должен позвонить на пульт, где привязан этот браслет, и сообщить об этом. Так же с любой процедурой.

Вот сейчас надо вакцинироваться, потому иммунитет «подгулявший».

Валентина Троян: А в СИЗО вас как-то тестировали?

Андрей Антоненко: Да о чем вы говорите? Мне там с такими боями завели человека с воли, чтобы тест сделать.

Люди болеют. Когда я был в нашем корпусе, четыре случая были 100% подтверждены. Я тоже переболел. Думаю, что это все-таки был COVID-19, я так никогда не болел. Эта болезнь странным образом протекала.

Протестовали меня уже потом, когда мы заявили об этом медиа в суде. Тогда завели врача, протестировали. Хотя я не слышал, чтобы в СИЗО тестировали.

Об окружении

Андрей Антоненко: Там есть разные люди. Есть люди, о которых никто не знает, а их дела тоже сфабрикованы. Разные люди.

Валентина Троян: Министр Малюська недавно сказал, что если вас суд признает невиновным, вы сможете подать запрос на компенсацию.

Андрей Антоненко: Я здесь всегда прошу заменять слово «если» на «когда». Потому что никто из нас не причастен к преступлению.

Валентина Троян: У вас есть мысли по этому делу? Почему вы?

Андрей Антоненко: Трудно ответить. Должны отвечать те, кто фабриковал.

Если так подумать, брались публичные имена. Юля Кузьменко ведь тоже известный волонтер. Вероятно, брались известные люди, чтобы как можно громче об этом заявить. Я больше не нахожу никакого ответа. Если бы они хотели просто закрыть это дело, то может, нашли бы каких-то бедолаг, о которых никто не знает. Здесь же им надо было с помпой.

• То, что они демонстрировали на брифинге — все куда-то делось. Все развалилось.

Они должны были вообще закрыть против нас все. Но они изменили прокуроров, придумали другую совсем историю. И сейчас имеем, что имеем.

Валентина Троян: Почему вас дольше всех держали под стражей? А женщин раньше отпустили?

Андрей Антоненко: Возможно, потому что они женщины? Может, обиделись на моих адвокатов, потому что они прямолинейно-то говорили. Существует такая методология: создание заблуждения относительно виновности или причастности. «Сидит, значит, есть за что».

Свидетелей по делу 265. Я знаю только одного — Сашу Положинского. Он был свидетелем, когда нам дарили ту злополучную коробку, пустой корпус от мины МОН-50. Вот его знаю.
Валентина Троян: Вы знали, что в вашу поддержку проводили много акций. Важно ли это для человека, который в неволе?

Андрей Антоненко: Это очень важно. Когда я ездил с концертами на фронт, мне всегда было интересно, что чувствует человек. Вот я сижу перед микрофоном, пою песни. А когда я попал в такую ​​ситуацию, понял, что здесь — не то, что песня — каждое слово важно, когда о тебе вспоминают. Это настолько мотивирует, поддерживает, не дает тебе впасть в отчаяние.

Валентина Троян: В ИВС вы сколько пробыли?

Андрей Антоненко: 10 месяцев. Хотя вообще-то в ИВС не имеют права держать более 10 суток. Они засекретили все материалы, боялись, что вся правда вылезет. С самого первого дня, когда они измерили мой рост, а он не совпадал, они засекретили все материалы. И у адвокатов их несколько месяцев не было в доступе.

Валентина Троян: Что будет дальше, после того, как вас отпустят?

Андрей Антоненко: Далее служба. Силы специальных операций. Чин офицера. Я действующий военнослужащий. Просто не хожу на работу.
Я очень переживал после того, как нас начало оговаривать в СМИ высшее руководство государства. Очень переживал, как отреагирует мое командование. Но, все же, здравый смысл победил. Все всё увидели, поддержка была сразу.

Валентина Троян: Что вы знали о Павле Шеремете?

Андрей Антоненко: Ничего. Вот сейчас я знаю, кто он. Я вообще не знал о существовании этого человека. Я занимался музыкой. Мы ездили на фронт, пели.

Валентина Троян: С коллегами Павла Шеремета, семьей вы беседовали за это время?

Андрей Антоненко: Конечно, нет.

Валентина Троян: Я понимаю по реакции «Украинской правды», что они все-таки хотят, чтобы следствие было проведено объективно. Они не склоняются к тому, что все так, как рассказывают правоохранители.
Андрей Антоненко: Периодически я говорю такие вещи: «Ну, послушайте, здесь уже все очевидно. Поставьте меня с Юлией рядом. Почему нас долгое время не сводили вместе? Ибо очевидно, что мы совершенно полностью отличаемся от тех людей, что на пленке».

Я уверен, что в «Украинской правде» тоже сидят нормальные люди, которые все прекрасно видят.

Я, кстати, видел расследования журналистов. Мне очень понравилось расследование Гнапа, там есть логика.

О поддержке семьи

Андрей Антоненко: Вся школа, все преподаватели поддерживали моих детей. Был чат отдельный, где писали: «Мы вас поддерживаем, мы знаем, что все это ложь».

Была максимальная поддержка со всех сторон. Даже правоохранители, которые были в ИВС, конвоиры, нацгвардейцы поддерживали максимально. Не было ни одного человека, который бы имел сомнения в моей непричастности.

Полную программу слушайте в аудиофайле
Підтримуйте Громадське радіо на Patreon, а також встановлюйте наш додаток:

якщо у вас Android

якщо у вас iOS