В течение дня нельзя никуда садиться, 16 часов нужно быть на ногах — бывшая заложница «ДНР» об условиях в колонии

Гостья студии — бывшая заложница боевиков «ДНР» Марина Чуйкова

Валентина Троян: Можете вспомнить тот день, когда вас задержали? Были предпосылки к этому? Возможно, чувствовали угрозу для себя?
Сам факт проживания там — сам по себе угрожает твоей жизни. Там люди боятся. Во-первых, там комендантский час. По городу ходит много военных с оружием. Это уже напрягает. Ты не можешь спокойно пользоваться мобильной связью, фотографировать. Это уже тебя напрягает. Достав телефон, ты боишься, что в любой момент у тебя его заберут.

Я проходила на КПВВ паспортный контроль, подала паспорт в окошко. На меня странно посмотрели и…задержали мой паспорт. Сначала объяснили, что компьютер «завис», но, когда они забегали внутри, я поняла, что что-то другое. Вышли двое, меня взяли под руки и отвели в отдельную комнату. Сразу забрали все телефоны, привели женщину. Меня осмотрели — полный досмотр, раздели догола, пересмотрели все мои вещи. Потом я оделась и меня оставили с этим охранником на некоторое время. Мы долго ждали. Потом приехали двое мужчин с «МГБ», но тогда я не знала, что они с «МГБ». Они на меня кричали, они мне угрожали, они меня вывели на улицу в наручниках, показывали людям, говорили, что я предатель-шпион. В машине надели на голову мешок и куда-то повезли. Как позже выяснилось, это было «МГБ» города Донецка. Там меня досматривали, забирали все, что было у меня в сумке, описывали и бросили в подвал.

Там было три камеры. Когда я туда попала, я была одна. Та камера, куда меня привели, была вся в крови. Там были доски, какие-то лавочки и два пятилитровых бутыли для питьевой воды — они были наполнены мочой, смешанной с кровью. Я просила убрать это, но мне не дали такой возможности, и я некоторое время находилась в подвале с этими баками.

Как оказалось позже, до меня здесь находился мужчина, которого избивали, и он мочился кровью.

Валентина Троян: А непосредственно в колонии вы были до самого обмена?
Да, я была там 2,5 месяца. Первый день, когда мы попали, мы все ужаснулись — там нет воды, там нет условий для содержания обычных людей, а это — женщины. Женщине больше нужно воды. В день давали 2 литра воды на помыться. Чтобы умыться, почистить зубы провести утренний туалет тебе дают литр воды, который ты должна налить в течение дня. Неизвестно, когда дадут воду и, если ты не попадаешь в этот момент, когда идет вода, то ты не можешь набрать воды и остаешься без воды.

Утром дают 100-150 граммов чая. В обед — какой-нибудь борщ, а питье вообще не дают, на ужин — те же полчашки чая. То есть, в достатке воды там нет. Один раз в неделю тебя ведут купаться, выдают два ведра воды, в которых ты должен помыть голову, себя и постираться. Туалеты ужасные, на улице, в холоде. Тепла как такового нет. Котлы не работают, в стенах дыры.

Если люди мне говорили, что они находятся там больше года, мое тело покрывалось мурашками. Кажется, я за эти годы сошла бы с ума.

В течение дня нельзя никуда присаживаться, 16 часов нужно находиться на ногах. Люди, которые курят, могут пойти покурить, посидеть, постоять 10 минут, а, если ты не куришь, тебе всегда найдется работа. Вплоть до того, чтобы собирать листья, переносить камни. Там находились большие природные камни и женщины перетягивали их с одного места на другое, чтобы не оставаться без работы.

Женщины там работают везде. Сами топят котлы для обогрева, разгружают уголь, носят его потом, сами разгружают дрова, сами роют ямы, если что-то случилось с канализацией, ремонтируют электрику, готовят на кухне.

Первые дни меня пустили на кухню. Там (в колонии — ред.) у каждой второй ВИЧ/туберкулез и на кухню, желательно, без этих заболеваний. Меня отправили на кухню и мне это понравилось. Я была там одна — на нарезке овощей. Но потом пришла начальница колонии и сказала, что с такой статьей, как у меня, на кухне находится нельзя — я должна только физически работать. Меня с кухни убрали.

Целый день ты должен мести листья, носить уголь, дрова, чистить туалеты, носить воду, но сидеть нельзя. К вечеру отекают ноги. Мы не привыкли столько стоять на ногах. В отряде около 55 женщин, на кухне — четыре табуретки.

У начальницы колонии построено швейное предприятие и налажено швейное производство. Где-то через две недели после нашего приезда, она получила заказ и нас отправили на «швейку», хотя мы отказывались — я шить вообще не умею. Но сразу посадили на производственную электрическую машинку и дали шитье, и мы шили. В принципе это отвлекало и не так тяжело, как на хозработах. Ты отвлекаешься шитьем, но, тем не менее с семи до семи вечера работать на «швейке» тоже тяжело. Общаться друг с другом нельзя, самопроизвольно ходить в туалет, попить воды — тоже нельзя. Хотя, воды там и нет. Очень плохие условия — в пыли, в грязи.