Из шурфа, где были убитые, так смердело, что Дремов приказал заварить его: как оккупировали Кадиевку

«Кадиевка: название изменено, оккупация продолжается»

Валентина Троян: Сколько времени вы собирали свидетельства? Какой период они охватывают?

Алексей Беда: Оккупация продолжается, мы работали над отчетом примерно полгода — собирали показания, мониторили социальные сети и СМИ, анализировали данные. События охватывают 2014—2015 год, именно тот период, когда были наибольшие нарушения прав человека и тяжелые военные преступления.

Валентина Троян: Скольких людей опросили?

Алексей Беда: В общем, опросили 26 человек, это перемещенные лица. С помощью Евгения Шляхтина мы вышли на них. Мы пытались выяснить хронологию событий, что происходило в начале, какой был расклад сил зимой 2014 года. Нам нужно было исследовать эту цепочку Майдан — Антимайдан — «Русская весна» — активные боевые действия.

Это не единственный наш отчет. Мы уже сделали их про Северодонецк, Мариуполь, Попасную, Славянск. Стоит отметить, что все события всегда были по одинаковому сценарию. Сначала какие-то страшилки на уровне слухов о бандеровцах, которые приедут и начнут убивать людей. Затем провокации и мобилизация уже напуганных людей. Далее — российские агенты или наемные местные, или боевые группы из спецподразделений ФСБ или ГРУ. Далее начинается захват административных зданий. Потом где-то летом 2014 года появляются кадровые российские военные.

Валентина Троян: На ​​карте есть определенные отметки, из них 3 — вероятные места массовых захоронений.

Алексей Беда: Я думаю, что на самом деле эта цифра будет больше, когда информация станет доступной после деоккупации этих территорий. Мы узнали об этих местах из интернета и от людей. Были люди, которые рассказывали, как их вывозили на эти ставки и угрожали убить, утопить.

Валентина Троян: Я слышала, что шурф шахты имени Ильича приказали вообще заварить.

Алексей Беда: Так и было. Из него так смердело, что люди начали жаловаться и Дремов («атаман» подразделения «Донских казаков», «комендант» оккупированного Стаханова — ред.) отдал приказ заварить шурф.

Валентина Троян: Как захватывали городской совет? Было ли сопротивление? Как вела себя милиция?

Евгений Шляхтин: Я помню, как милиция себя вела на пророссийских митингах. Они между собой уже говорили о том, как они перейдут на сторону врага и считали, какая заработная плата в российской полиции. Прямо на митинге говорили об этом.

Есть определенный процент правоохранителей, которые не предали и перевелись в Северодонецк в другие силовые структуры, но предателей было очень много. Я хорошо помню, как по городу ехали первые автобусы вооруженных людей и боевиков из захваченного луганского СБУ. Это была ночь с 26 на 27 апреля. 26 апреля мы провели патриотический автопробег и через 4 часа после этого в город въехало 2 автобуса вооруженных боевиков. Начали собирать покрышки у горсовета. Они пробыли в городе несколько часов и уехали, вернувшись к Луганскому СБУ. Захваты админзданий были периодически в апреле. Помню, были попытки захвата городского отделения милиции. Но было очень странно, что в какой-то момент местные боевики решили, что у них все под контролем и уже не надо захватывать отделение.

Захват горсовета был в первые числа мая 2014 года. Группа боевиков зашла в горсовет, оставались там день или два. Затем они подумали, что это место — не самое лучшее для ведения обороны, поэтому переехали в бывший штаб управления по борьбе с организованной преступностью. В этом штабе держали заключенных. Там 30 суток удерживали и меня.

Валентина Троян: Сколько людей было с вами в плену? При каких обстоятельствах их задерживали?

Евгений Шляхтин: Кого там только не было: и предприниматели, у которых отбирали деньги, бизнес, автомобили, и таксисты, потому что боевики говорили, что они вывозят людей из-под обстрелов. Наркоманы, алкоголики, больные люди также туда попадали. Некоторые люди были с ДЦП, потому что боевики не очень разбирались, думали, что это тоже наркоманы.

Потом меня перевели в школу-интернат. За этот период со мной в одной камере прошло около 200 человек. Все — гражданские, ни одного военного я не встречал. Это были репрессии против местного населения.

Валентина Троян: Как работали журналисты в тот период? Что они говорили?

Алексей Беда: Мы общались с журналистами и они рассказывали про случаи, когда к ним относились враждебно. На системном уровне. Составляли списки и по ним преследовали журналистов. Никакой свободной журналистики не должно быть, только пропаганда.

Полную версию беседы на украинском языке можно прослушать в прилагаемом звуковом файле.