Когда я начала снимать, военный РФ сказал: «Прицел моего автомата видит дальше, чем твоя камера» — Ирина Седова

Ирина Седова — керчанка. До оккупации занималась журналистскими антикоррупционными расследованиями.

Руководила редакцией местного сайта в Керчи.

С началом оккупации переехала в Киев. Здесь работала редактором региональной службы Громадського радио, а сейчас работает в Крымской правозащитной группе, мониторит ситуацию с соблюдением прав человека во временно оккупированном Крыму:

«Мы помогали организовать Евромайдан в Керчи. Он был немногочисленным. Было лишь несколько митингов. Но, поскольку я тогда работала в редакции радио — у нас было радио и сайт, мы помогали размещать объявления о проведении этих митингов. И на одном из таких митингов на нас напали так называемые «титушки». Выезжали мы с площади с нарядом милиции — милиция тогда еще не перешла на сторону России. Они спасли нас от разъяренной толпы российских «титушек». Это было очень страшно. Это было 22 февраля. Затем была оккупация и угроза от российских военных, когда мы снимали, как они окружили украинские военные части. Один сказал мне, когда я стала снимать, что «прицел моего автомата видит дальше, чем твоя камера», поэтому лучше не снимать. То есть, это была конкретная угроза оружием».

Редакция, в которой работала Ирина, изначально поддержала Евромайдан. Еще за много лет до оккупации здесь писали новости на украинском и выдавали их в эфир, писали статьи, которые вызвали агрессию у «кремлевских троллей», говорит Ирина.
По ее словам, среди керчан желание быть с Россией было всегда. Причина — территориальная близость к соседнему государству и наличие родственников в Краснодарском крае.

«В Керчи это было очень заметно. Там русская кремлевская пропаганда работала за 10 лет до оккупации активно. На нашем сайте кремлевские тролли постоянно писали, что «Крым — это Россия!» Это было задолго до оккупации. И когда эти сепаратистские заявления местного руководства, типа Константинова начали звучать в январе, мы уже тогда знали, что готовится что-то неладное, но подозревали и ожидали худшего сценария. Тем более, что когда был Советский Союз, то Кубань была доступна, а это — 4 километра всего через пролив на пароме. Там много у людей жило родственников. Поэтому, многие керчане спали и видели, чтобы назад присоединили Крым к России, чтобы они могли спокойно без прохождения границы ездить к своим родственникам. Поэтому такие настроения были там», — говорит Ирина Седова.

Несмотря на то, что сепаратистские настроения были в Керчи задолго до оккупации, Служба безопасности Украины не видела в этом большой проблемы. Даже когда ее сотрудникам сообщали о конкретных фактах.

«Русские нацисты еще в начале тринадцатого года проводили с «коктейлями Молотова» у нас тренировки в Керчи в руинах, а потом запостил эти фотографии в «ВКонтакте». Мы их нашли, пожаловались в СБУ. СБУ ничего не делала. Тем более, с кремлевскими троллями на сайтах. Только наш модератор как мог, убирал эти комментарии. Но мы были только одним изданием, а сколько таких изданий было по всему Крыму. И эта работа была системной, целенаправленной и она ведется до сих пор».

Ирина Седова вспоминает: 22 февраля в Керчи еще не было российских военных. Через два дня там проходил еще один митинг, на котором выступали представители партии «Русское единство». Туда она пошла как журналистка с маленьким фотоаппаратом.

«Представители «Русского единства» увидели меня с трибуны, показали на меня пальцем, подбежали «титушки» и тянули меня через всю площадь. Затащили меня за памятник под деревья и требовали отдать им флешку из камеры. И вот тогда я испугалась, потому что это было уже физическое нападение. Я не контролировала ситуацию, я смогла сориентироваться и быстро прокричать: «Пожар!» убежала в сторону наряда полиции, которые меня уже знали, потому что два дня назад они меня уже вывозили. И они меня снова вывезли, я была известная в городе журналистка, меня знали в лицо. Мне повезло», — рассказывает правозащитница.

Ирина отмечает — это были местные. Они до сих пор входят в состав каких-то парамилитарных формирований на полуострове.

Чем ближе к так называемому референдуму, тем меньше журналистка выходила из дома. Работала дистанционно.

«Потому что я понимала, что у меня действительно очень узнаваемо лицо и на меня могли просто наброситься и забить кулаками, потому что была очень напряженная обстановка. Было много казаков, пророссийских «засланных» казачков, переодетых ГРУшников. И когда мы ездили с каналом «Аль-Джазира» на переправу снимать репортаж, то за нами следила машина с ФСБшниками. Я поняла, что лучше не рисковать и последние недели сидела дома — была волонтером на инициативе «Крым SOS», которая только зарождалась. Мы писали новости и я включалась на иностранные каналы — просто по Skype рассказывала, что происходит», — вспоминает Ирина Седова.

Ирина объясняет, как определила, что это был сотрудник ГРУ:

«За нами ехала машина и к съемочной группе подошел затем ФСБшник с рацией и начал расспрашивать, кто мы такие и что здесь делаем. Когда мы спросили, кто он такой, он сказал, что он «самооборона Крыма». С московским акцентом. Было понятно, что это российские спецслужбы. Это не мог быть кто-то другой».

«Аль-Джазира» — не единственное иностранное СМИ, с которым сотрудничала Ирина. К ней обращались и другие — она ​​была для них проводником и помогала с поиском определенных локаций.

В первых числах марта в Керчи появились российские военные. На переправу они прибыли на авто с российскими номерами.

«У нас до сих пор эти фотографии. Номера были русские. Российские военные появились и мы сразу знали, что это — российские военные. Мы с ними даже разговаривали. Они рассказывали, что это военные Черноморского флота Российской Федерации. Ближе к так называемому референдуму появились военные с Кавказа. Они рассказывали: думали, что едут на обучение в Новороссийск, а затем проснулись и увидели, что они проплывают пролив на железнодорожном пароме. Их просто завезли, потому что солдаты Черноморского флота РФ, которые базировались в Севастополе, были не очень готовы к боевым действиям с нашими военными, потому что они всегда вместе тренировались, у них были совместные учения, был, скажем так, тесный человеческий контакт, поэтому ближе к «референдуму» так называемому завезли из других регионов Российской Федерации незнакомых солдат, чтобы они не знали наших военных, чтобы они были более агрессивно настроены, и вот один из этих агрессивно настроенных мне угрожал», — отмечает правозащитница.

Ирина предполагает, что российские военные действительно могли не знать, куда их везут. Это впоследствии напоминает и о тех россиянах, которых задерживали на Востоке Украины.

«Вы же знаете, как в России все устроено? Приказ дали и ты едешь, а уже потом, на месте, узнаешь, куда приехал. Поэтому это может быть правдой», — рассуждает наша собеседница.

Уехать из Керчи Ирина решила после того, как прошел так называемый референдум. Во-первых, пришла к выводу, что теперь противостоять оккупации с помощью журналистики не получится. Теперь нужны только политические решения. Также Ирина не хотела получать российский паспорт:

«Я не хотела больше видеть этих людей, не хотела больше бояться и терпеть угрозы. 18 марта я поехала на вокзал в Симферополь, муж вез на машине. А телеканал «Аль-Джазира»… Я снимала на камеру, как я собирала вещи дома, и отправила им. Они говорили, что хотят снять меня возле поезда, как я еду. Но я сказала им, что это очень опасно, потому что там уже ходили казаки. А у меня был компьютер, полный фотографий оккупации, с Майдана, и я не хотели рисковать. Поэтому я встретилась с ними в гостинице, где они арендовали номера, и они там сняли со мной сюжет. Я плакала, потому что мне было очень страшно, потому что дочь и муж оставались в Керчи, а я ехала в неизвестность, по существу. И я не знала, начнется ли война, или не начнется, потому что ситуация была непонятной».

9 мая Ирина вернулась, чтобы забрать некоторые вещи. Вспоминает, что все было спокойно. Она даже включилась на Громадськое радио, чтобы рассказать о ситуации в городе.

«После этого, летом, «всплыли» документы, так называемые «списки Поклонской» и там фигурировали моя фамилия, номер телефона, год рождения. Списки людей, по которым нужно провести оперативно-розыскные мероприятия. После этого я не рискую ездить в Крым, потому что я понимаю, что я в каких-то материалах какого-то дела, возможно фигурирую», — рассказывает правозащитница.

Тогда же в мае Ирина поехала из Крыма и больше не возвращалась. С частью родственников видится, с некоторыми — нет:

«Своего племянника я так и не видела, потому что моя сестра не вывозит его с территории Крыма. Она так решила. Сделала для себя такой выбор. Поэтому ни с племянником, ни с сестрой я толком не общаюсь. Это очень печально для меня».

Ирина уверена: Крым все равно вернется под юрисдикцию Украины, а она — вернется на полуостров, чтобы защищать  там права человека.

«Люди, независимо от того, какие они совершили преступления, все равно нуждаются в защите, защите своих прав, своих базовых прав на жизнь, здоровье и защиту от пыток и нечеловеческого поведения, поэтому я отношусь с уважением ко всем людям, и готова их защищать независимо от того, что они делают и говорят. Так мы работаем».

«Мы полностью оставили квартиру, мебель, технику, мы ничего не стали забирать. Мы уже здесь все купили. У нас маленькая машина. Мы забрали какую-то одежду. А вот альбомы с фотографиями мама нам привезла только сейчас, в этом году. У моих родителей сейчас дом в 10 минутах ходьбы от моря, от Керченского пролива. Я так хочу туда попасть, но, к сожалению, это невозможно. Там очень красиво, это места, где я выросла, где прошло мое детство».