Я храню ключи от дома и не получаю ID-паспорт, потому что в моем бумажном стоит печать Дебальцево — Вера Ястребова

Вера Ястребова — юрист, до войны жила в городе Дебальцево, с началом боевых действий переехала в Лисичанск.

До июля 2014 года, около 5 лет работала на различных должностях — секретаря, помощника судьи — в местном суде.

Сейчас занимает должность исполнительного директора Восточной правозащитной группы.

«В Дебальцево был небольшой суд: штатное расписание — до 50 человек. В таком суде контролировала работу в том числе и с аппаратом, принимала основные решения председатель суда. И в то время она поступила достаточно мудро. У нее была задача — сохранить аппарат, наши жизни и здоровье, и сохранить те усилия юристов, которые сейчас оформлены в дела и находятся на разбирательствах в суде, или в архивах, поскольку люди, которые начали появляться в городе с оружием в руках, большинство из них были ранее судимыми и мы знали, на что они могут пойти, то есть те, кто имел опыт отбывания наказания, которые были осуждены, но с испытанием. И здесь очень хорошо видно, что в таких случаях для этих людей наказание было недостаточным».

22 июля 2014 года сотрудники суда заметили, как в здание милиции подбежали вооруженные люди, забаррикадировали помещение, разоружили милиционеров, а затем — отправились в помещение суда.

«Председатель суда приказала закрыть дверь. У окон никто не стоял. Нас по залам развели, попросили тихо посидеть, может их мысли по захвату суда куда-то пройдут, так скажем. Этот план сработал. Они немного подежурили у суда и пошли в другую сторону. Знаете, если говорить об аналогиях, то мне это напоминает каких-то бродячих собак и агрессивно настроенных. И ты понимаешь — лучше идти по другой стороне улицы, или изменить маршрут, потому что ты понимаешь, что они могут тебя укусить. Вот и мы прислушались к инстинкту самосохранения».

Когда начались боевые действия, сотрудники суда перестали получать зарплату. Не было и никаких указаний относительно дальнейших действий аппарата суда, не предлагали эвакуацию и перевод в другие суды на работу.

«И даже авторитет судей… Возможно, он был услышан, но результата не было. Результат был после обращения тогда еще народного депутата Артура Леонидовича Палатного. После его депутатского запроса на нас действительно обратили внимание и поставили вопрос о предоставлении другого помещения для суда в поселке Мироновское и возвращения зарплаты работникам суда, потому что когда мы звонили что в Киев, что в Донецк — нам отвечали: город Дебальцево значится оккупированным.

То есть в августе, когда было очень жарко, и когда фактически город находился на линии разграничения, по факту у нас находились украинские военные, были патрули добровольческих батальонов. То есть фактически над городом восстановили контроль. Но из-за непосредственной близости к линии соприкосновения было сложно определить, к кому ближе мы находимся. На тот момент у меня было впечатление, что нет цели, чтобы мы оставались под контролем Украины».

Коллектив суда был не единогласным во взглядах на события, которые разворачивались в городе. Сама Вера считает, что позицию человека определяли и его профессиональные качества, и жизненные обстоятельства.

«Но я должна констатировать, что было хуже — были те, кто просто пристраивался. И среди них была заместитель председателя суда Крылова Юлия Александровна, которая в 27 лет получила статус, надела мантию, рассматривала дела всех категорий, в том числе и уголовных, и эта Юлия Александровна Крылова потом пошла строить карьеру в квазисудах так называемой «ДНР». И очень активно занимала позицию относительно построения новой псевдосистемы судебной».

Когда украинская армия освобождала Дебальцево, бои продолжались несколько дней. И даже, когда удалось восстановить контроль, перестрелки не прекращались.

«Мы пытались даже не осознавать, что вообще происходит, потому что нам очень хотелось продолжать свою обычную мирную жизнь. Затем все это свелось к тому, что встал вопрос действительно выживания. И я считаю, что благодаря тому, что само здание дома, где я жила, позволяло нам спускаться в подвал, в случае, когда это было действительно жарко, ты на всякий случай в подвале себя чувствуешь более защищенным. Мне кажется, что это больше психологический ход и все сводилось к тому, что эпизодически выбегали, покупали какие-то продукты и были с этим очень большие проблемы, были дефициты, перебои».

С одной стороны в подвалах действительно было спокойнее и больше шансов сохранить свою жизнь. Но, когда люди длительное время немалой компанией сидят в замкнутом помещении, возникают недоразумения. Чаще всего спорили по поводу того, кто обстреливает: «ваши или наши». «Ваши или наши», кстати, у каждого свои.

«Было иногда сложно сидеть в одном подвале, когда какая-то продавщица, которая сегодня стала экспертом по геополитическим вопросам, пытается тебе рассказать, что вообще сейчас будет, как сейчас украинская армия будет здесь расправляться. И хотя бы скорее пришли ее освобождать «ее ребята». Ты сидишь и пытаешься на это не реагировать, но не всегда получалось, я вам скажу».

Ситуация Веры Ястребовой осложнялась еще тем, что ей нужно было уехать в Харьков— чтобы сдать экзамены в магистратуру.

«Это был действительно шок — когда я звонила в Харьков, в деканат, и объясняла, что у нас не ходят поезда, что, к сожалению, 27 или 28 июля я не могу приехать на вступительную компанию, что мне делать. Могу ли я с другой группой сдавать, или отсрочить этот процесс. Мне сказали: это ваши проблемы — не приеду, пойдете поступать на контракт. Это было очень трудно, учитывая то, что я понимала, что не могу поступать на контракт, потому что мне нечем за этот контракт платить, и я остаюсь вообще ни с чем: если я сейчас не попаду и не доучусь, потому что для юриста бакалавр — ну это «такое».

Успеть на экзамен Вере удалось. Через линию фронта на подконтрольную Украине территорию ее вывез знакомый милиционер. Вспоминает, когда после нескольких дней в подвале, попала в город, не узнала Дебальцево.

«И ты запомнил город таким, каким он был в детстве. А когда ты выходишь из подвала и он тебе кричит: «Садись, скорее, у нас есть 10 минут!» Это пока технические пертурбации, а потом снова будет обстрел. И когда он мчится по городу с очень большой скоростью и ты видишь вырванные столбы, деревья, брошенные машины, разбитое стекло, где-то на асфальте кровь… Ты смотришь на все это и думаешь, что попал в какую-то альтернативную реальность или в компьютерную игру, что такого быть не может. И ты эту информацию сначала для себя воспринимаешь, и только потом анализируешь, что же это было».

Вера Ястребова поступила в магистратуру и вернулась к Дебальцево. Но в октябре ей пришлось ненадолго уехать в Харьков — на сессию. Тогда она столкнулась с особенностью своей прописки:

«С чем я столкнулась? Что 250 км проезжаешь в пределах одной страны, а к тебе не то, что никакой солидарности не проявят, а тебе говорят: «Да езжай со своим паспортом, откуда приехала». Это — Харьков. Не говоря о других областях и регионах. И проблема, видимо, не в этих людях, которые так говорили, а проблема, пожалуй, в том, что вообще на уровне государства давалась таким образом информация, что у людей общественное мнение сформировалось таким образом, что там все побежали на «референдум».

В январе 2015 года боевики вновь захватили Дебальцево. Стало очевидным — Украина сюда вернется не скоро. Вера Ястребова решила ехать. Говорит, там не было смысла оставаться и по чисто бытовым вопросам. Восстановление работы Дебальцевского суда в Мироновке в ноябре 2014 года был похоже на имитацию деятельности. Здание суда в Дебальцево было повреждено во время боев.

«Я не очень хотела ехать. Я все же думала, что ситуация изменится. Но потом, к сожалению, очередной обстрел и я поняла, что фактически некуда возвращаться, потому что в дом тоже попал снаряд. Поэтому, мой вопрос решили за меня. Сначала мне выстрелили в работу, в помещение, а затем выстрелили в мой дом. И уже альтернатив и сомнений в принятии решений не было.

Что я чувствовала? Я ничего не чувствовала. Я видела разрушенный город, я видела отдельных людей, которые, знаете, какие призраки, пытались решать какие-то свои будничные дела. Вот и все, что я видела. Ужасные воспоминания».

Сейчас Вера Ястребова — исполнительный директор Восточной правозащитной группы. Как нарушаются права людей на Востоке Украины — почувствовала на себе. И это не только отказ в аренде жилья через прописку. Веру не раз останавливали на блокпостах для проверки только потому, что у нее Дебальцевская прописка. В Восточную правозащитную группу обращаются как жители подконтрольных Украине территории Луганщины и Донетчины, переселенцы, так и жители оккупированных территорий.

«Я храню ключи от своего дома. Не получаю ID-паспорт, потому что в моем бумажном паспорте стоит печать Дебальцево. Знаете, говорят: не нужно цепляться за прошлое. Я не цепляюсь за прошлое. Я понимаю, что впереди довольно длительные проекты, направленные на реинтеграцию. Я стремлюсь к тому, чтобы эта реинтеграция была не только территорий, но и людей. Я хочу, чтобы люди, которые занимаются вопросами реинтеграции, знали больше о тех реалиях, которые сейчас происходят на неподконтрольных территориях в ОРДЛО, я хочу, чтобы те механизмы реинтеграции были действительно эффективными, умными, гуманными.

И я хочу, чтобы все эти спекуляции на темах блокад, чтобы они не звучали в информационном пространстве, потому что, когда я это слышу, я понимаю, что просто это не будет… Как можно такие вещи говорить. То есть, у нас именно те, кто декларирует себя с позицией проукраинской, когда они говорят такие вещи, они фактически пилят доски моста, на котором есть шанс стать сторонам.

Но я за реинтеграцию Донбасса не путем предательства национальных интересов».