23 дня не известно, где находится российский политзаключенный Ильдар Дадин

После заявления о пытках в Карельской колонии №7, российского политзаключенного Ильдара Дадина этапируют в другую колонию. Уже 23 дня ничего не известно ни о состоянии его здоровья, ни о том, где именно находится Ильдар.

Анастасия Зотова, журналистка, жена Ильдара Дадина, политзаключенного, признанного организацией «Amnesty International» узником совести, рассказывает, какие действия в сложившейся ситуации предпринимают родственники и правозащитники.

Алена Бадюк: Куда должны были этапировать Ильдара? Известно ли вам, хотя бы в какой части России он должен появиться?

Анастасия Зотова: Нет, этого неизвестно вообще никому, включая самого Ильдара. Его попросила перевести из Карелии Татьяна Москолькова, потому что были очевидные угрозы его жизни. Он выдал всю историю о том, как там пытают людей. Его и других людей, которые также пожаловались на пытки в Карелии начали прессовать, поэтому мы очень просили перевести Ильдара в другой регион, и его перевели. Но Татьяна Москолькова просила перевести его в Подмосковье, поближе к семье. Они согласились перевезти его, но не в Подмосковье, а, к сожалению, далеко. Это то, что известно.

Алена Бадюк: На вашей странице в Фейсбуке была информация о том, что, возможно, его этапируют в одну из колоний Алтайского края, или же это только на уровне версии?

Анастасия Зотова: Сейчас известно, что 4 декабря он был в Вологде, потом его повезли в Киров, а оттуда куда-то на восток в обстановке строгой секретности. Об этом мне сказали зеки, которые сидят в пересылочном пункте Кирова. Кировские правозащитники пришли в эту пересылочную колонию, и им сказали: «Спрашивайте любую информацию о любых заключенных, только не о Дадине».

Потом появилась информация о том, что он находится на Алтае. Это напечатала газета «Взгляд» — это «НТВ» в печатном виде, то есть очень странное издание, которому слабо можно доверять. На всякий случай я связалась с правозащитниками Алтая, они обошли все колонии, однако не смогли ничего выяснить. Я сама лично обзвонила все колонии в Алтайском крае, но мне никто ничего не сказал.

Единственное, что мне удалось выяснить, есть колония №5, куда отправляют первоходов (тех, кто впервые отбывают наказание) и, если Ильдара отправят в Алтайский край, то, вероятно, в 5-ю колонию. Но когда я позвонила в 5-ю колонию, мне сказали, что только если я приеду лично, они мне что-то скажут. Но, со слов правозащитников, которые там были, его там, по всей видимости, нет. Возможно, еще пока везут. Правозащитники обещали на следующей неделе тоже попробовать пройтись по колониям и поискать его.

Алена Бадюк: А как вы считаете, с чем связана такая скрытная процедура перевода из колонии в колонию? По версии некоторых адвокатов, возможно, им просто нужно время, чтобы зажили следы от пыток, чтобы их в дальнейшем невозможно было зафиксировать.

Анастасия Зотова: Как минимум, они пытаются давить на нервы, потому что понятно, что я очень волнуюсь. Мы постоянно звоним в службу исполнения наказания, и я, и Лев Пономарев, который мне помогает, пытаемся выяснить, где Ильдар. Это волнение мешает работать, потому что в Карелии людей продолжают пытать, а мы пытаемся с этим разобраться, найти адвокатов. И одно дело, когда ты работаешь с холодной головой, а другое — когда ты постоянно пребываешь в легком состоянии истерики.

Ну и то, о чем мне совершенно не хочется думать, может быть его при пересылке еще раз били, и сейчас действительно ждут, что сойдут синяки. Или вполне возможно, о чем тоже не хочется думать вообще, скажут, например, что была попытка побега, и его застрелили. Потому что в процессе моих изысканий, когда я разговаривала с заключенными и собирала показания о пытках, я понимаю, что им убить человека — ничего не стоит. Им ничего за это не будет. То есть они вполне могут убить Ильдара, и никакой общественный резонанс, никакое европейское правительство, никто им ничего не сделает.  

Алена Бадюк: Насколько активно откликаются правозащитные организации, которые работают на территории России? Насколько активно они подключаются к поиску Ильдара и правозащитной помощи?

Анастасия Зотова: В России есть организации, которые называются Общественные наблюдательные комиссии. Они есть в каждом регионе. У них есть право беспрепятственного доступа, они могут заходить в тюрьмы, СИЗО и колонии.

В некоторых регионах ОНК просто мертвые, например, в таких регионах, как Владимирская область, а вот, например, в Вологде, Кирове и на Алтае, там как раз-таки как минимум половина этой комиссии состоит из настоящих правозащитников, поэтому именно по этим регионам они включаются в работу, а в Карелии из всех членов ОНК есть только один нормальный человек, ему, конечно, было сложно что-то сделать.

Алена Бадюк: Вы также занимаетесь сбором информации о пытках в российских тюрьмах. Насколько это массовое явление, и из каких регионов России к вам поступали такие тревожные сообщения?

Анастасия Зотова: Насколько говорит опыт людей, с которыми я общалась, правозащитников в том числе, из 1000 российских тюрем около 50 как минимум — это пыточные зоны. То есть это не то чтобы половина или большая часть, но часть весьма значительная. Представьте: 50 колоний, в каждой колонии по 1000 человек — это 50 000 человек, которые подвергаются издевательствам. При этом уточню, что пыточными мы называем не те зоны, где, например, охранник один раз дал подзатыльник (это в пределах нормы), а там, где действительно засовывают палки в анальные отверстия, отрезают пальцы, ломают ребра, позвоночник, то есть все по-жесткому.

Это все колонии Карелии. Я сейчас очень плотно разговариваю з бывшими заключенными Карелии и получаю адвокатские отчеты из разных колоний, и в Карелии везде творится такой кошмар, как описывал Ильдар. Это Нижний Тагил, Владимир, Архангельск, Челябинск. Но есть и абсолютно нормальные колонии, например, в Туле, Рязане.

Алена Бадюк: Какими будут ваши дальнейшие действия в поиске Ильдара?

Анастасия Зотова: Мы каждый день звоним во ВСИН, пытаемся выяснить, где он находится. Я пишу письма и туда, и в Генпрокуратуру с вопросом о том, где он находится, но, понятное дело, мне приходят лишь отписки. Однажды мне пришло письмо, в котором было написано, что они не скажут, где находится мой муж, потому что он не давал на это согласие. Как будто его спрашивали! Я буду звонить и дальше в колонии и общаться с правозащитниками. Но лучше пытаться это пробивать через правозащитников, потому что российские государственные органы — это, как кирпичная стена, в которую бьешься головой.