Диалог — это когда обе стороны слышат друг друга, — политолог Виктор Таран

Илона Довгань: Позавчера у нас в эфире была Вера Савченко, которая говорила о том, что она не замечает удвоенных усилий со стороны украинской власти для освобождения Надежды Савченко. Как вы думаете, все ли сделала украинская власть из того, что она могла сделать?

Виктор Таран: Диалог — это когда обе стороны слышат, слушают и пытаются идти навстречу. Когда украинская власть пытается установить диалог с Россией, она натыкается на стену, но ведь невозможно коммуницировать с тем, кто не хочет слушать.  

Насколько я знаю, Савченко даже пытались обменять.

Но дело в том, что для Путина Савченко — больше, чем обычный солдат или человек, это уже определенный образ, и он не может дать слабину в этой ситуации. Если Путин сейчас ее отпустит, то с точки зрения его психологии и ментальности населения, которое его поддерживает, это будет означать слабость. Он не может этого допустить потому, что он сильный, авторитарный лидер.

Дмитрий Тузов: С одной стороны, вы говорите, что Путин — сильный авторитарный лидер, с другой стороны — Надежда Савченко, которая объявила о сухой голодовке. Мы прекрасно понимаем, что человек, который идет на сухою голодовку — идет на смерть, и если Надежды Савченко не станет в российской тюрьме, то Владимир Путин навсегда останется убийцей.

Илона Довгань: В то же время нам известен пример с Магнитским.

Виктор Таран: Да, так же после голода в Ирландии, например, никто не называл Маргарет Тэтчер убийцей. Опять же, это в нашей картинке мира Путин — убийца, а там он не убийца.

Илона Довгань: Как все-таки можно было повлиять на Путина?

Виктор Таран: Главная проблема заключается в том, что если для Украины человеческая жизнь всегда была ценностью, то для России человеческая жизнь ценностью не была никогда. Как говорил товарищ Жуков: «Солдат не жалеть, женщины еще нарожают!».

Вопрос обмена Савченко на кого-то им не так интересен. Надо понять, что может заинтересовать Путина в обмен на Савченко.

Дмитрий Тузов: Вы считаете, что это могут быть какие-то политические требования к украинской власти?

Виктор Таран: Думаю, да. Но не к украинской власти. У украинских властей нет ничего, что может заинтересовать Путина, а вот у Европы есть. Возможно будет вариант снятия санкций с ближайшего окружения Путина.

Илона Довгань: Такая революционная позиция Надежды Савченко помогает в этой ситуации или наоборот? Потому что Вера Савченко нам рассказала, что к Сенцову обращались с тем, чтобы он вел себя тихо и ждал обмена, ну и в итоге он оказался в Тайге.

Виктор Таран: Я считаю, что с Россией невозможно о чем-то договариваться. Они нарушают договоренности, если считают, что у них другие интересы. С точки зрения России это называется византийской политикой. В Византии все время нарушали договора исходя из сиюминутных партикулярных интересов.

Дмитрий Тузов: Высылая некоторых персонажей за территорию страны, Украина ведет себя очень гуманно. Мы вполне могли бы применить симметричных стандарты: назвать задержанных шпионами и начать против них следствие. 

Виктор Таран: Давайте не будем уподобляться. Мы же не хотим строить такое общество, как в России.

Дмитрий Тузов: То есть мы должны отвечать честной дипломатией на беспредел?

Виктор Таран: Если мы строим в Украине правовое государство на основе европейских ценностей, то мы действуем в их рамках.

Дмитрий Тузов: В таком случае неуместны разговоры о том, что украинская власть сделала недостаточно для освобождения Надежды Савченко. Мы же не можем послать взвод спецназа для ее спасения в Ростовскую область.

Виктор Таран: В последнее время пошел слух о том, что украинская власть не заинтересована в возвращении Надежды Савченко. Это настраивает власть и народ друг против друга, а ведь еще Сунь Цзы говорил, что самое страшное в эпоху войны — это когда власть и народ вступают в конфронтацию. Нам же нужна целостность.

Дмитрий Тузов: В данный момент 28 граждан Украины находится в официальных тюрьмах Российской федерации, но я разговаривал с Марком Фейгиным, который сказал, что в России существуют еще и тайные тюрьмы, поэтому каково количество пленных украинских граждан на территории России — никто не знает.

Виктор Таран: Считается, что там находится от 100 до 200 граждан.

Илона Довгань: Давайте вернемся к теме безвизового режима и заявления Юнкера. Все началось с того, что Грузия и Украина вместе шли к безвизовому режиму, но теперь Грузия может получить безвизовый режим уже в течении полугода, а относительно Украины ничего непонятно. Почему так произошло?

Виктор Таран: Украина, Грузия и Молдова несколько лет назад получили одинаковые условия, необходимые для визовой либерализации. Там было 3 блока условий, остановлюсь на последнем — антикоррупционном. Ключевых вопросов было 3: создание новых антикоррупционных органов, борьба с политической коррупцией и запуск государственного финансирования партий, а также внедрение электронных деклараций. Первые два условия Украина выполнила, третьего условия политики испугались.

Дмитрий Тузов: Что останавливает президента перед внедрением электронных деклараций? Это боязнь необходимости декларировать все свое имущество?

Виктор Таран: Да, потому что нужно декларировать не только дом, но и картины, часы, ювелирные изделия, картины или скульптуры. Вы понимание, что будет, когда все это всплывет? Придется декларировать больше 20 тыс., при официальной зарплате в 6 тыс.

Дмитрий Тузов: Это касается в основном народных депутатов, которые всю жизнь занимаются политикой?

Виктор Таран: Нет, это и судьи, и налоговая, и прокуратура, и полиция — все эти люди выглядят колоссально на фоне 420 народных депутатов.