Для детей нет «правых» и «левых», – режиссер спектакля «Ребенок и война»

1 и 2 декабря в Киеве – премьера  документального украинско-немецко-российского проекта о жизни военного поколения 1935-2000 годов. За считанные часы до показа в студию Громадського радио согласилась прийти режиссер спектакля Светлана Фурер.

Григорий Пырлик: Это проект украинско-немецко-российский. Достаточно непривычное сочетание в последнее время, особенно, чтобы что-то получалось украинско-российское. Как вам это удалось?

Светлана Фурер: Мы начали это полтора года назад, на фестивале Новой Европы в Кельне. Я делаю фестиваль уже 6 лет. Речь шла о том, как найти какой-то форум или подиум, где бы можно было разговаривать, встречаться. Поскольку в Европе идет война, она касается каждого человека и лично нас, каждого участников этого проекта. «Театр Док» представляла Елена Гремина, Центр Мейерхольда представлял Андрей Май и со стороны ансамбля Кельн представляю я. Мы на фестивале начали разговаривать об этом, что такое война, и как она влияет на человека. Давно у меня была идея поговорить не только про поколения, которых коснулась война, но и о тех, кто считает, что как бы их война не коснулась. Травма родителей переходит на ребенка, если об этом не говорить. Если родители не проговаривают какие-то ситуации, это остается внутри семьи, внутри народа, и переходит дальше, человек не знает, что с этим сделать. Нам показалось важным говорить о том, что будет происходить, если мы не будем говорить о войне. СМИ в Германии не очень много о войне говорят, это неправильно. Все равно, это касается очень многих людей, целых стран, всей Европы.

Григорий Пырлик: В анонсе написано, что это проект о жизни военного поколения 1935-2000 годов. То есть это несколько поколений?

Светлана Фурер: Совершенно верно, это три-четыре поколения с момента второй мировой войны до нынешней. У нас были доноры истории, которые пережили войну детьми, 1935 и 1937 года рождения (со всех сторон: В Украине, России, Германии) и есть поколение людей, которые были их детьми, и у нас есть ребята-переселенцы, из театра переселенцев. Я спросила, могут ли они подарить нам свои истории, потому что я хотела их включить в эту историческую перспективу.

Если родители не проговаривают какие-то ситуации, это остается внутри семьи, внутри народа

Если встать на метауровень, который над этим всем, над политическим, война – это ужас. И подростки, которые переживают ее сейчас в Донецке непосредственно, и на всей территории войны, она никуда не уйдёт. Об этом говорили люди, которые пережили войну 70 лет назад. Они говорят, в конце жизни это «приходит снова». Изменить это можно, только проговаривая свои истории. Неважно, кто кого. Ребенку все равно, его бомбят, и это никому не понравится, потом это отзовется в его семье.

Григорий Пырлик: Актеры в спектакле рассказывают исключительно свои истории?

Светлана Фурер: Нет, у нас было очень много историй, из которых мы выбирали. Мы сделали целый день, когда каждый, кого это касается, рассказывал свою историю. Мне было важно объединить всех, именно потому что это дети. Ребенок хочет мира, любви, понимания, света, игрушек. Мне хотелось донести это до зрителя. Я выбирала истории, которые самым неожиданным образом рассказали о войне. Каждый рассказывал свой маленький эпизод. Для ребенка нет «правых» и «левых», его нужно спасать и остановить это.

Григорий Пырлик: Опирались ли вы на истории, которые были ранее опубликованы?

Светлана Фурер: Да, у нас была изначально вообще идея поставить весь спектакль на основании книги Светланы Алексиевич «Последний свидетель». Часть этих рассказов вошла туда. Это очень маленькая зарисовка. Но потом во время развития проекта оказалось, что есть живые истории. Мне показалось, что это ближе к нам.

Григорий Пырлик: В самом спектакле есть часть, где зрители могут делиться своими историями, эмоциями?

Светлана Фурер: Совершенно верно, в конце. Это одно из средств работы документального театра, когда после спектакля делается обсуждение. После нашего выступления мы делаем разговор.

Мне кажется, милитаризация общества – это ужасно. Для меня было важно состояние семьи во время войны и после войны. У нас был человек, который говорил, что когда он хочет рассказывать про войну другим людям, которые не пережили войну по-настоящему, он умолкает. Потому что так тяжело по-настоящему об этом говорить. Мне кажется, если говорить правду о войне, очень долго бы не было больше войны.

Весь разговор слушайте в звуковом файле или смотрите на видеотрансляции