Для врача не может быть понятия «вражеский пациент», — Всеволод Стеблюк

«Для настоящего реаниматолога спасение чужой жизни — даже не профессиональная обязанность, а смысл существования», — говорит Всеволод Стеблюк. В студии работают журналисты «Громадського Радио» Михаил Кукин и Григорий Пырлик.

Михаил Кукин: Врач реаниматолог и анестезиолог Александр Чернов рассказал, что раненого врага, который попал на операционный стол, нужно не лечить, а попробовать убить.

Всеволод Стеблюк: Я не в курсе этой истории. Как реаниматолог реаниматологу могу сказать, что он либо обнюхался наркотических газов или переел чего-то. Для настоящего реаниматолога спасение чужой жизни — даже не профессиональная обязанность, а смысл существования.

Михаил Кукин: Давайте послушаем фрагмент интервью Александра Чернова каналу UkrLife.

Григорий Пырлик: Прокомментируйте этот фрагмент. Допустимо для вас сочетание «вражеский пациент»?

Всеволод Стеблюк: Я в шоке — такое услышать от коллеги. Хочу расстроить его. Как специалист, кроме реаниматологии, я преподавал судебную медицину, занимался врачебными ошибками. Практически не существует способа лишить человека жизни, чтобы экспертиза не установила причину. Коллеги, не занимайтесь глупостями, это всегда раскроется.

Я не знаю, как оценивать такие вещи. Таких людей нельзя допускать к медицине. Не может быть пациента вражеского или невражеского.

Есть человеческая жизнь. Не мы ее даем, а Господь. И не наше право ее отнимать.

Михаил Кукин: 22 июня сайт Следственного комитета РФ сообщил, что в отношении гражданина Украины Александра Чернова возбуждено уголовное дело по обвинению в применении запрещенных средств и методов ведения войны. Нашим правоохранителям стоит завести такое же?

Всеволод Стеблюк: Чтобы заводить дело, нужен факт. Пока нету ни фактов, ни конкретных признаков.

Михаил Кукин: Но человек сам признался в интервью.

Всеволод Стеблюк: Я не уверен, что этот человек вполне адекватен. В рамках уголовного производства сначала нужно назначить психологическую экспертизу. Во-вторых, мне глубоко наплевать на то, что заводит российская фемида. Я гражданин Украины. Но мое личное мнение — он придурок. При встрече я дал бы ему в морду.  

Михаил Кукин: Наша медицинская система, Минобороны должны реагировать, проводить проверки?

Всеволод Стеблюк: С самого начала ведения боевых действий медики никогда не делали различия между тем, с какой стороны попал пациент. Мы зашли в Славянск на второй или третий день после его освобождения. Моим первым пациентом был дедушка, которого ребята нашли в предынсультном состоянии, он не ел, был неделю без медикаментов. Его притащили ко мне в медпункт. Мы привели его в сознание. Он рассказал, какие мы каратели, бандеровцы. Мы его накормили. Напоили, дали медикаменты.

Первые мои пациенты — гражданские с той территории, они не всегда были рады нашему присутствию. Даже коллеги медики не всегда были рады нам. Приходилось оказывать психологическое давление, чтобы нашим ребятам оказывалась своевременная помощь и в полном объеме, там, где мы не могли ее оказать.

У нас сейчас развернуто четыре мобильных госпиталя. Госпиталь, который там с февраля 2015 года — 380 гражданских пациентов, 117 оперативных вмешательств. Госпитали, которые первые пришли в зону АТО, на южном направлении — 4476 гражданских обращений, 1390 операций. Осенью развернулся госпиталь — 1300 обращений, 78 операций. Другой, тоже с 2014 года, — 2608 обращений, 800 операций гражданским лицам.

Даже когда нам доставляли врагов, прежде всего я осматривал, оказывал помощь.

Наши ребята погибли, эвакуируя раненых россиян, оказывая им помощь, вывозя их. Есть документальные сьемки, которые показывают работу наших медиков в Иловайске. Ко мне подходили российские десантники, я им тоже оказывал помощь. В свою очередь, российский санинструктор для наших раненых ребят собрал обезболивающие препараты, отдал бинты. Когда было много раненых, мы работали вместе с врагом.

Григорий Пырлик: Ведется ли статистика, сколько и кому оказывали помощь?

Всеволод Стеблюк: Безусловно. Но это закрытые данные. Мы оказываем помощь, если следственные правоохранительные органы считают, что их можно отпустить — отпускают.

Михаил Кукин: Расскажите подробнее об истории с Иловайским котлом. Там вы лечили не только украинских военных, к вам попадали и люди с той стороны?

Всеволод Стеблюк: С той стороны нам больше всего пришлось работать с гражданскими. Наш батальон «Миротворец» заходил 24 августа. В депо, которое мы заняли и удерживали пять суток, в бомбоубежище было 47 гражданских, включая детей, тех, кто получил осколочные ранения. Больница находилась на стороне сепаратистов, нужно было переходить мост, он находился под обстрелом. Нас отделяли метров 300-400 друг от друга. Все медикаменты, которые у нас были, были потрачены на гражданское население. Батальон «Донбасс» с ВСУ держали оборону в школе, к ним в медпункт попадали обожженные: как боевики, так и российские десантники. Им оказывалась помощь, проводился полный объем терапии. Насколько я знаю, когда наши ребята попали в плен, тот же Николай Линько оказывал помощь раненым россиянам.

Михаил Кукин: Когда наш врач попадает в плен, он остается врачом?  

Всеволод Стеблюк: Он остается врачом. У нас есть история врача с военного госпиталя, который полгода был в плену. Он оперировал, работал там.

Михаил Кукин: Есть истории с той стороны, что лечили наших?

Всеволод Стеблюк: Долго оказывали помощь в Старобешевской больнице. Несмотря на то, что была угроза для врачей, за то, что они оказывают нашим ребятам помощь. Сразу после Иловайской катастрофы ребята попали в Донецк. Врачи в донецких больницах тоже оказывали помощь, помогали уйти на нашу территорию.

Григорий Пырлик: Александр Чернов говорил, что он работал в больнице Енакиево, когда уже город стал подконтрольным боевикам. Когда медик в оккупации, корректнее было бы выехать или оставаться работать, понимая, что помощь нужна?

Всеволод Стеблюк: Это дело каждого. Я не могу оценивать чужие поступки. Не знаю, как поступил бы я.