«Громадське радіо»
Ирина Соломко: Расскажите о проекте «Киевский Дневник», каким он был тогда и какой он сейчас?
Влада Ралко: «Дневник» — это серия рисунков, которые я начала рисовать с самого начала Майдана. Я не датировала рисунки. Их много, и они появлялись с новостями, которые фиксировали новые повороты реальности. Он закончен, я начала его в 2013-м году, а последняя зарисовка датирована 2015-м.
Я рисовала события, которые изменили реальность для нас. Это не документальная фиксация, а фиксация моих переживаний, страхов. Рисунков больше трехсот, это не настоящий дневник, не документальная фиксация, название условно, это не личные записки, это художественный прием и оправдание того, что этих рисунков так много.
Это события, которые изменили мир для нас, изменили реальность, и я рисовала его до тех пор, пока реальность не начала дублировать сама себя. Время от времени происходило странное, конкретный рисунок начинал быть актуальным для абсолютно другого события, в нем было некоторое зерно реальности, которое выростало в другом событии.
Ирина Соломко: Какова цветовая тональность ваших рисунков?
Влада Ралко: Такая категория не очень применима к художникам. Некоторые работы мрачные, некоторые — радостные.
Лариса Денисенко: Что люди говорят на выставках про ваши картины? Делились ли впечатлениями?
Влада Ралко: Нашим людям было все понятно, они смотрели на рисунки буквально моими глазами, а за границей говорили о том, что рисунки мрачные, спрашивали, неужели это реальность, неужели не знак, не метафора? Я там были фрагменты оторванной руки, а это мы читали в новостях о том, что какому-то парню оторвало руки.
Это с одной стороны символическая реальность, а с другой стороны — чистая и буквальная реальность. В процессе рисования был страх, потому что внутренне я поддерживала горячо одну из сторон, и был страх впасть в прославление, и навредить одной из сторон.
Лариса Денисенко: Сталкивались ли вы с цензурой? Особенно по поводу образа героя? Потому что мы любим чистых героев, светлые образы?
Влада Ралко: Я старалась избегать самоцензуры, разве что какие-то рисунки я не выставляла в определенный момент. Один из таких рисунков — символическая медведица в виде римской волчицы и два пьющих молоко младенца в украинских веночках.
Дело в том, что болезнь общая — упрощение реальности и попытка свести реальность свести к простым формам и выводам и обезвредить реальность для себя. Вот сейчас это происходит на Майдане, это — советское празднование.
Ирина Соломко: Вы видели, что в данный момент происходит на Майдане?
Влада Ралко: У меня нет предложений, как это нужно сделать, но вот я услышала торжественный голос Жени Нищука, который по-левитановски ко всем обращался.
Лариса Денисенко: Я это называю реквиемизацией, возможно, в этот день лучше всем помолчать. Я слышала, что сейчас учителям дают разнарядки в эти даты проводить экскурсии на Майдан, вести какие-то тематические беседы. И это очень трудно, так как классы сейчас состоят не только из киевских детей. То, что является для одних примером независимой борьбы, другие воспринимают иначе, это очень сложно, хочется иронизировать, но и забывать нельзя. Как художнику балансировать в таких обстоятельствах?
Влада Ралко: Разговаривать, анализировать это, думать об этом. Нужно понимать переменчивость реальности. А мы пытаемся все время ее остановить и утвердить в каком-то определенном качестве, а на самом деле мы ее теряем.
Это один из важных моментов, почему я стала делать эти рисунки, потому что я знала, что реальность будет изменена, будет героизирована, упрощена и извращена.
Лариса Денисенко: Если листать ваши рисунки за 18, 19, 20 февраля, какие они?
Влада Ралко: Мне сложно описывать работы, переводить рисунки в слова мне сложно. Могу сказать, что рисунки тех дней не самые эмоциональные из всех. Но тут дело вот в чем: если бы я продолжила «Дневник», я бы сейчас нарисовала бы мертвый дом профсоюзов, затянутый белым, я не думаю, что он был бы менее эмоциональным. Эмоциональность вне времени.
Лариса Денисенко: У нас образование базировалось на хронологии, мы обязаны были помнить даты, а психологи говорят, лучше работать с ассоциациями. Какие у вас ассоциации вызывают события 2014 года?
Влада Ралко: Помню, как после первых смертей в январе 2014 года были выходные, все потянулись на Грушевского. Мы же не знали, что будет дальше, нам казалось, самое страшное позади. И я помню, как тогда меня поразила маленькая внучка Володи Будникова.
Она была в розовом комбинезоне на фоне черной сожженной брусчатки, и я подумала, что это не конец, когда вдруг соединяются две реальности: когда в центре убивали людей и тут же люди возмущались, что какие-то магазины закрылись. Убивают людей, а рядом люди гуляют с колясками. Я до сих пор не могу в это поверить.
Ирина Соломко: Где сейчас можно найти ваши рисунки? Может, есть выставка?
Влада Ралко: «Дневник» полностью не выставлялся нигде, он слишком велик, поэтому выставлялся только фрагментарно. Один из фрагментов можно было увидеть в Национальном художественном музее, и в рамках проекта «Фантазия и реальность». Сейчас этот проект показывается в Черновцах в галерее «Бункер».
Ирина Соломко: Возили ли работы за границу? Ведь все забывается, а благодаря вашим проектам искру памяти можно поддержать.
Влада Ралко: Я думаю, что будет повод, но стоит делать все разумно и попадать в точку. После Майдана было много проектов, прославляющих Майдан, но вот эта множественность проектов, парадоксальным образом, убивает Майдан. Это количество его «заваливает». Нужно чувствовать грань.
Лариса Денисенко: Влада, а вас не обвиняли в пропаганде? От Музея Революции Достоинства не было предложений приобрести ваши работы?
Влада Ралко: Думаю, художественный проект не документ, даже если используются документальные приемы, когда это переходит в область визуального искусства, это не документ, поэтому если рисунки и окажутся в музее, то только в художественном.
О пропаганде мне никто не говорил, проект сложно обвинить в пропаганде, я считаю, что героизации там нет.
Ирина Соломко: «Беркут» представлен на ваших рисунках?
Влада Ралко: Да, конечно! Это одно из первых впечатлений, еще во время студенческого майдана.
Лариса Денисенко: А с рисунков может считываться жертвенность и беркутовцев?
Влада Ралко: Это сложный вопрос, опасные темы, мы имеем дело с опасной реальностью, которая опасна всегда. Я не хочу забывать, что 2014 год был годом Шевченко, это была абсолютная прямая параллель, настолько противоречивый Шевченко, которого пытаются обезвредить, разобрав на нужные цитаты, а ненужные — удалив, манипулируют цитатами вместо того, чтоб рассматривать его всего! И реальность нужно рассматривать всю.
Реальность тогда подбрасывала очень много знаков, которые могли помочь нам разобраться во всех вопросах.
Лариса Денисенко: Была ли идея расширить проект и дописать комментарии?
Влада Ралко: Да, обязательно. Я планирую дописать комментарии искусствоведов, критиков, моих друзей.
Ирина Соломко: Над чем вы сейчас работаете? Что вас вдохновляет?
Влада Ралко: Сейчас я некоторое время молчу, у меня есть явное ощущение, что слова истощились, не воспринимаются, многие фотографии Майдана не воспринимаются так, как должны бы. Поэтому для меня важно взять некую паузу, помолчать.