Художник, побывавший в плену: «Моя работа — это история глазами очевидца»

В студии работают журналисты Михаил Кукин и Елена Терещенко.

Михаил Кукин: Что представляет из себя этот роман «Дыра»?

Сергей Захаров: Начало истории — в 2014 году в Донецке, там мы размещали стрит-арт работы, которые показывали сущность людей, поддерживающих «ДНР».

Елена Терещенко: Вы хотели поделиться эмоциями с земляками?

Сергей Захаров: Да, это считают отчаянным шагом. Но когда у тебя отбирают дом, твои действия будут отчаянными. Боевики меня выследили, полтора месяца я провел в подвалах.

Моя цель — наглядно показать людям всю это информацию, это такая визуализация.

Елена Терещенко: Вы же писали после этих событий? Это ваши эмоции?

Сергей Захаров: Да, в подвалах я содержался с разными людьми, в том числе с теми, которых потом в 2014 году выводили на «парад». Там были не только проукраински настроенные люди, но и сами боевики или те, кого оклеветали.

Я был удивлен, что мною занимались. Тогда шли жесткие боевые действия, я не предполагал, что кого-то будут выслеживать за рисунки. Разве что схватят с поличным. Но они следили, вели по сигналу телефона.

Елена Терещенко: То есть в то время, когда гибли люди, боевики сочли художника опасным человеком.

Сергей Захаров: На Ближнем Востоке в 2011 году стены тоже были разрисованы. Арестовали больше сотни детей, которые это делали. После этого люди вышли на протест, баллончики с краской продавали по удостоверению. Это серьезная сила.

Нас подвергали пыткам в плену, они хотели узнать что-то. Но когда они поняли, что это моя инициатива, то просто начали унижать человеческое достоинство и бить. На первом допросе у людей был четкий российский акцент, они представились контрразведкой «ДНР». А охраняли местные.

Михаил Кукин: Как вас освободили?

Сергей Захаров: Я два раза попал в плен. Первый раз освободили по капризу. Было даже три инсценировки расстрела. У них был такой разброд, что они не согласовывали действия с другими. Они вспомнили, что у них есть художник, а им нужно было раскрасить «Газель» в камуфляж. Но у них остался мой паспорт, пришлось за ним вернуться. А там снова задержали. Я попал на работу в гостиницу на кухню, там просил телефон для связи. И мне помогли извне.

Елена Терещенко: Вы издаете очень личную работу.

Сергей Захаров: Думаю, это все-таки страничка в истории.

Михаил Кукин: Для Будущего Нюрнберга?

Сергей Захаров: Да. Она должна быть глазами очевидца. Эта история задокументирована рисунками и может показывать правду.

Елена Терещенко: Вы писали персонажей с конкретных людей?

Сергей Захаров: Там есть некоторые персонажи, которые где-то в интернете светились, я на себя похож. Тогда весь Донецк говорил об этих подвалах.

После освобождения где-то месяц был в Донецке, было впечатление и надежда, что город освободят. Но этого не случилось, я уехал в Киев. Я физически не мог воспринимать ту реальность.

Человек в условиях войны феноменально приспособлен ко всему. Грязь появляется среди людей, все обнажается. Ощущение, что ты в 1937 году. но есть и благодарность ситуации, ведь ты понимаешь, кто есть кто.

Михаил Кукин: Что рассказывают те, кто там остался? Свыклись?

Сергей Захаров: Там жесткая вертикаль власти, «махновщину» приструнили. В городе нельзя встретить такое количество вооруженных людей. На первый взгляд, в городе все нормально. Многие решают остаться, пробуют приспособиться к этим условиям.

Книгу мне помог издать Сергей Мазуркевич, Евгения Чуприна сделала перевод на украинский язык. Издательство — «Люта справа», оно напечатало книгу за свои деньги.